и в момент самой напряженной борьбы его с самим собой и с «классическими» анархистами… Он был честным человеком, он уже готов был сделать правильные выводы из всего, что происходило на его родине, — и его убили.
«Дуррути обещал очистить колонны от враждебных революции лиц, — писал позже маршал К. А. Мерецков. — Но должного порядка так и не навел. Последствия не замедлили сказаться. Под Мадридом его отряды сражались неудачно, а Дуррути вскоре погиб от шальной пули… Я был уверен, что это кто-то из „своих“ отомстил ему за попытки наладить дисциплину. Мне очень жаль было этого отважного парня с невообразимой путаницей в голове, но лично честного и по-своему принципиального».
А что касается военного советника у анархиста Дуррути, дважды Герой Советского Союза генерал армии П. И. Батов вспоминал, что этот человек обладал «страстной целеустремленностью и неутомимой изобретательностью в борьбе с врагом… В Испании наш дорогой Ксанти (так его там величали) помогал защитникам республики организовать разведку. К сожалению, еще не настало время, чтобы в полный голос рассказать о деятельности этого человека, а когда настанет — люди будут читать и удивляться, и радоваться, что среди них живут такие натуры…»
Встреча на крыше
Маленький отряд перебрасывали с места на место девять раз на дню и каждый раз посылали туда, где трещала и рвалась линия обороны Мадрида. Капитан и его боевые товарищи, покрытые гарью и пылью, похудели так, что комбинезоны висели на них, как на вешалке. Покачивались от усталости, мучительно хотели спать, досыта поесть, утолить жажду. Капитан Грейзе уже стал легендарным «танкисто русо».
В обеденное время Арман приехал на ремонтную базу в Алкала де Энарес. Неподалеку от памятника Сервантесу, уроженцу этого местечка, Арман встретил огорченного полковника Кривошеина.
— Сегодня получен приказ, — сказал Кривошеин. — Наш отряд отзывается на Родину. Но нельзя уехать, не попрощавшись с товарищами из комитета обороны Мадрида.
В Центральном Комитете испанской компартии их приняли Хосе Диас, Долорес Ибаррури, Антонио Миха, их соратники.
— Солдатам от приказа деваться некуда, — горестно развел руками Кривошеин; через несколько дней он навсегда перестанет называться полковником Мелле. — Вот если бы вы попросили Москву, товарищ Диас, может, оставили бы…
— Кое-кого выпросили, а остальным придется уехать.
— Может, в «кое-кого» и мы угодили? — спросил Кривошеин.
— Угодили, да не все. Вам об этом скажет ваше начальство. Например, капитану Грейзе прощаться рано. А с вами, полковник Мелле, и с группой храбрых танкистов мы расстаемся с сожалением.
Теплые слова благодарности, дружеские объятия…
Из здания ЦК Арман на своем броневике заторопился в «Телефоника-сентраль», чтобы с высоты шестнадцатого этажа уточнить боевую обстановку на реке Мансанарес.
На макушке «Телефоники» он застал Берзина, который, утром приехал из Валенсии, еще одна — какая по счету? — ночь в куцых обрывках сна. Обязанности принуждали его как главного военного советника поддерживать постоянный контакт с удравшим из столицы коалиционным правительством, с военным министерством. Но как только появлялся просвет, Берзин мчался по уже наезженной им дороге «номер семь» в истекающий кровью Мадрид.
Шоссе постоянно забито беженцами со скарбом и скотом или сиятельными грандами с тяжеловесными обозами, вереницами телег и карет. Автомобили, повозки, двуколки, мотоциклы, велосипеды, детские коляски, навьюченные лошади, мулы, ослы. Уже много раз мчался навстречу громыхающему, скрипучему, голосистому потоку Берзин, чтобы через день-два снова в неотступной тревоге спешить в тыловую Валенсию, куда его снова властно звали обязанности.
Берзин стоял на крыше «Телефоники» во весь рост, слегка расставив крепкие ноги, в светло-сером костюме, в шляпе. Он изучал пригородную линию фронта, в руках бинокль, но не обычный артиллерийский, а двенадцатикратный, так называемый адмиральский.
Арман заговорил с ним о свежей новости. Рад, что его оставляют, — постарается и дальше быть полезным командованию.
Берзин вглядывался, не отнимая бинокля от глаз, и Арман не увидел снисходительной усмешки на его лице. И только когда Берзин с удовольствием рассмеялся, Арман понял, что никакой новости он сюда, на шестнадцатый этаж, не доставил. Берзин признался, что сам обратился к Хосе Диасу с просьбой оставить капитана Грейзе в Испании, и его включили в список незаменимых военных специалистов.
— Это мое предложение. Не возражаешь? Ну я так и знал…
С латаным-перелатанным танком и многострадальным экипажем капитан Грейзе расстанется в самые ближайшие дни. Ему надлежит провести в Арчене курс занятий не только с новобранцами-испанцами, но и поделиться опытом с вновь прибывающими танкистами комбрига Павлова.
И еще одно поручение Арману — срочно наладить изготовление оружия и боеприпасов на заводах под Барселоной, в Валенсии, в других городах и местечках Каталонии.
— Кто, если не мы, непосредственно с поля боя, — Берзин обвел панораму широким жестом левой руки, — укажем нашим конструкторам на слабые и сильные стороны наших танков?
Истребители наши не уступают немецким — пока не ступают! — а скоростной бомбардировщик СБ несомненно превосходит по всем статьям машины подобного назначения. Однако новые истребители «мессершмитт-109», «капрони-113» и некоторые другие модели таят в себе много скрытых угроз.
Куда бы ни забрасывала Берзина военная судьба — на Дальний Восток или в Испанию, — он всегда думал о завтрашнем дне Красной Армии, им владело святое творческое беспокойство.
Главного военного советника при правительстве Ларго Кабальеро генерала Гришина знали в штабах Центрального, Мадридского и других фронтов. Но можно не сомневаться, что его настоящее имя хорошо известно и контрразведке Франко, и итальянской ОВРА — тайной полицейско-шпионской и террористической организации, и абверу германского вермахта, и гестапо.
А в тихом московском переулке, в доме, который разведчики называли Центром, Берзина заглазно звали Стариком. Подпись «Старик» с глубоким уважением зашифровывали и расшифровывали радисты. Возглавляя пятнадцать лет военную разведку, Берзин оставался молодым, полным творческой энергии. Казалось, она накапливалась с годами напряженной, изнурительной работы, и все больше знаний хранилось в его памяти, и многое он не позволял себе забывать. У него прошли выучку немало талантливых учеников и преданных помощников, среди них — Рихард Зорге и Лев Маневич. Он учил их предугадывать, предусматривать, отгадывать головоломные загадки, добывать чужие секреты, зорко вглядываться в завтрашний день.
За месяцы напряженной работы в Испании Берзин не раз убеждался в том, что многое из нашего вооружения следует совершенствовать и обновлять.
Берзин поглядел на часы, пора ехать в штаб обороны, он ждал звонка из Москвы. Разговор продолжали по-латышски.
— Но тебя оставляют, — сказал Берзин, — не для того, чтобы ты со своей потрепанной ротой отбивался от Франко, Гитлера и Муссолини.
Участвовать в боях, во всяком случае в ближайшее время, Грейзе не будет. Нельзя рисковать опытом, накопленным за месяц боев.
Капитан Грейзе, можно сказать, на собственной бронированной шкуре, в специфических условиях сильно пересеченной гористой местности изучал тактику боев.
— Есть еще одна особенность в боях на испанской земле, — сказал Арман озабоченно, — старинные каменные строения, каменные заборы весьма удобны для засад. Противник умело использует эти маленькие крепости.
Берзин с нескрываемым интересом выслушал Армана, закивал в знак согласия, по привычке приглаживая подстриженные ежиком волосы, и добавил:
— Ты провел много огневых дуэлей с итальянскими «ансальдо». Твоей роте больше всех досталось от маленьких крепостей, от бутылок с бензином, от новых противотанковых пушек Круппа. Если говорить начистоту, твой опыт нужен не только испанцам. Он нужен и нашим танкистам, которые сменят отряд Кривошеина.
Берзин снова перешел на латышский и сообщил Арману, что ожидает пополнения.
— Об этом никому ни слова. Впрочем, тебя о таких вещах предупреждать излишне.
Много лет спустя в мемуарах «На службе народу» Мерецков рассказал о боевых встречах с Арманом в Испании:
«…Когда я нашел танковую роту, первый, кого я увидел, был майор [1] Грейзе (командир из нашей мотомехбригады в Белорусском военном округе П. М. Арман). Он-то и командовал этой ротой. Завязался разговор о прошедшем бое. Оказалось, в один из танков попал снаряд, оглушив башенного стрелка. Других потерь не имелось.
Любопытное это явление — человеческая память. Многое я позабыл, даже весьма важное. А вот детали того разговора помню, как будто он состоялся вчера.
Настроение у танкистов было отличное. Прибыть и с ходу успешно выполнить задание — это всегда поднимает дух человека. Замечу, что высокий боевой дух сохранился у танкистов и в дальнейшем. В ноябре 1936 года под Мадридом действовало всего лишь около 50 танков, намного меньше, чем имелось у Франко, но сражались они героически. Танки сцементировали столичную оборону и сыграли роль крупного морального фактора. Потери врагу они тоже наносили весьма ощутимые. Франкисты еще не имели опыта борьбы с танками, и боевые машины нередко просто давили вражескую пехоту и конницу. Фашистами овладевала паника, когда они видели идущие на них в атаку танки. А среди героев-танкистов, кто тогда доблестно сражался под Мадридом, одним из лучших был Поль Матисович Арман. Присвоение этому командиру, латышскому большевику Тылтыню (его настоящая фамилия) звания Героя Советского Союза явилось заслуженной оценкой его решительных и умелых действий».
«Я не боюсь не быть»
Уже две недели новоявленный оружейник Грейзе не залезал в люк танка, не усаживался на верткое маленькое креслице в башне у пушки, не трясся под огнем в бронированной коробке, не ловил целей в перекрестие. А вчера не вытерпел и на отремонтированном танке махнул в Мадрид — за 28 километров от ремонтной базы.