— Принято, — мрачно цедит Арым, глубоко вдыхает, выдыхает и бросает тяжёлый взгляд на меня.
И Раад на меня смотрит. Тоже так. Тяжело. Пристально.
Я так и стою задеревеневшая в одной позе, переводя широко распахнутые глаза с одного, на другого, и на третьего. Так и прижимаю пальцы обеих рук к губам.
Рядом со мной вдруг как-то внезапно оказывается Варих, и теперь я испуганно смотрю на него вблизи, на ссадины и кровь его…
— Сильно мы напугали тебя, цветочек, — криво улыбается он. — Не будем больше так тренироваться, — и прищуривается хитро. — Смотри, у меня тут ссадин всяких много. Поможешь обработать?
33. Везунчик
Варих
Смотрю в чистые незабудковые глаза, на вспыхнувшие ярким румянцем щеки и внутри аж непривычно трепещет все от нежности.
Пропал.
В тот самый миг пропал, когда она на меня в темнице еще посмотрела первый раз. Один короткий взгляд, а оглушило так, будто по башке кто дубиной шарахнул.
Как же я тогда захотел эту невинную малышку себе. Скрывал за насмешками, да шутками. От неожиданности все. Но из вида не выпускал больше. Как одержимый смотрел и смотрел на нее. Глазами ел. Хорошо там темно было. Не так заметно и ей и побратимам.
Но Раад увидел. Выговор мне потом тихо сделал отдельный, чтобы не вздумал девчонку лапать, да склонять к чему. Не время, да и про зарок тот духам, что мы втроем дали напомнил.
А я помнил, а в мыслях уже другое было. Не лапать, я ее всю сожрать готов был целиком. Нежно, осторожно, ласково… Залюбить свой цветочек, присвоить, пока кто еще права на нее не предъявил.
Духи ветра уже настойчиво шептали в уши, что она, та самая, единственная, моя…
И не ошиблись. Зеленая луна все подтвердила. Пусть у орков нет истинных пар, но ведь у эльфов они есть. Незабудка помнила о нашей ночи, а значит… Значит, истинный я для нее. И вожак это понял сразу. Вернулся мрачный с той поляны, где с Цветочком моим говорил. Тренировку эту затеял…
Понятно, что эта ночь не гарант моей исключительности. Духи только подсказку дают, направление. У них свои цели, которые нам неведомы бывают. И Раад это знал. Так мне и сказал тихо, что не откажется от Незабудки. Не закончено еще ничего, пока она выбор не сделала окончательный.
Да, пар спустить стоило. Определенно. Но мне плевать было на кипящую злость побратимов. На все было наплевать. Повезло ведь мне.
Всегда везунчиком был. Выжил же тогда в детстве в кольце степного пожара. Никто не выжил из нашей стоянки, а мне свезло как-то. Выскочил испуганным ребенком сквозь стену пламени. Вслепую, духи вели не иначе. Обожженый, обессиленный и повезло, что наткнулся на меня отряд соседнего клана.
Дым их привлек.
Не врал я Незабудке. Шрамов у меня много разных, но ожогов того давнего пожара больше всего.
Свезло и когда тот болт в грудь прямо принял в стычке с троллями. Целитель наш так и сказал прямо, что везунчик я отчаянный и сами духи меня хранят.
А теперь вот первым у девочки своей стал. Счастливчик я. Радость распирала просто, и рот в улыбке глупой растягивался, когда смотрел на нее. Маленькая моя. Теперь еще больше одержим ей.
Как дурак готов день и ночь запахом ее дышать и волосы гладить. Только бы рядом была. Моя… И браслет уже карман нестерпимо жжет, в ладонь проситься, чтобы ей надеть. Так хочу на руке ее увидеть, чтобы уже точно, навсегда чтоб.
Но нельзя пока. Вожак прав. Должок на нас. Духи ведь и отвернуться могут, если нарушу. Так, что я потерплю пока. Нежностью свой цветочек окружу. Теперь можно. Не скрывать…
Ох, как же ее затискать и зацеловать снова всю хочется!
Кошусь на хмурого Раада, потом на Арыма. Наблюдают за нами. Эти не сдадутся так просто. Раад так точно. Да и Арым… Заклинило нас всех на незабудковых глазках невинных. Как есть заклинило. И никаким клином не выбить. Слишком сильно зацепило.
Усмехнулся разбитыми губами.
Я то уже знаю как это хорошо с ней, с малышкой нашей. Как она стонет, как кричит, как глаза ее сияют от удовольствия, когда кончает под тобой. А вот они пока только представлять это могут. Везунчик я… Да…
Незабудка жалостливо кривит губы, будто расплакаться хочет, пока осторожно смывает кровь с моего лица. А я улыбаюсь ей, как придурок последний. Ох, цветочек, что же ты делаешь со мной? Со всеми нами? Счастлив до одури, чуть не мурлыкаю, когда ее пальчики нежные касаются моей кожи.
— Больно? — тонким дрожащим голосом спрашивает она.
Ах ты ж, прелесть моя! Переживает.
Эх, малышка, если я скажу, где мне больно сейчас, то ты точно все красная опять станешь. В штанах закаменело все от желания. А ссадины? Кто же на них внимание обращает? Это так, только повод был, чтобы тебя потрогать лишний разок.
Ловлю легко губами ее пальцы, она смущается так мило. Глаза опускает и краснеет все равно.
Духи, как сдержаться и не набросится сейчас снова? Все в ней вкусно: и смущение, и трогательная наивность и чувствительность ее. Как же хочется в эти губы розовые пухлые впиться алчным поцелуем.
Моя, Незабудка. Моя!
Смотрю, не могу оторваться.
— Спасибо, Цветочек. Разве могут твои пальчики больно сделать? А знаешь, что еще может хорошо боль унять? — хрипло заигрываю с ней, а сам уже понемногу притягиваю ее ближе за талию.
Поцеловать хочу, но осторожно, чтобы не спугнуть.
Пусть привыкает. Постепенно. И остальные пусть тоже привыкают, что моя…
Ее глаза округляются удивленно, и губы смешно в трубочку вытягиваются.
— Что? — шепчет она, а на шее так и пульсирует часто жилка.
— Достаточно, — обрывает наш интересный разговор резкий голос вожака.
Незабудка вздрагивает и отстраняется спешно. Вот засранец! Такой момент испортил!
Перевожу взгляд на него. Бесстрастное лицо, но чуть выгибает бровь с вызовом.
Да, еще точно ничего не закончено. Никто не сдаться без борьбы в нашей дружной тройке. Хмыкаю, потом смотрю на Цветочек свой. А она смотрит на вожака, и румянцем ее снова заливает с головой.
Что ж ты с нами делаешь, красавица? Сама мечешься и нас смущаешь. Счастливым меня сделала, но сможешь ли всех принять в своем сердце? Люди, как я слышал, не принимают подобные союзы. Брезгуют ими. Проклинают даже. Но в нашей малышке и эльфийская кровь есть. И как оказалось достаточно сильная. Сможет ли она заглушить все, что ей вдалбливали люди? Что победит в итоге?
Не хотел бы я тебя делить, но… с побратимами тоже не хочу вражды. И если духи благословят… Сейчас только понял это ясно, когда мозги понемногу от эйфории начали на место вставать. Семья мы давно почти…
Ссоры и мелкие дрязги случались, но вот как сейчас быть? Как делить то, что невозможно разделить? Смотрю на Раада уже другим взглядом. Киваю едва заметно. Духи должны помочь. Пусть Незабудка делает свой выбор.
— Варих, тебе Арым дальше поможет все твои ссадины обработать, — со скрытым ехидством продолжает он. — Незабудка, пойдем. Тебе тоже пора начать тренироваться на всякий случай.
34. Наставник
— На всякий случай?.. — осторожно переспрашиваю я, переводя взгляд от нахмуренного Вариха на Раада и Арыма. — Как вы? Тренироваться?..
Ох!
Перед глазами сразу их недавняя страшная тренировка — Варих врукопашную с Раадом, и потом… три могучих воина, обменивающихся стремительными ударами деревянных мечей.
А по телу сразу горячая волна от новых невольных воспоминаний: как меня обнимал Арым, его горячий хриплый шёпот «всё бы отдал, чтобы поймать венок твой», и обжигающие губы на моей шее… и руки, его требовательные ласкающие ладони…
Духи, за что вы эти мысли в голову ко мне подсылаете? Мне ведь теперь нестерпимо хочется, чтобы Арым снова обнял, снова жарко шептал и руками своими…
— Нет, по-другому. Не рукопашка и не мечи, — понимает мой испуг Раад, прерывая нескромные горячие мысли об Арыме. — Кинжал. Я дарил тебе. Обещал научить. Самое время сейчас. Арым, ты в наши вещи убирал незабудковый кинжал.
Взгляд Раада на Арыма — требовательный, жесткий. Тот хмурится, мрачно смотрит на Вариха, на Раада, и на меня… Отходит к поклаже, быстро находит кинжал в ножнах и бросает его Рааду — тот ловко ловит.
Снова три горячих взгляда скрестились на мне. Остриями самыми так сладко под кожу проникают. Смущают. А я смотрю на всех троих и совершенно теряюсь. Откуда это во мне? Почему-то каждый мне слишком дорог. И в объятия каждого хочу…
Сглатываю и опускаю глаза, страшась, что орки прочитают в них все мои возмутительные неприличные мысли. Нельзя же о таком мечтать! Даже думать стыдно! Неужели это так ночь на меня прошедшая повлияла и кровь моя эльфийская дурная?
Орки продолжают смотреть на меня мрачно, жадно. Чувствую их взгляды кожей. И откуда-то легко представить, что тоже обнимать меня хотят… Варих-то и обнимал, и прямо об этом говорил. Арым вот тоже сказал — он вообще прямой, как есть всегда говорит.
И от этого еще страшнее, еще больше стыдно становится. Тетка Руфья вот говорила, что все от женщины идет. Все беды и несчастья. И если случилось среди мужиков стычка какая, то всегда девка виновата. Свою дочку она тоже лупила почем зря, воспитывала в строгости. Но видно мало ей было, еще и меня пыталась, пока отец отсыпался после ночных гулянок. Она же и сетовала, что он мало дерет меня, по глазам моим бесстыжим видно, что распутная дурная порода. Таким вообще никаких поблажек давать нельзя, так она твердила постоянно. Порченая я, как есть порченая, как и мать моя…
А я… Неужто и вправду виновата, что они так… Я ведь никого обидеть не хотела. Все как чувствую, говорила. Не подумала даже, когда признавалась, что им всем венки хочу… От сердца шло…
А Раад… Он сказал, что я никогда… что глупости это все, чтобы забыла все слова те злые. Кому верить? В груди все трепещет, а в голове мысли, как змеи ядовитые в клубок сбились, кусают, жалят больно. Не могу себе уже доверять. Все так странно и пугающе…
Как просто было ночью не думать, таким правильным ощущалось. И утром еще отголоски сохранялись, а теперь…