– Обещай, – шепчет мне Дар, снова проходясь губами по влажной шее. – Когда все закончится, мы сбежим с тобой в Монарко…
– Монарко… – тяну я, зажмурившись. – Это даже звучит как нечто очень жаркое…
– Монарко – это море, солнце и мы… Тебе там понравится. Я научу тебя кататься на доске по волнам.
– А это… – Хочу спросить, возможно ли кататься на доске в экзоскелете, но не желаю рушить момент.
Но Дар понимает и сам, поэтому отвечает жестко, но уверенно:
– Когда все закончится, на мне не будет экзоскелета, Каро. Вот увидишь.
Мне не нравится его повернутая упертость в этом вопросе, но я не спорю. С одной стороны, это бесполезно, с другой – не хочу ругаться, но обещаю себе вернуться к этому разговору. Мне страшно, что Дар со своей непробиваемой решимостью натворит глупостей. Моя задача – убедить его не спешить. Я знаю, мне это по силам. Главное – подобрать правильные слова.
Я вытираю волосы полотенцем, когда раздается стук в дверь. Напрягаюсь, но Дар успокаивающе машет рукой и идет открывать. Не удержавшись, выглядываю следом. Ему передают два больших пакета с логотипами известных брендов.
– Не люблю второй день надевать те же вещи, – поясняет он. – К тому же кто-то оторвал мне на рубашке пару пуговиц. Кстати, второй пакет для тебя, – добавляет он и протягивает его мне.
Послушно принимаю из рук. С одной стороны, не хочу, чтобы он за меня платил – это смотрится как-то… ну, короче, мне не нравится, как это смотрится. С другой… я хочу чистую одежду. И второе желание сильнее.
Внутри нижнее белье, как я люблю (открытый лаконичный комплект), и простое черное платье до середины икры, которое будет хорошо смотреться с моей спортивной обувью. Все из качественного материала, отлично сидит. В этом платье я выгляжу утонченной, но не чувствую дискомфорта.
Когда выходим из дома, на парковке нас уже ждет длинный тонированный магмобиль. Пафосный, дорогой и комфортный. Действительно, водительскую и пассажирскую зону разделяет глухая перегородка. Внутри салона удобные кресла, столик между ними, белая кожа и прохлада. В мини-баре – холодное игристое.
Когда Дар наливает мне бокал, вопросительно вздергиваю бровь.
– Не рано ли начинать пить?
– Игристое за завтраком – гарантия хорошего дня, – беспечно отзывается он. – К тому же дорога длинная, а разговор предстоит тяжелый. Поэтому просто расслабься и получай удовольствие.
Получать с Даром удовольствие невероятно легко. Он знает в этом толк. И я, всю жизнь проведя в ограничениях, сейчас учусь по-новому воспринимать этот мир. Мир без преград, финансовых сложностей и неудобств.
Игристое в моем бокале не нагревается. Оно с легким привкусом чернослива и южного солнца. На тарелке – маленькие бутербродики с красной рыбой, сыр с белой плесенью и какие-то экзотические фрукты, которых я не знаю. Мягкие кожаные кресла магмобиля удобны. В них совершенно не устаешь, и дорога воспринимается как приятное приключение с красивым и будоражащим воображение парнем.
Дар нежный, внимательный, заботливый, и у меня от него сносит крышу. Бесконечная дорога, которая могла бы показаться скучной, пролетает в один миг. Потому что я дышу им. В этом есть еще один плюс помимо обычного человеческого счастья: я не накручиваю себя перед разговором с матерью. Бабочки в животе, розовая вата в голове – лучшее средство, чтобы не загоняться из-за проблем, существующих в реальности.
Дар предлагает хорошее решение, чтобы не травмировать меня еще сильнее. Идея встретиться с матерью на нейтральной территории кажется мне очень удачной, и я пишу ей сообщение, назначая встречу в одном из небольших кафе. Там всегда тихо, но находится оно в самом центре города. С одной стороны, там можно спокойно поговорить, с другой – там всегда людно и нет болезненных воспоминаний, которые накрывают меня в нашем дворе. Действительно, травмировать себя лишний раз нет смысла. Мне нравится, что рядом есть тот, чей взгляд отличается от моего. Некоторые решения, которые предлагает Дар, такие простые и очевидные, что удивительно, как я могла сама их не видеть.
Мать удивлена. Я никогда сама ей не писала, а когда писала она, чаще всего игнорировала сообщения. Не отвечала, если она пыталась связаться со мной голосом. Поэтому сейчас не сомневаюсь: она бросит все дела и примчится. Слишком долго она ждала, чтобы я сделала хотя бы маленький шажочек ей навстречу. И мне немного не по себе оттого, что мое желание поговорить не имеет ничего общего с родственными отношениями. Я не простила ее и вряд ли прощу, как бы она того ни ждала. Поэтому я и не общалась с ней. Не хотела давать ложную надежду. Сегодня – исключение. Жаль, что придется это ей сказать, но иначе я не могу.
Мой расчет оказывается верен. На встречу она соглашается практически молниеносно, даже не уточнив, что мне нужно, и это хорошо. Не приходится вступать в диалог, который мне совершенно неинтересен. Главное, что она будет в условленном месте к нужному времени. После того как приходит ответ, меня начинает немного потряхивать, потому что пути назад нет, и именно сейчас меня накрывает полным пониманием того, на что я иду. Первый наш полноценный разговор с тех пор, как я узнала то, что не смогу простить. Что пока маньяк держал меня взаперти, моя мать жила с ним в соседнем доме и ничего не заподозрила.
Мы въезжаем в город ближе к пяти вечера, когда солнце начинает скрываться в зависших над горизонтом тяжелых облаках. Мрачная серость пасмурного вечера навевает тоску, как и предстоящий разговор, но из головы еще не выветрились пузырьки игристого, а за талию меня обнимает самый красивый парень на земле, поэтому я продолжаю улыбаться.
Выходим из магмобиля, держась за руки, и в кафе – весьма уютном и симпатичном – оказываемся раньше матери минут на сорок. Я успеваю осмотреться. Здесь все изменилось с того времени, как я бывала тут еще ребенком. Оказывается, в этом месте вполне приличная кухня и почти отличный кофе, который я заказываю себе во время ожидания. Не хочется ничего девчачьего, поэтому пью обжигающе горячий, крепкий и черный как смоль. Обычно я не очень люблю подобное, предпочитая более мягкие, молочные вкусы, но сегодня мне нужно максимально взбодриться и выплыть из этой ленивой неги, в которую меня вогнала ночь с Даром. Сейчас я слишком благодушна для разговора с матерью. Могу оказаться чересчур слабой и мягкой для того, чтобы ее дожать.
Столик в нише как нельзя лучше подходит для конфиденциального разговора. Руки слегка дрожат. Дар чувствует мое волнение и осторожно сжимает холодную ладонь, согревая и успокаивая.
– Не дергайся, – тихо говорит он. – Все будет отлично. Вот увидишь. А на обратную дорогу у нас есть еще одна бутылка игристого.
– Так и спиться можно, – вымученно улыбаюсь я, а он тихо смеется:
– Тебе это не грозит, ты постоянно на спортивном режиме.
– Если шэх не выгонит меня за поведение на соревнованиях. Распсиховалась, продула, не вышла на награждение, а потом и вовсе исчезла больше чем на сутки… Не удивлюсь, если мой шкафчик уже кому-то отдали, а меня вычеркнули из жизни клуба.
– Каро… – мягко тянет Дар, и я снова плыву от его низкого, бархатистого голоса. – Ты ведь знаешь, что шэх так не сделает. Тебя ценят, и одна осечка… это просто одна осечка. Все прекрасно понимают: ты соберешься и всех порвешь.
– Спасибо, – шепчу я. – Ты не представляешь, насколько мне важны твои слова. Особенно сейчас.
Мать появляется за пять минут до назначенного срока. Едва вижу ее на улице за стеклянными дверями кафе, как вся моя уверенность рассыпается. Хочу сбежать, но некуда. Мать влетает в кафе так, словно чувствует, что я могу уйти, и стремительно направляется к нашему столику.
Я даже не могу заставить себя быть вежливой, а грубить не хочу, поэтому просто замираю, чувствуя, как сводит судорогой мышцы на лице, превращая его в восковую маску. Пусть она уйдет быстрее. Не могу ее видеть!
Чувствуя напряжение, Дар накрывает мою руку своей. Выдыхаю и смотрю матери в глаза, пытаясь прогнать негатив и вспомнить, зачем мы проделали такой путь.
– Каро, девочка моя… – начинает она дрожащим голосом.
Черные, как и у меня, волосы собраны в небрежный пучок. На висках – несколько седых прядей, которые она даже не потрудилась закрасить. Мама была бы красивой, если бы не прожила всю жизнь с маньяком и в нищете. Теперь на ее лице следы усталости, кожа потускнела, появились морщины. На лбу – слишком глубокая для ее возраста.
– Я знала, что однажды ты пойдешь на контакт со мной.
– Я приехала по делу, не обольщайся, – отрезаю я и киваю на стул напротив. – Присаживайся.
Она послушно садится и складывает на стол перед собой руки с пересушенной, похожей на пергамент кожей. Длинные пальцы без маникюра теребят старую, потрепанную замшевую сумку. Я помню ее еще из своего детства. Впервые промелькивает что-то типа жалости к этой уставшей, несчастной женщине. Но она сама выбрала этот путь. Ее никто не заставлял.
– Знай, я всегда рада тебя видеть. И не важно, что привело тебя ко мне.
– Даже так? – Агрессию подавить не получается. – Так, может быть, всю эту травлю организовала ты? Ты ведь неплохо знала все, что со мной произошло. У тебя в доступе были все материалы дела, Его рассказы. Он ведь рассказывал тебе о том, что делал со мной в подвале? Как отращивал волосы, заставлял играть с мертвыми подружками, запирал в шкафу? Ты ведь обо всем этом знала!
Она опускает глаза, а я чувствую, как меня трясет.
– Мы не говорили о тебе. Это сложная и скользкая тема, – наконец отвечает она очень тихо и испуганно, и это служит для меня триггером.
– А! Вы даже не говорили обо мне! А о чем? О цветочках? О погоде? О чем ты столько лет говорила с человеком, который хотел меня убить и не сделал этого лишь потому, что я не на все сто процентов отвечала его пониманию красоты?
– Каро… я ведь не знала. Я и представить не могла, что ты у него. Он так меня поддерживал, он позволил мне пережить мое горе…
Меня корежит от ее слов. Ей помогли пережить ее горе? А как же мое горе? О нем она думает? Впрочем, мне давно известен отв