Семен же был недоволен собой. Он не привык видеть спину соперников на лыжне. Агафонов возмущался:
— Если бы не брюки, ек-макарик, я бы дотянул, не отстал бы от мастеров. А в брюках тяжеловато…
На последнем этапе у леоновцев эстафету принял мастер спорта Григорий Тихонов. Ему был поручен финишный этап вот почему: Леонов знал, что до этого этапа будут лидировать те, кто в походы не ходит, на самолетах не летает, кто служит на берегу и имеет возможность тренироваться на хорошей лыжне. У леоновцев основным соперником на финише был сильнейший лыжник флота — мастер спорта Колпаков. Этого человека разведчики хорошо, знали — он когда-то даже служил в их отряде. Но потом пришлось с ним расстаться: не хватало у парня смелости, силы воли.
Да и на лыжне отсутствие воли могло подвести лучшего лыжника. Командир сказал Грише Тихонову:
— Пускай Колпаков и сильнее тебя технически и быстрее тебя, но ты попробуй обогнать его на первом километре! А потом увидишь: он отстанет. Ты можешь идти еле-еле, а он не посмеет к тебе приблизиться. Но только сделай рывок в начале этапа — он испугается.
Тихонов так и сделал — обогнал Колпакова на первом километре. Сам потом еле дошел, но Колпаков так и не смог достать его.
Кубок, который разведчики завоевали в тот день, до сих пор стоит в ленинградской квартире участника той эстафеты мастера спорта Павла Барышева. Всегда, когда Агафонову, или Леонову, или Тихонову случается побывать в городе на Неве, они заходят к своему фронтовому другу, молча смотрят на кубок, гладят его металл, вспоминают юность свою, огнем опаленную, друзей боевых, победы спортивные… И каждый из них снова думает о доблести, о подвигах, о славе…
Галина ДымшаковаКАРАЮЩИЕ ПЕРЧАТКИ
— Гена, ради бога, осторожней, помни о брови. Держи канадца подальше от себя! — эти слова Сергей Щербаков повторял в седьмой раз. Шатков, погруженный в мысли о предстоящем бое, рассеянно слушал своего опекуна-секунданта.
А ведь и в самом деле получалось нелепо — Шатков разбил себе бровь перед самой олимпиадой, той олимпиадой, которую он хотел и должен был выиграть. И как разбил? На тренировке, играя в баскетбол со стокилограммовым Львом Мухиным. Он сделал неудачное движение — и… Сейчас, правда, рана немного поджила, но стоит канадцу провести один точный удар — и Шаткова снимут с соревнований. Надо быть предельно собранным.
Восемь тысяч болельщиков заполнили Вестстадиум. Курят, кричат, жуют резинку. В первом ряду партера сидит одетый в скромное платье герцог Эдинбургский — он хочет спокойно посмотреть на своего любимого боксера — Шаткова.
Геннадий — бесспорный фаворит олимпиады. Газета «Экип» писала о нем:
«Шатков беспощаден в ударах, но он в то же время выдающийся техник: холодный, трезвый, свободно себя чувствующий, часто вдохновенный… В Мельбурне он будет еще раз грозным лидером команды в красных майках».
И вот — неожиданная травма. Хорошо, что зарубежные боксеры не знают о происшествии на баскетбольной площадке. Теперь надо менять манеру боя, отказываться от своего почерка. А может быть, наоборот — атаковать еще стремительнее и кончать поединки нокаутирующим ударом уже в первом раунде?
Свой первый бой с канадцем Хозеком на Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне Шатков провел не совсем уверенно. Это был единственный поединок в Мельбурне, выигранный по очкам. Все остальные завершились нокаутами.
Один из самых драматических боев был с аргентинцем Салазаром. Шатков опоздал к началу соревнований — сломалась машина, которая везла его из Олимпийской деревни. Геннадий не смог хорошо разогреться. Да ему тренеры и не советовали делать этого: они были убеждены, что Салазар откажется от боя. Шаткову предстояло лишь выйти на ринг и поднять руку. Геннадий не настраивался на борьбу. Лишь в последнюю минуту он как-то интуитивно уловил: бой грянет! И очень упорный! Просто аргентинец «затемнился».
Шатков быстренько забинтовал руки и вышел на помост. Темпераментный аргентинец сразу бросился в атаку. Он знал, оказывается, о ранении Геннадия и стремился любым путем пробить в бровь. Первый раунд Шатков чувствовал себя неуверенно — не мог найти своей манеры боя. После перерыва Геннадий сжался как пружина. Он решил подавить силу воли Салазара. Но и аргентинец не хотел мириться с условиями Шаткова. Тогда Геннадий провел два сильных удара — Салазар рухнул на ринг. Нокаут!
Когда советский боксер уходил с ринга, он почувствовал, как сильно болит палец правой руки. Неужели в довершение всего он выбил и палец? Да, в пылу борьбы Геннадий не заметил, как повредил руку. Снова травма… А впереди был решающий бой с великолепным чилийским боксером Тапиа, который вышел в финал, сокрушив поляка Пюрковского, нокаутировав олимпийского чемпиона чеха Торму.
Чилиец случайно узнал о больной руке Шаткова. Прослышал он и о разбитой брови.
Бой этот, который должен войти во все учебники по боксу, длился 70 секунд. Но какие это были мгновения! 69 секунд чилиец лез напролом, он шел в яростную атаку. Шатков спокойно проводил «воспитательную работу», внушая уважение к своим ударам. Шла 69-я секунда. Чилиец рвался к победе. Шатков сделал красивое обманное движение — и атакующий Тапиа, как говорят боксеры, «провалился вперед» — бил в противника, а попал в воздух. И в тот же момент карающая перчатка Шаткова настигла чилийского чемпиона. Очередной нокаут!
Шатков стал олимпийским победителем, заслуженным мастером спорта. За мужество и высокое мастерство правительство наградило Геннадия Ивановича орденом Ленина. Этим самым дорогим орденом страна отмечает лучших своих сынов — полководцев, академиков, композиторов, писателей, людей, чьи имена являются гордостью нации. И среди них — Геннадий Шатков.
Владимир КоноваловРАНО УТРОМ, ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ
Это было в Ленинграде в марте 1966 года. В закрытом манеже собрались все сильнейшие легкоатлеты страны, чтобы разыграть золотые медали зимнего чемпионата СССР. Наша группа кинодокументалистов имела задание снять сюжет для киножурнала «Советский спорт».
В тесном зале манежа шла борьба по нескольким видам спорта одновременно, и очень трудно было реагировать сразу на все. Хотелось отобрать для съемки события наиболее интересные, драматически напряженные. Я стоял у выхода центральной трибуны, наблюдая за соревнованиями, советуясь с операторами, определяя объекты съемок.
На беговой дорожке сменяли друг друга спринтеры, барьеристы, стайеры. В правый сектор вслед за толкателями ядра приходили прыгуны в длину, потом в высоту. Но когда бы я ни посмотрел влево, там непрерывно состязалась одна и та же группа спортсменов, прыгающих с шестом.
Я поймал себя на том, что мне все больше и больше хотелось обосноваться именно в этом секторе, где была возможность неторопливого наблюдения за спортсменами, где внутренний, глубинный подтекст борьбы мог быть особенно ощутим. Спортсмены разминались, сосредоточивались перед прыжками, нервничали, разбегались по нескольку раз и снова возвращались к линии разбега.
Наконец прыжок. Удача или неудача — в любом случае прыгун еще долго стоял под планкой, выверяя высоту хвата шеста, силу толчка, отсчитывая шаги до рубежа разбега.
Я подхожу к прыгунам, вглядываюсь в лица в поисках старых знакомых, интересуюсь высотой.
На планке — четыре метра двадцать сантиметров.
Игорь Фельд здесь, но он еще не прыгает. Ходит туда-сюда, садится, опять встает.
Судьи спрашивают у него, не видел ли он Близнецова. Сейчас — нет.
Четыре сорок. Начинает Фельд. Долго стоит у линии разбега. Покачивается вперед-назад, меняя опорную ногу. Не решается. Наконец разбег. Скорее, это пробная пробежка, попытка найти нужный ритм. Вялый толчок, тоже словно разминочный. Фельд пролетает под планкой. Судей и участников это не удивляет. Видимо, здесь к такому привыкли.
Еще попытка. Всё значительно увереннее. Фельд берет высоту, берет технично, правда без большого запаса. Сразу видно, что его лучшие прыжки — впереди.
Четыре пятьдесят Фельд пропускает.
Наконец-то появляется Близнецов. Не для прыжка, нет. Просто уже пора появиться, а то волнуются судьи, тренеры. Да и публика интересуется. Случайно он садится на ту же скамейку, где отдыхает Фельд. Не смотрят друг на друга.
Какие же это разные люди!
Геннадий Близнецов выглядит настоящим атлетом, суператлетом. Говорит мало. Меланхоличен. Небольшие усики над верхней губой. Очень спокоен, словно совсем не волнуется.
Игорь Фельд — спортсмен невысокого роста, с очень интеллигентной внешностью. На нем три свитера. Готовясь к прыжку, он медленно снимает их один за другим. Потом надевает снова. Прыгуны берут четыре пятьдесят. Фельд встал, походил немного, успокаивая нервы. Потом снова сел. Вынул апельсин и начал чистить его.
Вот Близнецов что-то спросил у Фельда, повернувшись к нему. Тот ответил не оборачиваясь. Внешне спокойно. Но это только внешне. Никто не обратил внимания на то, как они разговаривают. И видимо, разговор был незначительный. Но стоило присмотреться, как тайное становилось явным. Они ни с кем так не говорят, как друг с другом. Близнецов улыбается, хотя и смущенно, пожимает плечами, даже жестикулирует. То поворачивается к Фельду, то опять отворачивается от него. А Фельд в одной позе. На Геннадия не глядит. Словно не решается или чувствует, что увидит в сопернике нечто такое, что может смутить, разволновать. Это уже борьба нервов. И оба явно берегут себя для главной схватки, схватки над высокой планкой под потолком манежа.
Близнецов начинает разминаться. Шеста в руки не берет. Бегает короткие отрезки, но очень быстро. Разминается вместе с лучшими спринтерами — Политико, Савчуком, Кащеевым. И не уступает им. Силища и скорость. Пара пробежек с шестом на весу, без всяких попыток толчка. И это все.
— Высота четыре метра шестьдесят сантиметров. Прыгает Близнецов. Кейдан приготовиться.