Рогожин остановился, пытаясь понять, куда идти в этом лабиринте шкафов, столов, секретеров, комодов и кроватей с резными гнутыми спинками. Но ему не пришлось долго мучиться: из-за орехового серванта с матовыми стеклами выплыл человек в шерстяном костюме и жаккардовом галстуке, заколотом булавкой с большой черной жемчужиной. Голова у него была абсолютно лысая, глазки – маленькие, а тонкий нос торчал подобно бушприту. Человек взял курс прямо на потенциального покупателя и широко улыбнулся, продемонстрировав идеально ровные и белые зубы, которые встречаются в живой природе не так уж часто.
– Добро пожаловать, – проворковал он низким бархатистым голосом. – Что вам подсказать? У нас широкий выбор оригинальной мебели на любой вкус.
– Меня интересует «Чиппендейл», – ответил Рогожин, доставая удостоверение. – Вернее, люди, покупавшие у вас стол этой фирмы.
– А, вы опять насчет алиби, – разочарованно протянул человек, спрятав приветливую улыбку. – Ваш коллега уже приходил, спрашивал, покупал ли подозреваемый стол, когда убили его жену.
– Да, я знаю, – сказал Рогожин. – Мы перепроверяем алиби. Теперь этим делом занимается другой отдел, и приходится кое-что уточнять.
– Что ж, я могу лишь повторить то, что уже говорил тогда.
– А вы кто? Продавец?
– Владелец. – Человек слегка поморщился. – Матвей Юрьевич Кистенев.
– Понятно. Итак, к вам приходил Симохин покупать стол.
– Да, от «Чиппендейла». Купил, кстати, уже и доставка была.
– Он приходил не один, верно?
Кистенев кивнул. Вернее, немного наклонил голову в знак согласия.
– С ним была женщина. Я так понял, что это его новая… пассия.
Рогожин достал две фотографии, которые взял у Поленова, прежде чем поехать в магазин антиквариата.
– Эти двое? – спросил он, показав снимки.
– Они самые.
– Уверены?
– У меня хорошая память на лица. Никаких сомнений, это они.
– Как вам показалось, Симохин был спокоен, не нервничал?
– На меня лично он произвел впечатление очень уверенного в себе человека, – подумав, ответил Кистенев. – Нет, он не нервничал.
– А его спутница?
– Мне показалось, что она немного скучала. Наверное, столы не входят в сферу ее интересов. Она больше обращала внимание на кровати.
– Но кровать они не купили? – улыбнулся Рогожин.
– Нет, к сожалению. Наверное, им есть где спать. – Кистенев сдержанно улыбнулся в ответ.
– Что ж, спасибо. Вы очень помогли, – дежурно сказал Рогожин, убирая фотографии.
– Всегда пожалуйста, – любезно ответил Кистенев.
Опер направился к выходу, но вспомнил, что забыл задать еще один вопрос. Он обернулся и окликнул владельца магазина, уже направившегося было по своим делам:
– Прошу прощения, еще один вопрос!
Кистенев вернулся. На его лице играла усмешка.
– Вы прямо как Коломбо, – заметил он. – Не можете сразу уйти.
– Да, я понимаю, о чем вы, – улыбнулся Рогожин. – Но у меня действительно есть вопрос: эти двое, они разговаривали при вас о чем-нибудь? Обсуждали дела, планы?
– Ваш коллега тоже спрашивал об этом, – сказал Кистенев. – Да, они обсуждали свадьбу.
– Чью?
– Свою.
– Но Симохин еще не успел развестись! – выпалил Рогожин. – И не знал, что жена мертва.
Кистенев пожал плечами.
– Ну, не знаю, только они говорили о гостях, которых надо пригласить. И о родственниках, конечно.
– Помните детали?
– Кажется, мужчина спросил, кто будет со стороны невесты, а женщина стала перечислять своих родственников. Потом она спросила его, приедут ли его родители. Он ответил, что не знает. Они живут в Америке, кажется.
– Вы уверены, что они говорили о своей свадьбе?
– Абсолютно.
– Ладно, наверное, это все. Еще раз спасибо.
– Обращайтесь.
Рогожин вышел на крыльцо и открыл зонт. Постоял немного на ступеньках, обдумывая то, что рассказал ему хозяин антикварного магазина. – «Симохин собирался жениться, как только получит развод, или он уже знал, что стал вдовцом? И его родители не были уверены, что приедут на свадьбу. Невеста наверняка их никогда не видела и, возможно, не увидит. А есть ли они вообще? – Рогожин медленно пошел к машине, не обращая внимания на лужи, по которым шлепал. – Может быть, муж Симохиной – один из тех мальчиков, которые воспитывались в приюте? Он мог сменить фамилию и жениться на своей подруге детства. А может, он из тех, кого усыновили?»
Рогожин сложил зонт и сел в машину. Об этом надо было сообщить Самсонову. Он достал мобильник и набрал номер старшего лейтенанта.
Теплицы тянулись вдоль шоссе, перпендикулярно ему – шесть прямоугольных построек со стеклянными крышами и стенами, огороженные забором из стальной сетки. Неужели здесь выращивали цветы? Какое же количество помещалось в этих шести оранжереях? Трудно было даже представить.
Дремин показал при въезде свое удостоверение, и охранник пропустил его на территорию. Следователь позвонил Разумовскому Виталию Андреевичу, человеку, который был либо родственником, либо тезкой брата жены Бокатова. Полицейский договорился с ним о встрече по телефону, не объясняя причину своего интереса, и теперь сообщил владельцу оранжереи, что прибыл.
– Административное здание справа от автостоянки, – сказал Разумовский. – Метров в двадцати. Видите его?
– Конечно. – Дремин вышел из машины и раскрыл зонт. Он защищал только верхнюю часть тела, потому что дождь хлестал со всех сторон под разными углами и укрыться от него полностью было просто невозможно. Хорошо, что Дремин надел плотную куртку. Кажется, она даже из какой-то непромокаемой ткани. Это жена убедила его купить ее, и младший следователь на секунду испытал теплое чувство благодарности к супруге.
– Я на втором этаже, – сказал Разумовский. – Жду вас.
Полицейский направился к бело-синей коробке, стоящей между двумя теплицами. Рядом с ними административное здание выглядело совсем крошечным.
Внутри у Дремина снова проверил документы охранник.
– Второй этаж, – сказал он.
– Знаю. – Дремин поднялся и вошел в кабинет без стука. Секретаря у Разумовского или не было, или он куда-то вышел.
– Лейтенант Дремин, – представился полицейский.
– Здравствуйте. – Разумовский подал руку.
Он был невысоким, но атлетическим мужчиной, с правильными и тонкими чертами лица, в его внешности даже было что-то вандейковское – Дремин вспомнил картины этого художника, о котором ему в детстве сотни раз рассказывала мать, специализировавшаяся на творчестве фламандских мастеров.
Разумовский был в дорогом костюме (песочного цвета в мелкую белую полоску), но галстук распустил и верхнюю пуговицу рубашки расстегнул. И его можно было понять, потому что в кабинете царила настоящая духота.
– У вас кондиционер сломался? – спросил Дремин, садясь напротив хозяина кабинета. – Как вы тут сидите?
– Как розы в парнике! – мрачно усмехнулся Разумовский. – Только им это в радость, а меня скоро удар хватит. – Он окинул полицейского цепким взглядом. – Я не понял из нашего телефонного разговора, по какому поводу я понадобился органам правопорядка.
– Мне бы хотелось знать, являетесь ли вы родственником Галины Степановной Бокатовой. Конкретнее – ее братом.
Разумовский удивленно приподнял брови.
– А в какой связи вы это спрашиваете?
– Мы расследуем одно дело, в котором фигурирует ее муж.
– Денис?
– Значит, вы с ним знакомы?
– Конечно. Я действительно Галин брат. – Разумовский нахмурился и выпрямился в кресле, сразу как-то подобравшись. – А что за дело? Я об этом ничего не знаю. В чем Денис замешан?
– Скорее всего, ни в чем, но мы вынуждены проверять многих людей, когда расследуем убийства.
– Час от часу не легче! – Разумовский окончательно сдернул галстук и бросил его на край стола. – Кого убили?
– Не могу распространяться на эту тему, – ответил Дремин.
– Говоря «многих людей», вы имеете в виду «подозреваемых»?
– Не обязательно. Для того чтобы стать подозреваемым, нужно, чтобы против тебя появились какие-то улики.
– И против Дениса они есть?
– Нет. Я же говорю, что приехал ради обычной рутинной проверки. Вы напрасно беспокоитесь.
Разумовский помолчал, подозрительно глядя на полицейского. Потом пожал плечами.
– Ладно, пусть так. Вы хотели знать, брат ли я Гали Бокатовой, я ответил. Что дальше?
– Ваш свояк приезжает сюда?
– Куда, в оранжерею?
– Да.
Разумовский покачал головой:
– Нет, с какой стати? Он автослесарем работает, а не цветы выращивает.
– Он ни разу здесь не был?
– Нет.
– И не имеет доступ в оранжереи?
– Что вы имеете в виду?
– Если он приедет, его пустит охрана?
– Мне позвонят от ворот и спросят, что делать.
– Никак иначе попасть на территорию теплиц нельзя?
– Нет. У нас камеры по периметру и даже ночью дежурят, по крайней мере, два охранника. Ну, и сигнализация, конечно.
– Никто не пытался попасть сюда несанкционированно?
– Когда?
– Ну, скажем, в течение последних пяти месяцев.
– Нет. До этого несколько раз пытались пролезть какие-то умники, но срабатывала сигнализация, и они смывались.
– Записи этих попыток проникновения остались?
– Нет, давно стерты.
Дремин подумал. Получалось, что разговор не дал ничего, кроме уверенности в том, что Бокатов не может быть убийцей. Прятать жертв в оранжереях Разумовского он не мог. И все-таки Дремин спросил:
– У вас тут растет бамбук?
– Конечно. Несколько сортов, насколько я знаю. Ваши вопросы вообще как-то связаны друг с другом?
– Конечно. Я вовсе не пытаюсь вас запутать или сбить с толку. Можно увидеть оранжерею, где растет бамбук?
Разумовский недовольно поджал губы.
– Да зачем он вам понадобился? Это как-то связано с убийством, которое вы расследуете?
– Напрямую. Только не расспрашивайте о подробностях.
Разумовский вздохнул:
– Ладно, идемте. Я вам сам все покажу. Заодно прогуляюсь, хоть свежего воздуха глотну.