— Спросить-то ты можешь, вот только я не знаю, что тебе ответить. Честное слово.
Он открыл контейнер из пенополистирола, обтянутый специальным теплоизоляционным материалом, и протянул его Марти. В центре находилась пробирка с кровью. Марти вынул ее из контейнера.
— На сопроводительном ярлыке написано: «Из лаборатории Роберта А. Беллармино». — Затем он посмотрел на второй, более старый ярлык, приклеенный ниже. — А это что такое? Какой-то номер? Похоже, здесь написано «F-102». Тут — неразборчиво.
— Ты прочитал правильно.
Марта поднял глаза на старого друга:
— В таком случае просвети меня. Что это такое?
— Это я у тебя хотел узнать, — ответил Генри.
— Тогда позволь, я тебе кое-что скажу, — заговорил Марти. — Я не хочу иметь ничего общего с чем бы то ни было незаконным. Мы здесь такими вещами не занимаемся.
— Тут нет ничего незаконного…
— Ага, но в своей лаборатории вы анализ почему-то делать не хотите.
— Поэтому ты садишься за руль и два часа пилишь сюда, чтобы анализ сделал я.
— Марти, просто сделай это! Пожалуйста!
Марти Робертc прильнул к микроскопу, а потом повернул видеоэкран, чтобы Генри тоже мог его видеть.
— Итак, — сказал он, — структура эритроцитов, гемо-глобин, протеиновые зерна — все в полном порядке. Кровь как кровь. Кому она принадлежит?
— Это человеческая кровь?
— Господи, конечно, человеческая! — ответил Марти. — А ты что, думал, она принадлежит животному?
— Я только спросил.
— Если это кровь определенного вида обезьян, мы не сможем отличить ее от человеческой. Например, образцы крови шимпанзе и человека практически неразличимы. Я помню случай, когда копы арестовали парня, работавшего в зоопарке Сан-Диего. Он был покрыт кровью с ног до головы, и полицейские приняли его за убийцу. Выяснилось, что это кровь самки шимпанзе, у которой была менструация. Это случилось, еще когда я был врачом-стажером.
— Ты не можешь отличить? А как же сиаловая кислота?
— Сиаловая кислота — это маркёр крови шимпанзе. Так ты думаешь, это кровь шимпанзе?
— Я не знаю, Марти.
— Мы не можем сделать анализ на сиаловую кислоту в нашей лаборатории. Для этого необходимы веские основания и специальный запрос. А вот в лаборатории «Радиал геномикс» в Сан-Диего это вполне могли бы сделать.
— Очень смешно.
— Генри, ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что это такое?
— Нет, — ответил Генри, — я хочу, чтобы ты произвел генетический анализ этой крови и сравнил ее с образцом моей ДНК.
Марти шлепнулся в кресло.
— Ты меня пугаешь, — сказал он. — Ты впутался в какую-то дикую историю?
— Нет, ничего такого. Это связано с одним исследовательским проектом, проводившимся несколько лет назад.
— То есть ты не знаешь, принадлежит ли эта кровь тебе или шимпанзе?
— Да.
— Или вам обоим?
— Так ты сделаешь для меня анализ ДНК?
— Да, я сделаю мазок с твоей щеки и через несколько недель сообщу тебе результат.
— Спасибо. Это может остаться между нами?
— Господи Святый! — всплеснул руками Марти Робертс. — Ты снова меня пугаешь! Конечно, это останется между нами! — Он улыбнулся. — Когда все будет готово, я сразу тебе позвоню.
ГЛАВА 026
— Речь идет О «субмаринах», — сказал Джошу Винклеру адвокат, коньком которого было патентное право. — Об очень серьезных «субмаринах».
— Продолжайте, — улыбаясь, проговорил Джош. Они сидели в закусочной «Макдоналдс», и все остальные посетители были не старше семнадцати лет, поэтому не имелось ни единого шанса на то, что об их встрече прознают в компании.
— Вы, — заговорил адвокат, — велели мне искать патенты или патентные заявки, связанные с тем, что вы называете «геном зрелости». Я нашел пять — начиная с 1990 года.
— Угу…
— Две являются типичными «субмаринами». Так мы называем заявки на еще не сделанные открытия, так сказать «спящие» патенты, которые должны проснуться сразу же, как только данное открытие будет сделано. Классический пример — СОХ-2.
— Слышал, — сказал Джош. — Это старая история.
Драка за патент на ингибитор СОХ-2 вошла в историю. В 2000 году университет Рочестера получил патент на ген, названный СОХ-2, ответственный за энзим, вызывающий боль. Университет тут же подал в суд на фармацевтический гигант «Сирл», успешно продававший противоартритный препарат селебрекс, который блокировал энзим СОХ-2. Рочестер заявил, что продажа селебрекса нарушает его авторские права, даже несмотря на то, что в патенте был сформулирован лишь общий принцип действия гена — подавление боли. В патенте не было, сказано ни слова о каких-либо лекарственных препаратах.
Именно на это указал судья четыре года спустя, когда Рочестер проиграл. В решении суда говорилось, что патент университета представлял собой всего лишь подобие рабочего плана, и признал его претензии к «Сирлу» несостоятельными.
Однако этот судебный процесс никак не повлиял на политику патентного бюро. Оно продолжало выдавать патенты на гены, практическое применение которых оставалось весьма туманным. В патенте могло говориться, что открытие данного гена имеет большое значения для борьбы с сердечно-сосудистыми заболеваниями, инфекциями или для подавления боли. Суды признавали, что такие заявления бессмысленны, но, несмотря на это, бюро продолжало выдавать патенты, и гранты текли рекой.
— Переходите к делу, — сказал Джош. Адвокат заглянул в блокнот.
— Ваш лучший кандидат — патентная заявка 1998 года на аминокарбоксимуконат метальдегида дегидрогеназы, или ACMMD. В патенте говорится о том, что он влияет на возможности нейротрансмиттеров головного мозга.
— Так же действует наш «ген зрелости», — сказал Джош.
— Совершенно верно. Поэтому, если бы вам принадлежал ACMMD, вы смогли бы контролировать «ген зрелости», поскольку вы контролировали бы его эффект. Мило, не правда ли?
— Кому принадлежит патент на ACMMD? Адвокат полистал блокнот.
— Патентная заявка подана в 1995 году компанией под названием «Ген Ко-ком» из Ньютона, штат Массачусетс. Согласно бумагам, права на все приложения к патентам принадлежали главному инвестору, некоему Карлу Вейганду, а после того, как в 2000 году он скончался, перешли к его вдове. В данный момент она умирает от рака в больнице «Бостон Мемориал» и намерена завещать вышеозначенной больнице все принадлежащие ей патенты.
— Вы в силах что-нибудь предпринять?
— Только скажите!
— Тогда действуйте! — заявил Джош, потирая руки.
ГЛАВА 027
К этой проблеме Рик Дил подошел как к научно-исследовательскому проекту. Он прочитал две книги, посвященные женскому оргазму, причем одна была с картинками, и трижды просмотрел видеопособие, делая заметки. Это было необходимо, поскольку Рик дал себе торжественную клятву: он заставит Лизу испытать оргазм!
И вот теперь, находясь между ее ногами, он трудился, обливаясь потом. Это продолжалось более получаса. Его пальцы онемели, язык болел, колени ныли, но тело Лизы оставалось совершенно индифферентным — расслабленным, вялым, и не реагировало на все его усилия. Не произошло ничего из того, что обещали книги. Никакого лабиального набухания, никакой ретракции верхней части клитора, никаких изменений в ритме дыхания, напряжении мышц живота, никаких стонов и вскриков. Ни-че-го!
Он уже замучился, а Лиза все так же смотрела в потолок, словно человек на приеме у стоматолога, который с нетерпением ожидает окончания неприятной процедуры.
А потом… подождите минутку… ритм ее дыхания стал меняться. Сначала — незначительно, а потом все более заметно. Живот девушки стал ритмично напрягаться, она принялась сжимать ладонями груди и тихонько стонать.
Заработало!
Рик удвоил старания, и Лиза с энтузиазмом ответила ему. Наука определенно работала! Лиза теперь отвечала на каждое движение Рика: тяжело дышала, извивалась на постели, выгибала спину. И вдруг она изогнулась дугой и закричала:
— Да! Да, Брэд! Да-а-а!!!
Рик отскочил от нее, словно его ударило током. Лиза зажала себе рот ладонью и перекатилась на край кровати. Она вздрогнула, резко села и, откинув с лица волосы, посмотрела на Рика сверху вниз. Ее щеки горели, а глаза потемнели от возбуждения.
— Вот черт! — сказала она. — Какая жалость! Извини! Неловкость ситуации сгладил зазвонивший телефон Рика. Лиза поспешно взяла его с тумбочки и передала Рику.
— Да! Кто это? — рявкнул тот. Он был вне себя от злости.
— Мистер Дил? Это Барри Шиндлер.
— А, привет, Барри!
— Что-то не так?
— Да нет, все в порядке.
Лиза встала с кровати и принялась одеваться, повернувшись к нему спиной.
— Но вот и славненько! А у меня для вас хорошие новости!
— Какие именно?
— Как вам известно, на прошлой неделе ваша супруга отказалась пройти генетическую экспертизу. Мы подали заявление в суд, и вот вчера пришло постановление. Суд обязал ее подчиниться нашему требованию.
— Так, и что дальше?
— А дальше вот что. Не пожелав подчиниться постановлению суда, ваша жена сбежала.
— Что вы имеете в виду? — спросил Рик.
— Она сбежала. Уехала из города, причем никто не знает, куда именно.
— А как же дети?
— Она бросила их.
— Кто же о них заботится?
— Домработница. Вы звоните детям ежедневно?
— Обычно да, но в последнее время я был очень занят на работе.
— Когда вы звонили им в последний раз?
— Не помню. Может, дня три назад.
— Так вот, вам сейчас лучше оторвать задницу от дивана, или где вы там находитесь, и поспешить к детям, — злым голосом проговорил Шиндлер. — Сию же минуту! Вы хотели получить опеку над детьми? Вы ее получили! Так что продемонстрируйте суду свою состоятельность в качестве родителя.
Произнеся это, адвокат повесил трубку.
Рик Дил сел, прислонился спиной к спинке кровати и сказал Лизе:
— Мне нужно уехать.
— Ладно, — ответила она, — увидимся позже. Еще раз извиняюсь.