— Вы ушли от темы, профессор, — подал голос Монахов, — вас спросили про рай, как быть с теми, у кого не было детства?
— Да, я сейчас, — кивнул Баринов, — так вот, рай есть у всех. И у Тани Середы он есть, есть он и у Ирмы Вальберс, есть он и у Агаши Фроловой, и у нашего ведущего — у господина Монахова, и у меня тоже…
— У каждого свой? — переспросил Монахов.
— У каждого свой, — кивнул Баринов.
— То есть, грубо говоря, если мне в жизни больше всего нравилась моя работа, то я окажусь в раю, напоминающем эту телестудию? — в упор глядя на Баринова спросил ведущий.
— Именно так, — подтвердил Баринов.
— Значит, по вашему, любитель покушать, после смерти попадет в рай, напоминающий ресторан, а любитель красивых женщин окажется в гареме?
— Это очень упрощенно звучит, но примерно соответствует моим представлениям о рае.
— Но ведь это противоречит концепции греха, ведь сладострастники и обжоры должны попасть в ад, — изумленно воскликнул Монахов.
— Все дело в том, — сказал Баринов, — все декло в том, что ада нет. И именно поэтому, все девочки попадут в рай.
2
Но нашей Агаше, если и предстоит попасть в рай, то не скоро…
Новогоднее шоу Маскарад должно было побить все рекорды сравнительного рейтинга.
По замыслу Дюрыгина, смотреть Шоу Маскарад должны были вдвое больше телезрителей, чем Новогодний Огонек и программу Новые песни о самом-самом…
Как же!
Увидеть полу-обнаженную Ирму Вальберс и увидеть свадьбу века, свадьбу Агаши Фроловой и Председателя правления Алекс-Групп, свадьбу, свидетелем на которой должен был фигурировать сам Жир-Махновский, такое пропустить БЫЛО ПРОСТО нельзя.
Грудь Ирмы, по согласованию с самой обладательницей этой застрахованной на миллион евро супер-груди, решено было показать в сеточке компьютерной вуали. Все-таки это ведь не порно-канал какой-нибудь там!
А перед этим по сцене должен был прыгать живой Махновский и распевать песни про Севастополь Родной, про то, как последний матрос Севастополь покинул…
«Мы камень родной, омоем слезой, когда мы вернемся домой…»
Как так могло случиться, что в жизни такой успешной девочки, как Ирма, весь мир вдруг начал рассыпаться, как изображение на мониторе пораженного вирусом компьютера?
Ведь в детстве все казалось таким стабильным! Ведь Ирме всегда внушали, что она по рождению своему уже попала в золотой вагон первого класса, где едут такие же как она сама — баловни судьбы, и что уже никакая сила никогда не сможет перевести ее из этого вагона в какой-нибудь там общий-плацкартный.
А тут…
Какая подлость жизни кругом! Ну почему, какая то провинциальная шлюшка — пигалица, вдруг посмела занять ее Ирмы место? Ее место в ведущем шоу страны, ее место на рекламных растяжках на главных проспектах столицы, ее место в постели самого классного и самого клеевого и модного продюсера в Останкино, наконец!
Ведь еще пол-года назад Дюрыгин намекал, дескать, ну почему ты Ирмочка не со мной, а с Игорем Массарским? Вот, де, была бы со мной, какие бы мы с тобой проекты на телевидении вместе закатывали! А она — дура, думала что этот серебряный рай с Игорем и с оплаченными им продюсерами, вроди Мотьки Зарайского, что этот рай будет продолжаться вечно… И откуда только в ее дурьей головке такая уверенность взялась? Папа латышский стрелок что ли вбил ей в голову эту дурь, что если она родилась в семье столичного начальства, то уже по жизни вся дорожка мягким ковриком, без сучка без задоринки?
А кстати…
А кстати говоря, ведь у папы латышского стрелка в его столе кроме пяти орденов Ленина в палехской шкатулочке, которыми тайком маленькая Ирма так любила играть, лежит еще и именной револьвер с золотой планочкой на которой выгравировано — Товарищу Вальберсу от Генерального секретаря Политбюро.
Так не съездить ли в гости к папе?
Не навестить ли его?
А Мотьку Зарайского прямо как подменили.
Раньше бывало, Ирма относилась к нему несколько свысока, — дескать, хоть по статусу, продюсер и режиссер он хоть и выше ведущей телешоу, но все зависит от калибра этой ведущей… Она всегда считала, что в золотом эквиваленте она — Ирма Вальберс на несколько сот кило чистого золота будет подороже чем Мотька, хоть он и продюсер, хоть он и личный друг Миши главного редактора…
Она так раньше всегда и строила с Мотькой свои отношения, мол она главная драгоценность эфира, типа вроде скрипки Страдивари, на которой ему — Мотьке только временно дали поиграть. К тому же Ирма всегда относилась к Зарайскому, как красивые и успешные и потому устроенные в личной жизни женщины относятся к мягкотелым бедолагам у которых слюнки на красивое тело текут, но внутренней стальной воли, которую уважают в мужиках женщины, не достает, чтобы тела этого добиться. Вот так она к нему раньше всегда к Мотьке Зарайскому и относилась, свысока и с нескрываемым ироническим высокомерием.
А теперь?
А теперь что то в Мотьке изменилось.
Теперь он в ней, в Ирме не ощущал былого её перед ним превосходства. И даже наоборот, стал ее как то жалеючи поучать, де вот, вожусь с тобюою только по старой дружбе, а то бы и не стал… Мол, так что, цени мою доброту!
Они сидели у Миши в переговорной комнате и обсуждали сценарий.
Но разговор скатывался с темы съемок на всякую ерунду. На личное, на какие-то сентенции, нравоучения…
— Массарский то твой женится, слыхала? — кстати и некстати спросил Зарайский.
Кстати, потому что по сценарию они только что обсуждали, как будут снимать свадьбу Дюрыгина с Агашей, а некстати… А некстати Мотя зацепил эту больную для Ирмы тему, потому как ведь знал, что ей обидно… Хотя, Ирма любила поковырять свои болячки. Так же, как любила в детстве отрывать головы своим куклам.
— Массарский уже не мой, — отмахнулась Ирма, — и я ему не советчица, как и почём с ума сходить.
— Я у него на отвальной холостяцкой вечеринке был, — не без хвастовства, заявил Зарайский, — деньжищ они там ухлопали, две останкинских башни новых на эти деньги построить можно.
— А чего ради то все это? — сохраняя видимость безразличного спокойствия, поинтересовалась Ирма.
— Ну, так они теперь Массарский с Махновским дружки не разлей-вода, — Мотя многозначительно улыбнулся, — а Махновский к Алекс-групп — капиталу Игорька тюменских денег притянул, у них обоих расчет.
— Какой расчет, я не поняла? — удивилась Ирма.
— Чего ты не поняла? — Мотя в свою очередь удивился непонятливости своей визави.
— Игорь то ведь женится на дочке Махновского.
— На дочке? На дочке Махно… Махновского? — Ирма едва не подавилась жевательной резиночкой, которую все перекатывала во рту с зубика на зубок…
— Ты что? Только сейчас родилась? — хмыкнул Зарайский, — вся Москва знает, она одна только не знает.
Но эта новость действительно стала для Ирмы новостью. Во-как! Секрет Полишинеля…
Ирма уже и не слушала, что там гутарил Мотя Зарайский, она как бы полностью провалилась в горькие выводы, последовавшие за этим новым для нее открытием…
Так значит, все эти отставки, весь этот театр, что устроил Джон с этим переодеванием, все это было только поиском предлога?
Значит… Значит ее просто разыграли? С ней сыграли как с дурочкой при игре в польского дурака, когда за отсутствующего партнера карты просто берут не глядя из его сдачи сверху по одной?
Они с дядей Яном Карловичем в детстве на даче в Юрмале часто играли вдвоем в польского дурака, когда сдавали на троих, а за дурачка за дурочку карты бросали по очереди…
Так теперь и за нее карты сняли Джон, Игорь и этот его новый друг мистер Икс, тот что в зеленом камзоле. Махновский — черт!
— Ирма, ты меня не слушаешь что ли? — повысив голос, спросил Мотя, — я ведь по сценарию говорю, тебе здесь надо будет выйти к оркестру, вот, гляди по тексту…
Но Ирма уже не очень то следила за ходом Мотиных рассуждений.
Все что ей сейчас пока еще предлагают, это уже не самые первые и не самые главные роли. И пройдет еще год, полтора годика, ей не станут предлагать и этого.
А что дальше?
Дальше в перспективе скатиться до того, чтобы радоваться нерегулярным съемкам в рекламе маргарина или кремов для стареющих дам в возрасте? Ирма раньше замечая таких неудачниц, относилась к ним с какой-то брезгливостью, сторонясь их, как будто вирусом неудачника можно заразиться?
Оказывается — можно заразиться вирусом неудачника.
А весь секрет то был в том, что ее снимали сперва потому что папа Вальберс был влиятельным человеком в Кремле, а потом ее снимали потому что Игорь за нее денег давал кому надо, а теперь… А теперь пока еще снимают по какой то инерции, выжимая из нее остатки ее былой популярности. А через годик, когда от этой популярности ничего не останется, снимать ее больше не будут. Разве что в рекламе крема для кожи для стареющих дамочек?
Неужели такова селяви?
— А что, Мотя, Дюрыгин теперь на Агаше женится, он имеет какой-то резон? — стараясь не выдать своей горечи и окрасить вопрос безразличием интонации, спросила Ирма.
— Дюрыгин не дурак, — уверенно ответил Мотя, — он в этой Агаше жилу золотую надыбал, деваха молодая, с фигурой, с мордашкой, да еще и талантливая, да еще и обучаемая, он из нее звезду сделал, а теперь и жену себе молодую сделает, шампунь и кондиционер в одном флаконе.
— Вот я дура, вот я дура, — думала Ирма, — Дюрыгин пол-года назад, когда у него ведущей не было, ведь предлагал, и кабы я ему намекнула тогда, мол, женись, все бы тогда иначе пошло.
— Ирма, ты отвлекаешься, гляди по сценарию, ты должна здесь выйти из оркестра и скомандовать, «на старт, внимание, марш», и выстрелить из стартового пистолета в воздух, — сказал Мотя, показывая это место в сценарии.
— И выстрелить из пистолета, — повторила Ирма.
А у папы в ящике стола лежит револьвер с золотойц табличкой «товарищу Вальберсу От Генерального секретаря Политбюро».