Выбор был не случайным. На более приличное заведение у Вити не хватило бы средств, а здесь ему все было по карману. Угощать его мне не хотелось.
Наконец в дверях появился он. Просто одетый, в недорогой финской крутке с накинутым капюшоном. Витя снял его и вытянул голову, ища меня в зале, а заметив – я сидел лицом ко входу, – помахал.
Я чуть не улыбнулся. С последней нашей встречи обычный будущий журналист Виктор со смешной фамилией Гарсиков нисколько не изменился. Правда, и времени прошло всего ничего. Невысокий, худощавый, с копной вечно взъерошенных соломенных волос и в больших очках с роговой оправой, державшихся на курносом носу, он всегда мне напоминал Шурика. Может, у них со Светой и могла бы получиться семья. Правда, какое у нее было бы будущее…
Ну как такой человек мог быть пособником серийного убийцы, думал я, пока Витя, на ходу разматывая шарф, шел к моему столику. Да и не знал он про наш мир ничего.
Я легонько коснулся его сознанием. Нет. Ни следов внушений, ни воздействий. Ничего. Обычный человек с обычной аурой.
И тем не менее сообщение в Светином телефоне было уликой.
Дело запутывалось.
– Извини, опоздал. – Отодвинув стул, Витя сел напротив и пожал мне руку. – Так что за разговор?
– Сначала закажи что-нибудь. – Я подсунул ему картонку меню, не зная, с чего начать. Ситуация напоминала мне момент, когда Бизон нашел меня у Вельдикяна, чтобы сообщить ужасную новость. Теперь эта роль выпала мне. Я не представлял, какой будет реакция, а Витя к тому же не пил, так что в моем случае вариант с алкоголем отпадал.
– Чай и вареники, – изучив меню, сказал Витя.
Чай и вареники. Не хипстер и не мажор. Аккуратный, усидчивый и в то же время какой-то неказистый, будущий рядовой питерский интеллигент. А может, выдающийся журналист. Акула пера. Но было в нем что-то из прошлого. Что-то советское.
Я смотрел на него.
Знал ли ты, что у тебя мог быть ребенок? Что напротив сидит человек, который у тебя его отнял и тем самым разрушил будущую семью.
И вот сейчас я тебе должен сказать…
Заказ принесли быстро, а мне больше ничего не хотелось. Мне стало его жалко.
Он отпил из кружки, но есть пока не начинал. Завернутые в салфетку вилка и нож лежали возле тарелки. Почему-то у меня появилась уверенность, что вареники так и остынут не тронутые.
– Так что случилось? Что со Светой? – спросил Витя, сосредоточенно глядя на меня.
Тянуть не имело смысла.
– Витя… – Я прочистил горло. – Виктор…
Он внимательно слушал.
– Понимаешь… – Я сделал глубокий вдох. – Свету убили.
Витя тряхнул головой, попытался улыбнуться, видимо, думая, что это плохая шутка, а потом растерянно посмотрел на меня.
– В смысле… убили?
– Вчера вечером или ночью.
Позабыв про еду, Витя глядел на меня немигающим взглядом.
– Как? – наконец наивно спросил он.
– Жестоко. – Я выходил на щекотливую тему и теперь старался аккуратнее подбирать слова. – Есть подозрения, что серийный маньяк. У следствия пока нет вариантов. Но тут такое дело… Ты не посылал Свете вчера никаких сообщений? О том, что хочешь с ней встретиться?
Он вышел из ступора, снова тряхнул головой и, нахмурившись, полез за телефоном.
– Сообщений? Да нет. Зачем… Мы же с ней расстались. А что?
Я заодно проверил и мобильник. Трубка была новой. И тоже ничего.
– Есть улика. Последнее сообщение, полученное Светой вчера, было от тебя. Ты предлагал ей встретиться в центре в девять часов. Спустя несколько часов ее убили.
Витя испугался.
– Я… Да нет же, – забормотал он, судорожно копаясь в своем телефоне. – Как же так… Бред какой-то. Номер, конечно, остался. Но я и не думал… Ведь у нас с ней все. К тому же я вчера трубку в салоне менял…
– Но симка-то старая. В каком салоне?
– МТС у «Владимирской». – Витя жалобно посмотрел на меня. – Я ничего не писал, клянусь!
Я прекрасно видел, что он не врет, и от этого мне становилось еще тяжелее. Но зато у нас появилась новая зацепка, которую необходимо срочно проверить.
В голове всплыли слова Драгомыслова.
– Никто тебя не обвиняет, – постарался как можно мягче сказать я, уже зная, как поступить дальше.
Он убрал телефон и понуро смотрел в тарелку. Вареники остыли.
– А похороны когда? – наконец тихо спросил он, и у меня защемило сердце.
Хоронить было нечего.
– Я приду.
Нет, Витя. Не придешь.
На этом надо было заканчивать. Я узнал все, что хотел. Точнее, не узнал ничего. Но Витя был действительно не виноват.
Собравшись, я снова легонько коснулся его сознания и стер из памяти воспоминания о только что произошедшем разговоре, начиная с момента, как он увидел меня и помахал рукой.
Витя поднял голову, поправил очки и с удивлением посмотрел на меня.
– Извини, задумался.
– Ничего, – вставая, ответил я. – Хоть встретились поболтать. Рад был повидаться, но мне уже пора. А ты кушай давай, а то остыли, наверное.
– Ага. – Он пододвинул к себе тарелку с варениками. – Я тоже был рад. Свете привет.
Я вышел из кафе и набрал Драгомыслова.
– Слушаю, – почти сразу откликнулся шеф.
– Витя чист, – доложил я. – Ни воздействий, ни внушений. Вообще ничего. С мобильником та же история. Правда, он вчера его менял.
– Где? – насторожился Драгомыслов.
– В офисе МТС, у «Владимирской».
– Добро. Пошлю кого-нибудь проверить.
– Геннадий Петрович…
– У?
– Я ему память почистил. Только про разговор.
– Да и правильно, – согласился шеф. – Пусть спокойно живет.
– И я так думаю. А что теперь?
– Что теперь, – проворчал Драгомыслов. – Я бы срифмовал, да грубо получится. Оперативники руками разводят. До Миши не дозвониться. С твоим Витей вообще чертовщина какая-то…
С этим я был согласен. И меня это беспокоило.
– Ладно, продолжаем работать, – устало подытожил шеф. – А ты догуливай сегодня и завтра выходи на работу.
– Спасибо, Геннадий Петрович. До свидания.
– Угу.
Убрав телефон в карман, я обернулся и посмотрел на кафе, внутри которого теперь ни о чем не знавший Витя Гарсиков спокойно ел свои остывшие вареники.
Мы мучаемся над мелкими, никому не нужными проблемами, мы тратим наши мысли и чувства впустую, мы от рождения смотрим себе под ноги, только под ноги. Помните, как с детства нас учат: «Смотри себе под ноги… Смотри не упади…» Мы умираем, так ничего и не поняв: кто мы и зачем мы здесь. А между тем где-то глубоко в нас живет одно стремление: туда, ввысь, домой! В тот далекий мир, откуда мы пришли.
Вдруг вспомнился монолог Миронова из «Фантазии Фарятьева». Да, нас тоже этому учат. Только как раз учат падать, а не идти в мир, откуда мы якобы пришли. Падать в свою тень. И каждый раз мы не знаем, что ждет нас за этой чертой. Пустота, ветер, холод или… Или все-таки что-то еще.
Туда, ввысь, домой!
Иные. Кто же мы такие, в конце концов?
Нужно было о многом подумать.
Сунув руки в карманы пальто, я пошел по улице. Последний день отпущенного мне отпуска медленно подходил к концу.
Снова начало накрапывать, и я ускорил шаг. Питер словно все знал и не переставал оплакивать проливавшимся с неба дождем горькие судьбы своих обитателей.
Я шел, и улицы двигались мне навстречу.
А где-то в этот же момент по Сумраку наверняка бродил наш загадочный и неуловимый убийца.
Вернувшись к себе в студию, я сел за компьютер. Прогулка по городу не помогла, мне так и не удалось подыскать более-менее логичное объяснение произошедшему со Светиным телефоном. Витя оказался ни при чем. Никаким воздействиям не подвергался до сегодняшнего дня, когда я поправил ему память. Да и не верил я в такую возможность. Хотя сильный Темный запросто мог использовать обычного человека в своих целях. Но тут ниточка обрывалась.
Ясно выходило только то, что сестру специально заманили в ловушку. Но кто? И главное – как?
Позвонил раздосадованный Драгомыслов. Салон у «Владимирской» проверили, но и там тоже ничего не нашли.
Размышляя, я подпер щеку кулаком и бездумно водил «мышкой» по иконкам папок, выложенных на рабочем столе. Сплошные цифровые редакторы, программы кодировки, несметное количество папок с фотографиями… В этой набитой микросхемами пластмассе была вся моя работа. И жизнь.
Теперь это все, что у меня осталось. Застывшие лица, выхваченные из реальности в вечность.
Курсор на экране сам собой остановился напротив папки «Семья». Я щелкнул «мышкой», открывая ее.
Мама, Света и я. Вместе и по отдельности. На даче и в редких заграничных поездках. Были и старые фотографии нас со Светой, которые я когда-то бережно отсканировал из семейного альбома, переводя их в электронное бессмертие. Некоторые аккуратно восстановил.
Вот Света совсем кроха, в пуховичке и шапке с помпоном, по самый нос замотанная связанным мамой шарфом. Стоит рядом со снеговиком, которого слепила в детском садике. Это мамин снимок. А вот я на велосипеде, на даче. Это уже Светка. Снова она, с цветами и рюкзаком за спиной, идет в первый класс.
Света…
Я встал из-за стола, сходил на кухню, взял бутылку виски с бокалом и вернулся к монитору, продолжив разглядывать уцелевшие осколки моей разбитой семьи. И, погружаясь в моменты прошлого, я все сильнее себя корил за то, как мало я фотографировал их. Тратил время на расфуфыренных фиф и пейзажи, вместо того чтобы нет-нет да и заставить попозировать маму и сестру. Теперь эти снимки были бесценны.
Как было написано на рекламном плакате каких-то сигарет еще в середине девяностых – понимание приходит с опытом.
Меня в мой опыт жестоко ткнули. Просто поставили перед фактом.
Отпив из бокала, в который налил на полпальца, я только собирался перейти в папку с видеофайлами, которых тоже было всего ничего, как раздался звонок в дверь.
Откинувшись на спинку кресла, я с удивлением посмотрел на часы. Было одиннадцать часов одиннадцать минут вечера.