– Не то слово.
Эльфийка прошлась туда-сюда, остановилась на бережку и принялась кормить рыбок – или для чего там еще с умильным видом рассыпают на воду пахучую труху?
Тут с носом Алеры случилось что-то странное – на вздох показалось, будто все утро пахнет этой трухой.
– Ты могла бы пообщаться с ними, Алера. И увидела бы, что с ними может быть интересно, что они дружелюбны совершенно искренне, а вовсе не для виду, что они совсем не ужасные, не самовлюбленные и не высокомерные, как ты, конечно, думаешь.
– Не-ет, что вы, – протянула Алера. – Я уверена, они оч-чень милые. И мы бы нашли ку-учу увлекательных общих тем. Какое платье надеть сегодня, какое хихиканье звучит милее, что означает взгляд того эльфа из-за угла соседского дуба…
Имэль улыбнулась и покивала малькам в пруду.
– А тебе, конечно, неинтересны подобные вещи.
Алера молчала. Имэль стала покачиваться: на носок, на пятку, обратно.
– То есть ты считаешь… Что ты считаешь? И что даешь понять этому миру?
– Чтобы он не думал, будто знает все на свете, – проворчала Алера. – Для начала было бы неплохо, как думаете?
Отсмеявшись, Имэль подняла ладони:
– С твоим дружелюбием все понятно. А с отношением ко всем этим милым девичьим ужимкам – не вполне.
– Они просто раздражают, вот и все. Не только ужимки, а все это… празднество. Вот это, понимаете, неподдельное беспричинное счастье.
– А тебе нужна причина, чтобы радоваться новому дню?
Алера пожала плечами, но Старшая продолжала смотреть на нее, чуть приподняв брови.
– Да, мне нужна причина, чтобы радоваться, хохотать и хотеть видеть всех вокруг! Мне нужна причина, чтобы радоваться, несмотря на то, мой друг несколько дней как погиб! Несмотря на то, что я… такая чужая в этой обители восторженных идиотов, ох, да, это было очень грубо и… В общем, да, мне мало просто того, что наступило утро. Да, наверное вы правы, и я завидую эльфам, потому что я не могу просто так звенеть и переливаться, может, я и хотела бы уметь становиться довольной лишь оттого, что у меня есть платье, которое можно напялить, и рот, которым можно хохотать у костра!
Имэль долго молчала, Алере было ужасно неловко, она чувствовала, как пылают щеки, и была рада, что Старшая на нее не смотрит. Элай говорил, что Имэль нужно уважать, а от Элая такое нечасто услышишь, и грубить Старшей – это, видимо, была очень-очень плохая идея, но что поделать, если никогда в жизни Алера не успевала вовремя схватить себя за язык?
Ох, не стоило Элаю тащить ее сюда, такую хамящую и не хохочущую, тогда бы и эллорцам было спокойней, и она сама бы не знала, в какое медовое великолепие ездит этот гадкий эльф, оставляя друзей скучать по нему в Лирме. Он-то, небось, совсем тут не скучает.
И Рань тоже не скучал, но это отчего-то не обижало и не возмущало, а вот Элай…
– Я понимаю твои чувства, – наконец сказала Имэль. – В них нет ничего странного или нового, многие наши сородичи, приехавшие в Эллор впервые, ощущают нечто похожее, хотя и проявляют его не… не так искренне. Но, знаешь, я думаю, что искренность – очень ценное качество, даже если она не всегда приятна.
– У меня и в мыслях не было говорить приятное, – искренне ляпнула Алера и прикусила язык.
– Да. Я догадалась. Но постарайся… гм, не быть настолько искренней с другими. Это ни к чему не приведет, просто тебе потом будет неловко, а им – обидно. Нам всем и без того предстоит трудный день, ведь в полдень начнется церемония прощания с Ранем. Видимо, наутро вы уедете, и ты сможешь выкинуть из головы все увиденное и почувствованное.
Алера фыркнула:
– Вам тоже не терпится от меня избавиться, да?
Имэль пожала плечами:
– Откровенно говоря, да, тебя это удивляет? Ты бы не хотела, чтобы такой вот колючий ежик поскорей утопотал с твоего двора? К тому же ты сама ждешь не дождешься, когда сможешь покинуть Эллор – нет, разумеется, если ты найдешь в себе силы иначе посмотреть на все, что видишь здесь, если вы захотите задержаться или снова приехать в гости когда-нибудь…
– Я уверена, Элай непременно захочет когда-нибудь приехать в гости снова, снова и снова, – проворчала Алера и отвернулась к пруду. – Он ведь все-таки эльф.
В ожидании Имэль Элай подпирал ясень на развилке. Сегодня от истошных птичьих воплей у эльфа с утра пораньше разболелась голова, и он неодобрительно наворчал на Тахара, который предлагал сей же вздох мчаться на дворовые утренники. Тахар, ничуть не расстроившись на это ворчание, ринулся по дворам один и без всякого стеснения. Элай понимал – и Тахар знал, что Элай понимает: маг этим утром готов делать что угодно, лишь бы не просто сидеть в ожидании церемонии прощания, потому что это было бы решительно невыносимо. Все невыносимо, все труднее не заговорить о Ране, но они так долго молчат о нем, так долго притворяются, будто не думают о нем, что каждый лишний вздох делает начало разговора все больше и больше невозможным и ненужным.
Увидев, что Имэль возвращается, Элай пошел ей навстречу.
– И что?
Старшая взяла его под руку, крепко стиснула запястье маленькими сухими пальцами, и эльфы медленно пошли к деревне.
– А ничего особенного, Элай. Нет, девочка, конечно, интересная, но – нет, ничего особенного.
– Ты уверена?
Имэль прищурилась, и добрые глаза в морщинистых солнышках стали хищными:
– Послушай, милый мальчик, – Элая передернуло, – я живу на свете много дольше тебя, я повидала столько необычных и одаренных эльфов, людей и даже орков, не в голос они будут помянуты, что тебе и представить это трудно. И я говорю тебе: нет! В ней нет таких талантов, которых не было бы у других людей, в ней нет наклонности к магии, у нее на лбу не горит знак величия и необычности. Понятно?
Элай пнул мелкий камешек.
– Нет. Непонятно. Мать Алеры говорила, что она важна, а мать Алеры была обучена как прорицательница, она не могла сказать такого беспричинно.
Эльфийка пожала плечами:
– Я не говорю, что она не сделает ничего особенного, я говорю, что она сама – не особенная.
Элай вздохнул.
– Ты перестанешь говорить загадками, почтенная, или нужно идти по сложному пути, ну я не знаю, обращаться к некромантам?..
– Не пойдешь ты ни к каким некромантам, разумеется, – невозмутимо ответствовала Имэль. – Тебе ведь на самом деле наплевать, что она совершит и чего не совершит, ты лишь воспользовался случаем узнать об этом наверняка, раз уж твоя подруга оказалась у меня перед глазами. Ты – не из тех эльфов, которые ради ответов рвут штаны на заднице, даже если ответы касаются их самих.
Элай смолчал.
– Так вот, – продолжала Имэль, – бывают особенные люди, о которых нельзя сказать, что именно удивительного они совершат, да и совершат ли вообще, но которые совершенно точно необычны сами по себе. А бывают обыкновеннейшие люди, которым начертано судьбой оказаться в особенное время в особенном месте и тем самым повлиять на ход событий.
– И?
– И у твоей подруги нет особенных качеств.
– Да, я понял. Но есть особенное место и событие?
Имэль долго молчала, словно не могла решить, какое из множества слов нужно использовать прямо сей вздох, и в конце концов ответила:
– Возможно.
– Возможно, – раздраженно повторил Элай. – Замечательно! Ее мать-предсказательница считала, что Алера важна для всех, потому что, возможно, она окажется в нужное время в нужном месте и пнет там какую-нибудь дверь, которую может пнуть кто угодно другой, так?
– Так.
Эльф сердито заворчал.
– Думаешь, это менее важно, чем быть особенным человеком, который не окажется в нужное время в правильном месте и не откроет там никакой двери? – спросила Имэль.
– Нет, не думаю. Но ты говоришь: «Возможно».
– Говорю.
Элай махнул рукой. Он знал, что больше из Старшей ничего не вытянуть, нравится ему это или нет.
– И вот еще, Элай. Мне кажется, ты не рассказал своим друзьям, отчего так зачастил сюда в последнее время.
– Не рассказал.
– Отчего?
– Оттого. Еще не время, Имэль. И я не хочу говорить об этом.
Старшая помолчала.
– Как знаешь, но это неправильно, мой милый мальчик. Да, я знаю, что тебя перекашивает от этих слов, но мне хочется называть тебя милым мальчиком, и я буду делать это дальше. Так вот, молчать неправильно, потому что эти люди – ближайшие твои друзья, и я знаю, что ты очень к ним привязан, хотя и делаешь такое сложное, неприступное лицо. Иначе тебе не хватило бы наглости притащить людей в Эллор, пригласить их участвовать в церемонии прощания с братом… и, если бы я думала, что они важны для тебя хотя бы чуточку не так сильно, я бы не позволила им увидеть этот обряд. А раз они так важны, мой милый мальчик, ты должен рассказать им о событии, к которому готовишься.
Элай возвел очи горе. В небе парила крупная серая птица.
– У меня есть время до весны. И я бы хотел его потратить на подготовку, а не на все эти дружеские волнения, подначки и прочую суету.
– Когда же ты скажешь им?
– Как-нибудь потом.
Имэль поджала губы, однако спорить больше не стала.
– Как тут людно, – произнес Тахар. – То есть эльфно.
Обряд прощания проводили в лесу, на огромной поляне, которую густой подлесок делал уединенной, укрывая ее, словно большими зелеными ладонями, приглушая звуки. На церемонию собралось, кажется, куда больше эльфов, чем жило в деревушке с непроизносимым названием. Странно: неужели все они знали Раня? Или у эллорцев принято прощаться со всеми эльфами, даже незнакомыми?
Очень возможно: семейные чувства у исконцев поглуше людских, а вот клановые – куда как сильнее.
Эллорцы стояли полукругом перед гигантским старым дубом, ствол которого не обхватили бы, наверное, даже два десятка человек. Его красновато-коричневая, потрескавшаяся кора чуть блестела, крона терялась высоко-высоко над головами.
«Конечно дуб, – не преминула съязвить про себя Алера. – Многолетний и величественный. Попытались бы они проводить обряды прощания возле траченной тлей акации!»