Легко заметить, как указывал Маккарди[13], что после призыва в армию и особенно в начале пребывания на фронте мужчинам приходится проводить перестройку своих внутренних установок и ориентиров поведения – работу по приспособлению, которая не всем необходима в равной степени и не всеми осуществляется одинаково удовлетворительно. Требования, которые каждый прежде предъявлял к себе в отношении морали, порядочности, эстетических чувств и отношения к окружающим, должны быть подвергнуты основательной трансформации. Мужчина вынужден в каждом отношении совершать поступки, идущие вразрез с его глубоко укоренившимися идеалами. Эти идеалы некоторые исследователи – например, Троттер[14], к которому примыкает и Маккарди, – приписывают действенности стадного инстинкта, другими словами, влиянию социальной среды, в которую судьба поместила индивида. Лично я подозреваю, что за этим влиянием стоят другие, более индивидуальные моменты, возникающие из унаследованных тенденций и самых первых отношений ребенка с его родителями. Как бы то ни было, несомненно, что каждый человек обладает такими идеалами, хотя и не всегда их так называет, и в ходе своего развития вырабатывает ряд одобряемых его «я» ориентиров, которые хочу назвать вслед за Фрейдом «я»-идеалом, наряду с рядом других, отвергаемых его «я» ориентиров.
Генетическая психология учит нас, что такая постепенная надстройка никогда не проходит гладко, а всегда сопровождается рядом сознательных и бессознательных душевных конфликтов между сознательным «я», с одной стороны, и различными импульсами и желаниями – с другой, а также чередой частичных отказов и компромиссов. Успех тоже редко бывает полностью удовлетворительным; в отдельных областях, особенно в сфере сексуальной жизни, решения всегда остаются несовершенными. Именно эти несовершенные решения конфликтов, по Фрейду, являются источником невротических аффектаций. Вопрос о том, может ли развиться невроз в том или ином случае или нет, является главным образом количественным. Природа человеческой души устроена так, что может без вреда для себя до известного предела выносить разрушенные вместе с «я» желания и стремления, но если они переходят эти границы, то исходящая от них энергия используется для создания невротических образований. Существуют различные методы удовлетворительного совладания с возникающей из враждебных «я» импульсов энергией без вреда для здоровья, и неврозы возникают лишь тогда, когда с ней невозможно справиться полностью. Остановлюсь подробнее на двух из этих методов. Первый состоит в перенаправлении энергии от первоначальной запрещенной цели к цели, согласующейся с социальными идеалами «я», возьмем классический пример со спортом, известный каждому воспитателю. Процесс отвлечения внимания от изначально сексуальной цели на несексуальную называется сублимацией, но мы также находим подобные трансформации и облагораживания во всех других враждебных «я» импульсах, например в жестокости. Однако можно найти и второй выход. Сознательное мышление может уклоняться от любого непосредственного обращения с этими импульсами, удерживать их в состоянии вытеснения в бессознательном и защищать себя от их влияния, возводя защитные стены, так называемые реактивные образования. Возьмем в качестве примера случай первичной жестокости. Жестокий ребенок может превратиться в человека, которому чужда и отвратительна одна лишь мысль о жестокости, поскольку первоначальный импульс отделен от «я» и изгнан в бессознательное, а его место в сознании занимают отвращение к жестокости и повышенная чувствительность к боли и страданию в виде реактивного образования. Если «я»-идеал обладает достаточной силой для подавления противостоящих ему желаний и импульсов или использования их с помощью трансформации в собственных целях, возможно установление достаточного для нормальной жизни душевного равновесия. У некоторых людей достигнутое таким образом душевное равновесие необычайно устойчиво; они имеют избыток душевных и нравственных сил, позволяющий преодолевать жизненные разочарования и трудности. Другими словами, они обладают значительной приспособляемостью к совершенно новым ситуациям.
Если теперь снова вернуться к войне, то обнаруживается, что требуемое здесь от мужчин приспособление труднодостижимо, хотя и далеко не так трудно, как это часто бывает в различных ситуациях сексуальной жизни. Опыт учит нас, что подавляющее большинство мужчин на это способны. Однако степень успешности, несомненно, весьма различна у разных людей и, вероятно, даже у одного и того же человека время от времени по внутренним и внешним причинам в зависимости от сопутствующих обстоятельств и одновременных переживаний войны. Также легко заметить, что успешность приспособления в значительной степени зависит от успеха прежних попыток индивида в адаптации в процессе своего развития. Важность этого утверждения состоит в выходе за рамки того очевидного обстоятельства, что чем крепче человек по своей природе, тем легче ему преодолевать проблемы и трудности ведения войны, а именно, существует важная связь между обоими этапами трудного приспособления: в настоящем и в прошлом. По сути, это те же трудности и конфликты, только в другой форме. Предположим, что первоначальная трудность в приспособлении возникла из-за жестоких импульсов, что в детстве конфликт между такими сильно развитыми наклонностями и противоположными им особенно высокими идеалами был необычайно острым и никогда не мог найти полного разрешения, хотя практическое равновесие на основе сильных реактивных образований могло бы быть достигнуто с помощью комплексных мер предосторожности, направленных на недопущение любого соприкосновения с жестокостью. Легко понять, что такому человеку особенно трудно привыкнуть к неизбежным жестоким сценам и поступкам на войне, которые дают новую пищу его давно похороненным, ставшим совершенно бессознательными жестоким наклонностям, сама возможность существования которых воспринимается им с отвращением. Например, его обучают наносить страшнейшие ранения штыком в бою и подталкивают к использованию импульсов, мыслям о которых он с содроганием сопротивлялся всю свою жизнь. Теперь он вынужден заново разрешать старый внутренний конфликт между двумя своими натурами, ему приходится заняться переоценкой своих идеалов и видеть их полное разрушение во многих отношениях. Он должен выработать новые ориентиры своего поведения, создать новые внутренние установки и привыкнуть к мысли, что наклонности, которые он раньше осуждал со всей силой своего «я»-идеала, теперь при определенных условиях разрешены и даже похвальны. Веря, что этот процесс приспособления происходит в сознательном мышлении человека, можно получить ложную картину связей, которые я пытаюсь здесь описать. Важнейшая, а зачастую и вся работа происходит в бессознательном. Таким образом мы видим, что для полного понимания проблем отдельного случая и оказания на него терапевтического воздействия зачастую необходимо правильно оценить отношение текущего конфликта к одному из прошлых, так как сила и значение текущего конфликта часто заключается лишь в воскресении давно похороненных, неразрешенных конфликтов.
В качестве примера я назвал жестокость, но мог бы привести немало других из военной жизни. В целом можно сказать, что необходимая для войны работа по приспособлению и трансформации идет в двух различных направлениях: с одной стороны, война освобождает из изгнания бесчисленные, до сих пор осуждаемые наклонности, успех этого мы наблюдаем во всех областях, даже в области обычной языковой коммуникации. С другой стороны, война предписывает человеку самообладание и строгую дисциплину, каких никогда не требовалось в такой степени в мирное время. Сознание того, что оба эти направления дополняют друг друга, может вызвать в нас психологическое понимание наиболее непонятного гражданскому человеку явления военной жизни, а именно преувеличенного значения, которое строгая дисциплина придает выполнению даже самых, казалось бы, несущественных дел. Недисциплинированная армия стала гибелью для каждого из ее нерадивых командующих. Возможно, опасность недисциплинированности связана с вызванным войной освобождением не полностью контролируемых импульсов от вытеснения.
Возникновение невроза войны из-за относительной неприспособляемости можно проиллюстрировать аналогичным процессом у более знакомых нам неврозов мирного времени. Представим себе молодую женщину, которая в девичестве так и не смогла привести свою сексуальную натуру в соответствие с «я»-идеалом и не придумала другого способа справиться с этой стороной жизни, кроме как вытеснить ее как можно дальше в бессознательное. Возможно, что после замужества она больше не сможет примирить обе свои натуры. В связи с вынужденным отказом от прежнего способа, позволявшего ей сохранять душевное равновесие, а именно недопущения сексуальности, у нее развивается невроз, когда подавленные сексуальные желания находят символическое и завуалированное выражение. Таким образом, точно так же при военном неврозе, когда прежние отношения между «я»-идеалом и вытесненными импульсами нарушены, может выявиться неспособность к установлению новых отношений в новых условиях, а выражение вытесненных импульсов может проявиться в форме какого-то невротического симптома.
Насколько я могу судить, характерные для военных неврозов специфические проблемы связаны с двумя основными группами душевных процессов, а именно с уже упомянутым выше приспособлением к войне и страхом. Последний нельзя рассматривать как подвид первого, поскольку здесь отсутствует наиболее типичный момент – трансформация оценочного суждения. Моральная оценка страха и возникающих из него конфликтов остается на войне той же, что и в мирное время. В обоих случаях считается моральным недостатком проявлять страх или находиться под его влиянием, особенно когда речь идет о выполнении долга. Солдат, который хочет спастись от огня орудий, находится в том же моральном положении, что и человек в мирное время, не желающий рисковать своей жизнью ради спасения тонущего ребенка. Конфликт, в котором оказывается солдат, даже меньший. Его весьма понятное стремление встретило бы в широких кругах глубокое понимание и навлекло бы на него меньше позора, чем на последнего упомянутого че