точные канавы!
– Не знаешь, почему она такая умная? – спросил Элай у Тахара. – Просто странно, ну правда: дурная, но при этом умная. Как это у нее получается?
Алера встала, принялась ходить туда-сюда мимо нарисованного на земле города.
– Ты меня достал, Элай. Ты меня до крайности… утомил.
– Да ты сама кого хочешь утомишь, ну честное слово!
– Почему ты никогда не слушаешь? Почему ты все время шутишь, и еще так глупо?
– Аль.
– Что?!
– Заткнись уже, а?
Тахар сердито зыркнул на Элая, потому как это прозвучало очень грубо, и потому как даже козе понятно, что уж теперь-то Алера точно не заткнется! И правда – она сжала кулаки, топнула ногой и с расстановкой объяснила эльфу, куда тот может засунуть свои пожелания, в какую сторону повернуть и для чего применять впоследствии.
Вот чего Тахар не ожидал – что Элай тоже вскочит и в ответ выдаст еще более витиеватое предложение по применению дурных домыслов, бабьей дури и нежелания слушать тех, кто голову применяет по прямому назначению.
И прежде чем Тахар успел вмешаться, Алера предложила эльфу несколько способов использования его собственной головы, которые действительно для нее пригодны, после чего развернулась и умчалась в чащу.
Элай застонал и снова сел, потирая ладонями щеки.
– Ну и что ты наделал, кусок тупого эльфа? – спросил маг, обалдело вглядываясь в непроглядную густоту леса.
– Я? Я… не промолчал. Все, Тахар, хватит идиотских выходок на сегодня, не хочу я ничего больше слышать, ясно? Садись и смотри сюда дальше.
– Да ты в своем уме? – заорал маг. – Она там заплутает! Мы ж ее не найдем потом вообще никогда! Там звери дикие водятся! Там волки! Тролли! Оборотни! Ты чего сидишь? Поднимай свой эльфийский зад!
Элай молча согнул руку в понятном жесте.
Тахар кинулся вслед за Алерой, но эльф ловко подставил ему ногу, Тахар грохнулся наземь, ударился подбородком, зарылся носом в слой иссохших хвойных колючек и громко, затейливо выругался.
– Все! – Элай зажал уши. – Утихни хоть ты на пару вздохов! Достали! Не уйдет она далеко, остынет и вернется!
– А если пока остывает – в чащу забредет? А если заплутает и дороги не найдет? А если…
– Никуда она не заплутает. Это маленький лес, даже если потеряется – выйдет в поле. Все, я ничего слышать не желаю больше, хочешь – кидайся ее искать! Только не думай, что я потом пойду собирать вас по полям, понятно? Остынет и вернется, я сказал!
Снова не оправдав ожидания друзей, Алера успела забрести довольно далеко в лес, пока сквозь отчаянье и ярость стали пробиваться первые проблески рассудительности. И еще больше времени прошло, прежде чем они окончательно вытеснили стремление потеряться в чаще навсегда или быть съеденной дикими зверями – а эти двое пусть плачут потом! Раз им плевать. И слушать ее не хотят. И орут на нее. Ну вот и пусть им стыдно будет!
Лес, на карте выглядел не таким уж большим, но оказался густым, нехоженым. Там и сям встречались целые поселения пауков и заросли паучьих сетей, впереди и сбоку все время что-то шуршало, уползая, повсюду раскинулись нетронутые заросли ягод – вроде, земляника, но какая-то синеватая, не иначе – ядовитая, нарочно выращенная для тупых потерявшихся путников. Где-то далеко слышался скулеж и несмелый вой. Над головой весело кричали птицы, а сквозь листву светило солнце, то и дело находило среди листов такую щелку, откуда можно шаловливо брызнуть прямо в глаза.
Алера сердито засопела, смаргивая слезы. От солнца, разумеется.
Бдыщевый хвост, а не эльф. Злобный, черствый и тупой. Пусть катится коню под хвост! Нет, пусть катятся оба, вместе с Тахаром. Пусть проберутся в город, отыщут Раня, заберут его себе и снова станут рассекать втроем. Даже не заметят разницы. Кристаллы Рань тоже сращивать научился, пусть и мелкие… ну, не так чтобы научился, но иногда у него получается. А вот с мечом обращается отлично, пусть и всего с одним. И, что самое важное, – Рань умеет вовремя заткнуться. И на него наверняка не бросаются мужики с ножами!
Слева замаячила поляна, и Алера, погруженная в свои мысли, свернула на просвет. Хороши друзья. Один слушает только себя, другой лишь рядом постоять может. Никому и дела нет до нее. Вот сожрет ее стадо диких кабанов прямо сей вздох – так те двое и не заметят пропажи, разве только тишине порадуются!
Мрачно шмыгая носом, Алера вышла на поляну, огляделась. Очень красивая полянка, повсюду незнакомые мелкие цветочки на тонких стеблях, лепестки у них голубые и белые, суетятся стрекозы и мелкие мушки, краснеют там-сям волчьи ягоды. Красота. Согнувшаяся в три погибели женщина собирает травы в корзину. По поваленному бревну прыгает сойка.
Алера моргнула и вернулась взглядом к травнице. Действительно женщина. Среди леса.
«Как удачно – вот, значит, кто выведет меня из этой чащи. Очень даже хорошо!»
Из-под капюшона-шапочки струились длинные, солнечно-золотистые локоны, шустро двигались тонкие руки, перебирая травки. Наверняка женщина молодая. И странная: зачем ей шапочный капюшон в такую жару?
И рубашка у нее – не для лесных вылазок, очень даже красивая рубашка, белоснежная и струистая, с выбитым рисунком и низким, аж на плечах, воротом. Бедра стянуты платком, медово-желтым, тоже очень праздничным, ярким, и длинная юбка под ним – нарядная, коричневогладкая, тонкая.
Ну и травницы в этой деревне, с ума свихнуться можно!
Подходить к женщине, мешать ей ковыряться в травках – не хотелось, признавать, что потерялась в лесу – неудобно, и уж меньше всего Алера желала объяснять, какого демона она вообще умчалась в чащу. Потому отступила под тень деревьев и решила просто незаметно пойти следом за травницей, когда та надергает себе полную корзину растений и отправится в деревню. Или где там она живет? В любом случае не в лесу!
Тут Алера опять подумала, что тогда она окажется в деревне одна, без друзей, и вокруг будут кучи незнакомых людей, у многих из которых наверняка есть руки и ножи. Рассердилась на себя, покачала за рукояти клинки в ножнах. Маленькая она, что ли? Беззащитненькая? Если бы у нее тогда оказались при себе клинки, так мужик бы опомниться не успел, только и осталось бы, что искать его лицо среди соломенных чучел!
Травница, мурча под нос, продвигалась по поляне, наклонялась к цветам, что-то срывала, а что-то – лишь поправляла и отводила в сторону, а вокруг большого красножелтого цветка даже оборвала сорные травы и постояла несколько вздохов, любуясь на этот цветок. И она, кажется, разговаривала с растениями, а когда не разговаривала – снова принималась что-то мурлыкать, то ли напевала, то ли говорила с разумнейшим из людей.
Алера наблюдала за ней довольно долго, дивясь. Она никогда не видела, чтобы кто-то относился к растениям с таким почтением и… пониманием? Да, женщина будто знала, что нужно каждому из них, и обращалась с ними так, как могла бы обращаться с живыми существами, и это выглядело очень удивительно.
Но, конечно, Алера видела не так уж много травников, а за сбором растений – одного лишь Тахара, который и не травник вовсе. Быть может, они все относятся к растениям подобно тому, как сама Алера относится к Кристаллам. Ей тоже случалось говорить с камнями, когда никто не слышал. Ей тоже хотелось найти для каждого из них местечко поудобней и соседство поприятней, потому что каждый кристальный мастер знает: есть камни, а есть камни.
Постепенно травница наполнила свою маленькую корзину и неспешно побрела к лесу. Впрочем, какое там «побрела» – она величественно плыла, почти парила, такая изящная и женственная. И Алера еще больше утвердилась в мысли, что травница очень-очень красивая, хотя та ни разу не обернулась в ее сторону, и голову ее по-прежнему скрывал капюшон.
Следом за травницей, держась шагах в двадцати, Алера прошла по лесу, мимо новых колоний пауков в зарослях, мимо обобранного неизвестно кем малинника, еще одной полянки. Алера ужасно боялась, что листья под ногами шуршат слишком громко, тогда травница ее услышит, обернется, и она будет выглядеть ужасно глупо. Но та продолжала напевать, довольно громко, без слов, песенка ее звучала весело и просто, но странно – как будто нездешняя.
Может, это, вообще, дриада, подумала вдруг Алера. Или эллорская эльфийка, только большая. Слишком странно она себя ведет для обычной женщины.
Травница привела ее к светлой поляне, на которой журчал небольшой ручей, поодаль стоял маленький стол, вырезанный из пня, перед ним лежало бревнышко, а на рогатинах вялились мелкие рыбки. Рогатины стояли у пещеры, низкой, темной пещеры, очень жилой с виду, перед ней даже тканый половик лежал.
– Ну вот еще, – сказала Алера, – приплыли! А деревня где?
В тот же вздох женщина обернулась, хотя никак не могла издалека услышать этих слов, и с ее пальцев рванулось что-то яркое, ударило Алеру в плечо и уронило на землю. Лежа носом в опавшей листве, она вдруг поняла, что ведь уже очень много дней рядом нет деда, который гонял бы ее на упражняльческую площадку с манекенами и бревнышками, и очень плохо, что деда нету рядом, потому что в обычное время она бы, наверное, увернулась от этого яркого бодливого непонятно чего.
«Кажется, меня вообще никто не любит. Еще и увидеть-то не успевает, а уже не любит».
Алера села на земле и принялась тереть плечо. Ощущение и правда такое, словно коза боднула. Синяк нальется, ну да наплевать.
Краем глаза она видела, что женщина медленно подходит. Не беспокоилась: еще пока валялась, поняла, что та скорее испугалась, чем хочет зла, иначе бы следом за первым ярко-бодливым полетело второе и третье.
Отряхнулась, поднялась, посмотрела наконец на подошедшую травницу и только рот открыла.
А она и правда очень красивая, смуглокожая, с большими глазами, раскосыми и ярко-ярко-зелеными, еще зеленее, чем у Элая. И волосы – роскошь, густые, блестящие. А из волос торчали два рога. Крепеньких, маленьких рога, загнутых надо лбом и уходящих к затылку.