Перед тем как расстаться, Сабина, подобно своей матери, произнесла слова молитвы за путешествующих — насколько я понял, она хотела избавить меня от бурь, голода и всяческих напастей и дала мне в спутники каких-то ангелов-телохранителей, которым поручила довести меня до родного дома.
На прощанье Сабина горячо поцеловала меня. Я прочел в ее потемневших глазах благодарность. А вот почувствовала ли Сабина, как я благодарен ей за то, что она живет на белом свете?
И я пожелал ей такого счастья в жизни, о каком сам только мечтал…
1961
Старик и его ученикиДокументальная повесть
Рядом со Стариком
Десять лет назад комбриг Альфред Тылтынь привел своего младшего брата Поля Армана к моложавому, но уже поседевшему человеку, которого заглазно называли Старик, — к своему шефу Берзину, начальнику Главного разведывательного управления Красной Армии.
Арман знал героическую биографию Берзина. Юношеское восхищение Поля оказалось стойким. В Главразведупре Берзина называли Павлом Ивановичем, а по метрике он — Петер Кюзис. Семнадцати лет приговорен царским военно-полевым судом к расстрелу за участие в вооруженном восстании. Смертную казнь несовершеннолетнему Кюзису заменили тюрьмой. После освобождения он работал в подполье под конспиративными именами Малниетис (Далекий), Скуя (Хвоя), Павел. Царская охранка выследила Петериса Кюзиса. Снова суд, тюрьма, ссылка навечно в Иркутскую губернию. Оттуда юноша совершил побег, а готовиться к побегу начал, едва переступив порог тюрьмы.
Арман знал, что Берзин приехал в Испанию с Дальнего Востока.
Ян Карлович, все такой же ладный, подтянутый, приветливо встретил Армана в штабе обороны Мадрида в подземелье, в комнате с могучими сводами. Серые глаза Берзина потеплели.
— А поворотись-ка, сынку, — Берзин осторожно приобнял Армана, заметив, что руки у него забинтованы. — Здравствуй, Пауль, здравия желаю, капитан Грейзе! Ну как, привык к своему псевдониму? Не очень меня ругаешь? Это ведь я — твой крестный!
— Меня иногда за немца принимают…
— Фамилия и в самом деле немецкая. В нашем уезде еще в пятом году, когда драгуны и жандармы ловили «лесных братьев» в лесах Земгалии, мне спас жизнь барон Грейзе. Пожалел мальчишку и спрятал у себя в барском доме от карателей. Когда я узнал, как много немецких товарищей едет сюда в батальон Тельмана, захотелось воскресить добрую остзейскую душу. Чтобы не забывать о диалектике и не подходить упрощенно к национальному вопросу… Та-а-ак, копоть успел отмыть, а на лице ожоги и кровоподтек… Выходит, не зря тогда отправил тебя в пятую мотомехбригаду — научился у Альфреда кое-чему. Узнал бы он про твои боевые дела — порадовался издалека за своего Пауля…
Арман кивнул коротко, он понял, что любые расспросы о местонахождении Альфреда в этой обстановке неуместны.
— А ты времени не терял, — улыбнулся Берзин. — Не успел доехать до главного советника генерала Гришина и получить от него советы, а уже изрядно потрепал нашего каудильо Франко. Он жаловался на тебя…
— Звонил вам в Мадрид?
— Зачем ему звонить? Франко собирается на днях лично пожаловать сюда…
Улетучилась мимолетная веселость, Берзин посуровел. Арман вгляделся в него — заметно побелел ежик волос, но серо-голубые глаза полны молодого блеска, и, хотя на нем штатский костюм, строевая выправка чувствовалась, даже когда шел к столу; Берзин сел в старинное кресло с высокой спинкой.
Как бы ни был встревожен, взволнован, он всегда разговаривал с подчиненными спокойным тоном; сколько бы бессонных ночей ни пряталось в его усталых глазах, хватало выдержки скрывать, что устал до изнеможения, работал в полную силу, не помышляя об отдыхе — как волшебный радиопередатчик, у которого никогда не иссякают батарейки и который обладает способностью во время работы аккумулировать нужную ему энергию.
Берзин не расспрашивал о драматических событиях, разыгравшихся в городке Сесенья, где воевал Арман. Наверняка ему уже об этом доложил начальник штаба Мадридского фронта Висенте Рохо, или наш военный атташе Владимир Горев, или Семен Кривошеин, он же полковник Мелле.
Берзин был очень недоволен обстановкой в штабе Центрального фронта. Нарушают основные законы фронтовой конспирации, идет утечка секретной информации.
Нетрудно понять, какой урон принесло громогласное оповещение о предстоявшем 29 октября наступлении на Сесенью. Если бы просто агитационный призыв, а то — с выдачей всего оперативного приказа о наступлении! Приказ разослали в республиканские части, нарушив его секретность. Но нет смысла огорчаться только по одному этому поводу: в канун наступления приказ высшего военного командования Центрального фронта передавался еще и по радио!
Берзин достал из ящика стола лист с переводом этого приказа на русский:
«Слушайте, товарищи! Двадцать девятого, на рассвете, появится наша славная авиация и обрушит на подлые головы врага много бомб, она будет расстреливать его из пулеметов. Затем выйдете вы, наши смелые танкисты, и в наиболее чувствительном для противника месте прорвете его линии. А уж затем, не теряя ни минуты, броситесь вы, наша дорогая пехота. Вы атакуете части противника, уже деморализованные, вы будете бить их и преследовать до полного уничтожения…»
— До полного уничтожения еще очень далеко, — вздохнул Арман, возвращая бумагу.
— Не приказ, а какая-то прокламация, разосланная не к месту и не ко времени. Не пойму — чего у сочинителя больше: глупости или зловредного умысла? Иногда дурак и предатель отлично уживаются и дополняют один другого.
— Правильно сказал мне Михаил Кольцов: шпионов можно засылать в местные штабы не для работы, а для отдыха… — невесело усмехнулся Арман; улыбаться ему больно, обожжены губы, лицо воспалено от ожогов.
— Может, и бутылки с бензином фашисты начали готовить, услышав рекламу про вас, танкистов?
Арман пожал плечами, он не удивился повышенному интересу Берзина к новоявленному оружию. Эти проклятые бутылки придется иметь в виду всем танкистам; просто так, с небрежным высокомерием от этих бутылок не отмахнешься, тем более здесь, в Испании, где танку иногда приходится пробираться по узким улочкам среди старинных домов — легче легкого швырнуть бутылку с бензином из окна сверху, с балкона, из-за каменной ограды.
Берзин предположил, что, вероятно, со временем бутылки будут наполнять не бензином с ваткой-затычкой, которую надо поджечь в момент броска. Химики-пиротехники додумаются до бутылок с самовоспламеняющейся жидкостью. И на спички тратиться не станут! Трахнут такой подарочек о броню, и огонь мгновенно растечется по всем щелям.
Тучи над Мадридом сгущались с каждым днем. За спокойным тоном Берзина, которым он сообщал плачевные новости, чувствовалось предельное напряжение.
— Ты что-нибудь слышал о «пятой колонне»?
Арман неуверенно развел забинтованными руками.
— «Пятая колонна» все чаще напоминает о себе. Как известно, генерал Мола наступает на Мадрид четырьмя колоннами: первая — по эстремадурской дороге, это конница; вторая — по толедской, танки и пехота; третья — через Авилу (Гвадаррама); четвертая — через Сигуэнсу (Гвадалахара). Но Мадрид будет завоеван, говорилось на днях в радиопередаче фашистов, даже если эти четыре колонны не дойдут, «пятой колонной».
Что же это за «пятая колонна»? В тюрьмах и в казармах под конвоем сидит около восьми тысяч сторонников Франко, они готовы каждый день нанести республике удар в спину. Кроме того, много вооруженных врагов отсиживается в домах, скрывается в посольствах, больше всего в германском и финском. Случается, на улицах, площадях бросают гранаты, стреляют в милисианос с чердаков, крыш, верхних этажей — из окон и с балконов.
— Эх, если бы у нас с тобой был лишний взвод танков, — мечтательно вздохнул Берзин. — Мы ввели бы в Мадриде бессонное патрулирование. Сразу укоротили бы руки «пятой колонне». Слушай, Пауль, ты не мог бы в ближайшие дни и ночи чаще наведываться в город?
— Конечно, могу. Исходные позиции моих танков с каждым днем все ближе к городу. Поздними вечерами приезжаю в военное министерство к Гореву. Отчитываюсь, уточняем обстановку.
— Да, весь Мадрид сегодня — прифронтовой город. Но когда я сказал «наведываться», то имел в виду не тебя персонально, а твои Т-26. Положение в Мадриде такое, что… Мне не дает спать «пятая колонна». Я уже говорил на эту тему с Миахой, с его скользким помощником Касадо, но взаимопонимания не нашел. Или они не представляют опасности, или… Им лишь бы не общаться с коммунистами, держаться подальше от ЦК партии… Хотя хорошо понимают, кому город прежде всего обязан своим героическим сопротивлением.
Беседа затянулась, Арман уехал к своим танкам далеко за полночь…
Каса роха
Они разговаривали на разных языках, но когда действовали сообща, в разведке, или в ближнем бою, когда воевали в тылу врага, быстро находили общий язык. Встречались они в Пинс дель Вальес, северо-западном предместье Барселоны вдали от оживленных дорог, в доме из красного кирпича, который называли Каса роха, то есть «красный дом». А база в соседнем доме, где обучались методам и приемам войны, — «Чапаев». Возможно, название возникло после того, как в местном кинозале показали советский фильм «Чапаев». Бойцы занимались или отдыхали здесь между операциями. Названием «Чапаев» они хотели подчеркнуть свою преданность идеалам революции, молодой республике. Готовность следовать той беззаветной храбрости, какой обладал камарада Базиль Чапай. Как он стрелял из пулемета? Муй бьен! Фармидабль! — замечательно! Чапай редко снимал теплую шапку, которую русские смешно называют «папаха», никто из испанцев никогда ее не видел…
Из Каса роха, из «Чапаева» тянулись нити ко многим храбрым и дерзким отрядам герильерос.
«Малая война» — герилья — все сильней и сильней полыхала партизанским костром на земле, захваченной фашистами. Рядом с герильерос отважно сражались бойцы интернациональных бригад.