Кто защиты этой зыбкой не простит?
Ошибалась, ушибалась — жизнь идет.
А до свадьбы все, считалось, заживет.
После свадьбы много-много лет прошло.
Все, казалось, слава Богу, зажило.
Только шитый белой ниткой шов — трещит.
Вот и прячусь за улыбку, как за щит.
Будто переливание крови
Эти дивные встречи мои.
Мне ничто не поможет, кроме
Обновления всей крови.
Стисну руки, глаза закрою,
Вдруг догадкой ошеломлена:
У меня — твоя группа крови
И меня к тебе тянет — она.
Но ты, один лишь ты и виноват
В том, что стихов оборвалась лавина.
Ведь я ни в чем не знала середины —
Той, золотой.
Мне — или рай, иль ад,
Но только не чистилища долины.
Не рифмовать — да лучше и не жить!
Но эти рифмы — медленная пытка…
О Господи, как хрупко и как зыбко
Все то, что пожелал ты подарить!
Прости меня.
Я намолчалась — всласть.
Летать прекрасно, только б не упасть.
Я верю, что меня ты позовешь
Протянешь руки, ласково шепнешь:
«Мой свет весенний…»
И пойду доверчиво,
Как маленькая, глупенькая девочка,
Извечно женскую перемогая дрожь.
Пусть будет все иначе, чем хочу,
Пусть ты захочешь только отогреться
И, мимоходом прислонясь к плечу,
Так нехотя, шутя, заденешь — сердце.
Пусть все мои наивные маневры
Видны за километр.
Пусть условен
И зыбок этот перехлест дорог,
Пусть по ошибке ты на мой порог
Взошел — и смотришь так недоуменно…
Я верю, что ты все-таки придешь
В осенний снег или в весенний дождь,
Прочтешь моих стихов дневник лукавый
И… ничего, наверно, не поймешь,
Но все-таки зачем-то позовешь —
И я пойду.
Как девочка за мамой.
Я ждала тебя, так ждала:
Все старье из стола убрала,
Дневники и стихи сожгла,
Угольком глаза подвела…
И что ты не придешь поняла.
Мне говорили: счастья не бывает.
А если и бывает, то не так.
А как — никто, по-моему, не знает.
А из-под ног земля все уплывает
И сердце без ошибки понимает
И принимает каждый новый знак.
Я вспомню — и горячею волною
Меня опять накроет с головою
И сердце остановится на миг.
Спасибо, мой родной, за совершенье
Всех самых сумасбродных сновидений,
За то, что жив поэзии родник.
Спасибо, мое счастье, за мгновенья
Двойного — в унисон — сердцебиенья,
За то, что я живу, смеюсь, пишу.
Спасибо, мое сердце дорогое,
За то, что я сумела стать другою…
А большего я просто не прошу.
Ведь я живу, смеюсь, люблю, дышу.
Просто — голос в трубке телефонной,
Просто — ключевой воды глоток,
Просто — ключ к десятку новых строк,
Утро после ста ночей бессонных.
Вот и все. Не правда ли — как просто?
Просто — счастье, просто — жизнь и свет.
Просто горя не было и нет,
Просто… ничего ещё не поздно!
Я безумна — что смотреть с улыбкой немой?
Но сошла я с ума летней ночью одной.
Пели звезды о встрече, отпевали — разрыв.
На одно лишь мгновенье все в душе сохранив,
Я забыла, забыла, где муж, где жених,
Где — лишь тень, их ведь столько уж было — моих.
Столько было — моих, ты же, к счастью, — не мой…
Я безумна — что смотришь с улыбкой немой?
Все будет в свое время. Бег минут
Сближает нас прочнее всяких пут.
Увидимся? Не встретимся? Все благо!
Ведь только тех и любят, кого ждут.
Вскрывала вены до костей,
А кровь не шла никак.
Хотела заманить гостей,
Да помешал пустяк:
Ни капли крови про запас
У ведьмы не нашлось.
Зря пробил заклинанья час —
Заклятье сорвалось.
Чем завтра потчевать дружка
И чем приворожить?
Под сердцем нож на три вершка,
А крови — не добыть.
Я сумасшедшая, я знаю:
Так рваться к горькому концу,
Так балансировать по краю
Нормальным просто не к лицу.
В минуты редких просветлений
Я ощущаю холодок
Моих последних песнопений
И кровь в конце последних строк.
Я хочу быть Чебурашкой,
А не бедною дворняжкой.
Чебурашке нужен друг.
Может, он найдется вдруг?
Я хочу быть Винни-Пухом
С гладким, сытым, толстым брюхом.
Только мед хочу любить,
В гости к кролику ходить.
Вот история какая:
Кем мне быть — сама не знаю.
Надоело сочинять,
Лучше снова буду спать.
Длинный день на балконе, в цветах, и тот взгляд твой внезапный,
И мгновения те, что уходят, увы, безвозвратно, —
В яркий, солнечный луч обернувшись, но — вечером тенью вернутся.
И заснуть на мгновенье, и снова от счастья проснуться…
Эти дни вне реалий… Нужно их нам использовать как-то,
Как в азартной игре, открывая все новые карты.
И, встречая, как новость, капризы судьбы поминутно,
Козырного туза утаить и метнуть лишь под утро.
Козырного туза — невозможно — счастливое лето,
Короля козырного — тот самый «да божий» поэта,
И трех дам козырных, что приходят ко мне вновь и вновь,
Трех сестер неулыбчивых: Веру, Надежду,
Любовь.
Больную душу трудно излечить,
В единый миг как с прошлым распроститься?
Я так привыкла плакать и молиться,
Не научившись наяву любить.
Услышь, как мне тоскливо и тревожно
В глухую ночь под красною звездой.
Пойми, как мне невероятно сложно
Стать молодой, оставшися седой.
Услышь, как я зову тебя, любимый.
Не руку, нет, хоть голос протяни
Сквозь эту ночь, сквозь призраки мои,
Скользящие безмолвно мимо, мимо…
Услышь меня, спаси меня, любимый.
Да, в счастье есть трагическое что-то.
Конечно, есть. Пусть это только нота,
Но та, которой дышит весь прелюд.
Гармония, слиянье, совершенство,
Апофеоз, высокое блаженство,
Экстаз…
А если все-таки убьют?
Как раз на пике этого полета…
Я больше не боюсь ни черных дней,
Ни белых от бессонницы ночей,
И прошлого безжалостные тени
Покой мой потревожить не сумеют
Отчаянье и грусть — все преходяще.
Впервые в жизни грежу настоящим,
Впервые в жизни не хватает слов
И… слишком много их.
Как птицелов
Я караулю ту, одну, чьи песни
Совсем немногим избранным известны.
Но попадет ли мне она в силки?
Ее полет и песни так редки…
Я не боюсь предчувствий и примет,
Я не боюсь за все держать ответ.
Лишь одного боюсь: а вдруг, а вдруг
Молчания опять замкнется круг,
В моей душе иссякнет рифм родник —
И я тебя утрачу в тот же миг.
Бояться — не гибели: ладоней твоих
Отчетливых линий. Читаю на них
Погибель. Не даром
Гадаешь ты мне.
Ах, дорог подарок!
Плачу — и вдвойне.
Плачу, а не плачу,
Не злюсь — золочу
Ладони горячие
Тебе — палачу.
Не алою кровью,
Не солью очей.
Сладчайшею болью
Всех дней и ночей.
Пойду, улыбаясь,
Босая — по острым
Ножам, лишь поманишь,
Пройду к тебе — версты.
Чтоб только касались
Меня твои руки,
Чтоб радости завязь
Рождалась из муки.
Чтоб только единого
Бояться: твоих
Безжалостных линий
Ладоней родных.
Казаться сильной — вовсе и не грех.
Так воспитали нас. Так было модно.
Один за всех? Да за кого угодно
Одна — за всех, для всех и против всех.
Казаться сильной — норма, эталон.
Не суть столь важно: быть или казаться.
Ведь на войне как на войне — сражаться
И все. А кто боец, она иль он,
Кому какая разница? Победа!
Вот — высший смысл, единственная цель.
И крутимся, как белки в колесе,
По собственному — вражескому — следу.
Казаться сильной, быть ей… О, когда бы
Сумела я начать с начала жить,
То одного старалась бы достичь:
Казаться, быть и оставаться слабой…
Какой Шекспир и завещал нам быть.
Как трудно мне выразить сердце стихами
Пусть все теперь будет лишь в области снов.
Но только с тобою… Нет, все-таки с Вами
Я ближе, чем с теми, кто рядом.
Но слов
О том, что все смертны, не надо. Я знаю.
Хватило могил на недлинный мой век.
Не нужно о смерти, я Вас заклинаю,
Пожизненно мой дорогой человек
Пусть будет другое, пусть даже — другие,
Я Вас не ужалю ревнивой строкой.
Мы любим друг друга. Сегодня. Живые.
И вечно я — с Вами.
Нет! Все же с тобой.
Человек ты мой удиви тельный,
Для чего это чувство вины?
Испокон веков у обители
Было ровно четыре стены.
В рождались сонеты, поэмы,
В этой келье и взял разбег
Век наш атомный, жесткий, нервный,
Беспощадный, прекрасный век.
Удивительный, так непонятный