– Ты! – хватает меня за локоть и силой разворачивает к себе. – Что ты несешь? – голос почти дрожит от ярости, в глазах – то же самое светится. – Какой еще ребенок? Не будет у нас с тобой больше никакого ребенка! Ни сейчас, ни потом! А если я когда-нибудь и решу родить себе еще одного сына, то уж точно не от тебя! Так что прекращай давать Максу ненужную надежду!
С ответом не спешу. Сообщение для Семена отправляю. Зажженную, но так и не выкуренную сигарету выбрасываю. Только потом перехватываю вцепившиеся в меня пальчики, поочередно разглядывая один за другим. Не отпускаю.
– И от кого же тогда, интересно? – спрашиваю, пока еще ровным тоном, потянув девчонку на себя ближе.
Ярости в ней ничуть не меньше, нежели прежде. Буравит полным злости взглядом, словно дыру выжечь во мне собирается.
– Мне всего двадцать три, так что у меня полно времени найти того, от кого решу это сделать, – парирует она язвительным тоном. – Но точно не от тебя.
Часть меня прекрасно осознает, она говорит на эмоциях. Пытается задеть? Или просто из вредности? Все-таки это очень глупо, бросаться подобными заявлениями перед тем, кто тебе шею свернуть может за такое. Ну, а то, что я глотать подобное дерьмо не стану, мы с ней давно выяснили. Тогда на что она рассчитывает?
К тому же, снова сожженый ею журнал вспомнился.
И не только он.
– Когда-то я нечто подобное уже слышал. Только по факту исполнения, – озвучиваю последнюю мысль вслух.
Пальцы сами собой сжимают чужие крепче. Вероятно, слишком сильно. Да только едва ли я сейчас способен концентрироваться на подобных мелочах. А злость во взоре напротив смягчается, меняется на неприкрытое удивление.
– Правда считаешь, что я настолько идиот, чтобы допустить такое снова? – продолжаю, склоняясь ниже, почти не оставляя между нами никакой дистанции. – Без моего разрешения ты уже и так никуда не ходишь и ходить не будешь. Стоит тебя еще и к кровати привязать, чтоб уж наверняка?
В голубых глазах снова принимается разгораться огонь ярости.
– Вот именно! – шипит Тая не хуже рассерженной кошки. – Ты не имеешь никакого права так со мной поступать! Ты мне никто! И то, что когда-то именно ты стал донором для рождения моего сына, не дает тебе никаких прав на подобное обращение! Вообще никаких прав не дает! – дергается в сторону в стремлении избавиться от моей хватки. – Отпусти меня! Сейчас же! – требует следом.
И ведь не собирался вестись на ее наивные провокации… Но то самое, что жрет мои мозги на протяжении последней недели и никак не отпускает, нарушая равновесие, снова дает о себе знать. Слишком ярко вспыхивает в голове картинка возможного будущего, где я просто забиваю на ее истерики и облегчаю себе жизнь, покидая это дебильное сборище, которое без того еле терплю – они мне не друзья, не приятели, не родственники и уж тем более не те, ради кого стоило бы распинаться, притворяясь тем, кем я вовсе не являюсь и не буду. В самом деле запереть ее дома. Охраны предостаточно, чтоб отбило желание творить всякие глупости. Работать ей вовсе не обязательно. Как и в принципе существовать в моей жизни. За ребенком и другие присмотреть могут. Раз уж сама не озаботилась выбором подходящей для сына няни, могу и я решить, не такое уж и великое дело. Тем более, однажды уже предупреждал на сей счет. Не хочет – пусть валит на все четыре стороны. Сын останется со мной. При любом раскладе.
То и озвучиваю:
– Не ори. Если из нас двоих тут и не будет никаких прав, то это как раз у тебя, – возвращаю девчонку в прежнее положение, для надежности фиксируя около себя и второй рукой, обхватив за бедро. – Я уже предупреждал тебя: не хочешь видеть во мне чудовище, не буди его во мне, – отпускаю ее руку и перехватываю за затылок. – Иначе… Прямо сейчас мы отсюда уедем. А потом ты забудешь не только то, как повышать на меня голос. Но и всех своих возможных и невозможных друзей в принципе тоже забудешь. Как и забудешь, что такое свобода. Выбора. Слова. И всего остального. Даже возможности видеть гребанное небо. Мне ведь в самом деле ничего не стоит запереть тебя. В спальне. В доме. Где угодно. И не факт, что рядом с сыном. Или ты уже забыла о том, что твое присутствие рядом с ним – оно вовсе не обязательно?
Всего на секунду мои пальцы опять смыкаются слишком сильно, вероятно причиняя ей боль. На этот раз я вспоминаю об этом достаточно быстро. Ослабляю хватку. Ладонь с затылка и вовсе убираю. Нет, не отпускаю. Задеваю указательным пальцем ее губы, веду к уголку рта медленно, сосредотачиваясь на этом своем не хитром действии. Как ни странно, это успокаивает. Нет, не пробуждающееся желание. Ее наказание.
– Улыбайся, дочь прокурора. Мило. Тепло. И ласково. Не груби мне, – останавливаюсь у краешка губ и слегка давлю, приподнимая выше, осуществляя то, о чем говорю. – Улыбайся. Даже если ненавидишь меня за все. Презираешь. И мечтаешь перерезать мне горло. Или придушить. Мне плевать. Улыбайся.
– Ты ненормальный, – шепчет она, качая головой, а во взоре абсолютное непонимание и растерянность. – Что ты несешь такое? Какая ненависть? Ка…
Не договаривает. Дверь дома открывается и на пороге появляется его хозяйка.
– Я дико извиняюсь, что помешала вашему воркованию, но ваш сын уже весь извелся.
Тая на мгновение прикрывает глаза, а когда вновь смотрит на меня, на ее лице царит спокойствие. Подруге она вовсе улыбается в полнейшей непринужденности.
– Да, прости, мы уже идем, – возвращает внимание мне, глядя уже с ожиданием.
– Вот видишь, с лицемерием у тебя все в порядке. Можешь, когда хочешь, – проговариваю тихо, прежде чем отпустить.
– Да пошел ты, – произносит также негромко и направляется внутрь.
Соблазн прекратить весь этот спектакль и свалить отсюда все еще слишком велик, но я делаю усилие над собой и следую за ней, уговаривая себя тем, что не для нас вся эта поездка, а для сына.
Сам Макс, к слову, и правда, вертится, как юла, даже наше появление не смягчает его нетерпеливость, а стоит усесться рядом, и вовсе опрокидывает на меня вишневый компот. Весь, когда-то полный, стакан. Да до того «удачно», что заливает и футболку и джинсы, которые теперь неприятно липнут к телу. Едва сдерживаю напрашивающееся ругательство. Но как на него злиться? Конечно же, сразу извиняется и виновато пыхтит, глядя на меня исподлобья.
– Ничего страшного, скажу водителю, привезет другую одежду, – успокаиваю его, вернув внимание к мобильнику.
Правда, так и не успеваю ничего написать.
– Зачем? – останавливает меня Инна. – Можно же просто постирать. Тая как раз и займется этим, пока ты моешься. У нас прачечная комната рядом с баней.
Усмешка на моих губах расплывается сама собой. Куда-куда, а в баню меня точно ни разу не посылали. Но и не отказываюсь. Хотя телефон остается лежать на краю стола, все же задумываюсь о том, чтобы воспользоваться этим поводом и, наконец, закруглить этот вечерок. А пресловутая баня, она же пристрой к основному дому аж в два этажа, больше похожа на просторную финскую сауну, нежели на привычное понимание подобного определения. Если не ошибаюсь, тут даже отдельная спальня имеется – на том же, втором этаже. Как и вход в прачечную. Именно туда и направляется Тая.
– Скажешь, когда можно будет вещи забрать, – говорит, поворачиваясь ко мне спиной.
Не отвечаю. Избавляюсь поочередно: футболка, кроссовки, джинсы, затем боксеры. Обувь оставляю на полу. Остальное вручаю ей в руки лично, вынуждая развернуться ко мне лицом.
В голубых глазах в первое мгновение мелькает смятение, во второе – взгляд хаотично и заметно жадно скользит по обнаженным участкам моего тела, и только в третье девушка приходит в себя, забирает вещи и фактически сбегает, вызывая очередную насмешку.
– Если очень хочется, но что-то мешает, просто избавься от помехи, и все, проблема решится сама собой, – отпускаю едким комментарием ей в спину.
Ответом становится громко захлопнувшаяся дверь прачечной. Не зацикливаюсь на этом. Нахожу душевую кабину, которой пользуюсь. Основную часть строения, где раскаленная печь, парилка, венички и прочая сопутствующая дребедень, я игнорирую. Хотя все равно жарковато в любом из помещений. По итогу оборачиваю вокруг бедер полотенце, и даже некоторое время терпеливо жду возвращения девчонки, которая вовсе не думает покидать прачечную и присоединяться ко мне. Сам к ней иду.
Тая, прислонившись спиной к стене, стоит напротив стиралки и бездумно вертит в руках свою резинку для волос.
– Честно говоря, решил, что ты давно сбежала, – сообщаю, остановившись в открытой двери. – Но не сбежала, – дополняю очевидное. – Что так? – заканчиваю с фальшивой заинтересованностью. – Пользоваться сушкой я умею, кстати, и сам. Не беспомощный.
Она странно-горько улыбается.
– Знаю, что не беспомощный, – подтверждает, так и не глядя на меня, продолжая пальцами крутить аксессуар. – Как и то, что совершенно не терпишь заботу о себе. А вообще нас просто заперли, так что не думай, что я именно тебя жду, оставаясь здесь.
Вот уж чего-чего, а подобного ответа точно не жду. Сперва удостоверяюсь в том, что слышу. Дверь, которой мы пользуемся, чтобы попасть внутрь, не открывается. Заперта. Причем, с внешней стороны. А окна тут… не в таком уж и большом количестве. Да и те почти под потолком, скорее форточки, нежели действительно окна. Впрочем, одно все же имеется. То, которое на втором уровне, в небольшой гостевой спальне. Глухое. Хорошо, вентиляция здесь на достойном уровне. Плохо то, что телефона при мне нет. И не узнать, за что нас так, как надолго, и что со всем этим делать. Впрочем, одна догадка все же находится.
– Похоже, мы отсюда не выйдем, пока братика Максу все же не заделаем, – озвучиваю очевидное, возвращаясь к Тае.
– Значит, не выйдем, – пожимает плечами. – Считай это помещение нашим склепом.
Останавливаюсь в паре шагов от нее.
– Вряд ли, – не соглашаюсь с ней. – Мой телефон остался снаружи. Если к утру не выйду на связь, мои ребята не только конкретно этот склеп разнесут, но и все прилежащее и сопутствующее, включая твоих друзей. Так что в твоих же интересах ускорить этот процесс.