нам нужно поработать
намного тоньше и наверняка.
Пение из динамиков (всё это время бобины продолжают крутиться):
Вот это — для мужчин! (Андрей и Наташа вздрагивают.)
Рюкзак и ледоруб!
И нет таких причин,
Чтоб не вступать в игру.
Прощайте вы, прощайте…
Андрей (резко прерывая Визбора):
Нет-нет, не это.
Нам совсем без крови
на этот раз.
Голос из динамиков:
Полоний к Вам.
Андрей:
Вот, этот пусть зайдёт.
Входит Полоний. Это пустое место. В дальнейшем все, кто к нему обращаются, — говорят в пустоту. По желанию режиссёра пустота может оборачиваться светящимся пятном или любой другой голограммой. Сцена освещается новым, ярким светом, из динамиков — восточная музыка и пение. Первой начинает танцевать Наташа и втягивает в танец Андрея. Постепенно, танцуя, они приглашают из-за сцены новых и новых персонажей. Среди танцующих обязательны восточные принцессы, дети, дворники-таджики, проститутки, красивые пожилые аксакалы, участники боевых спецподразделений ГРУ, мелькают сабли, ножи, совковые лопаты, автоматы Калашникова, ПЗРК.
Звучит первая ария Полония (исполняется несколькими голосами, и мужскими, и женскими):
Ахметка Ахмед-джан
совсем молодой дурной совсем
в горы ушёл
ах как посмотрел на меня
как будто я нищенка немолодая
нехорошая
ой вэй как он стрелял хорошо
как убивал хорошо
мне надо чтобы
меня такой принимали
какая я есть
мне надо чтобы
ни орёл ни самый красивый какой-то баран
ни бабочка
мне надо чтобы не на природе
не за
виртуальные деньги
а за настоящие
надо чтобы
сразу правду сказали
сразу в глаза
а он как в русских дурных романах
где никто так не хочет
чтобы сразу в глаза
он всем бандитам сказал —
вы здесь так долго уже так давно уже
что вас нет уже
всем в нашем городе кто старики уже
так сказал — вы старики уже
будете мне как дети уже
будете мне как родители — вот
тогда я сказала что хорошо
что город у нас небольшой
город маленький
русским солдатам сказал —
нет, то что русским солдатам сказал —
это я петь в этот раз не буду
от вот таких как я всегда ждут чудес
а это неправильно
неспортивно
даже когда мы в Москву приезжали
для него там не был совсем никакой предел
Арарат Парк Хаятт Москва — пятизвёздочная гостиница
потому что Германия это отстой
и Америка Швеция и Италия это тоже отстой
хорошо может быть только здесь в Чертаново
но не везде
не вот прямо здесь
в пустой холодной квартире
здесь если пойдёшь к докторам то они тебе всё отрежут
и ноги и яйца отрежут
лучше к блядям чем к врачам
и теперь я шифруюсь
мне сказали что лучше на время зашифроваться
и я шифруюсь
то есть совсем потеряться лучше
чем тусоваться
и везде появляться
мне всё равно теперь тебя не узнать
да и меня
не узнать уже
просто теперь ты в горах
ты в горах и говоришь со мной
прямо с гор уже
говоришь Джамиля ну пойдём уже
так как будто бы ты не со мной уже
и всё хорошо уже
(хор, жизнерадостно):
Вот какой есть герой Ахмед-джан
так зарежет что будешь в гробу как спелая дынька
как персик как баклажан
Призови его дорогой
пусть лучше он безо всякого облучения
устроит твоим новым друзьям
приключения
Андрей (прерывает пение и танец, но уже не так резко, как до этого прервал Визбора. Все исчезают, на сцене остаются только Полоний и Андрей):
Нет-нет, ты ничего не понял.
Другого
мне надо от тебя теперь.
Наш старый друг
совсем не друг, а враг нам оказался.
Но звать Ахмеда в Лондон
нам кажется ошибочным.
Чеченцы не нужны.
Здесь нужно поработать
намного тише
и наверняка.
Лондон, теннисный корт при дорогом отеле.
На корте — Павел и Наташа.
Павел (подаёт слишком сильно, мячик улетает в аут):
Пятнадцать-ноль. Вернее — ноль-пятнадцать.
Прости, отвлёкся я.
Во что играем мы?
Наташа (смеясь):
Паш, в теннис, перестань, ещё одна.
Павел (подаёт второй раз и сразу бежит к сетке, но подача ещё сильней, чем первая, и мячик опять улетает в аут. Павел на бегу разворачивается и, подняв вверх руки, кричит в небо):
Чтоб сдохли вы!!!
Вот так вот каждый раз,
когда моя подача!
Наташа (мгновенно подхватывая мотив, идёт через корт к Павлу):
Или когда доступна сеть вай-фай,
а ты не можешь с ней соединиться —
ошибка айпи-адреса, — тогда
не просто ты готов убить уродов,
придумавших проклятые программы, —
весь сраный интернет готов взорвать,
не говоря о доме на Каширке
или в Печатниках.
Павел:
В России как на корте — ты всегда
на мяч играешь, чувствуешь себя
героем и классическим поэтом,
и вдруг является какая-нибудь моль,
какой-нибудь Володя или Петя «с качковых залов», —
и делает тебя подряд 6–0; 6–0,
как будто он всю жизнь играл вот в это.
В такие дни все линии на корте,
все мячики
и даже эта сетка — всё
о смерти мне напоминает.
Ты не знаешь —
там, наверху, уже определились
с оружием, чтобы покончить
со мною наконец?
Наташа:
Ну что за глупости?
Тебя никто не тронет.
Другие времена, и в Управленьи
все говорят теперь о Дебюсси.
Вот эта тема у него в сюите
так популярна стала на Руси,
что лишь о ней мы думаем —
(Напевает простенькую дурацкую мелодию, не имеющую к Дебюсси никакого отношения, — например, «Куплеты Эскамильо» из «Кармен». Павел подпевает, оба смеются.)
Павел (прерывая смех, резко и неожиданно зло):
Передушил бы голыми руками,
да руки коротки.
Они как тени всюду следуют за нами
и молятся на карлицу свою.
Наташа:
Ну вот зачем ты так?
Ты что, когда пошёл туда работать — думал, розы
тебя позвали нюхать?
Хотел ловить злодеев и убийц?
Давай, лови.
Злодеи — это мы.
Убийцы, Паш.
И даже здесь, сейчас,
со мной играя в этот чёртов теннис, —
ты с нами, Паша.
Ты — один из нас.
Лондон, номер в той же гостинице, где только что Павел и Наташа играли в теннис.
В номере Андрей, Полоний и Наташа. Наташа одета так же, как на корте, Андрей — весь в белом.
Андрей:
Он не угомонится.
Вот скажи — зачем он намекает на Марусю?
Маруся нам теперь отец и бог,
а эта тварь дрожащая глумится
над идеалом.
Наташа:
Ну, почти.
Андрей:
Чего «почти»?
В своём ли ты уме ли, дорогая?
С горшка, с горшка я знал её!
Святая человек.
На даче вместе
мы в бане парились,
ныряли в полынью
в крещенские морозы.
Как смеешь ты?
Лишь ей благодаря опять одной семьёй мы стали.
А ты, а ты — одна из всей семьи позоришь
святое ныне звание чекиста.
Работаешь без сердца, без души.
Без всякого, прости меня, горенья.
Ты посмотри, как я сюда приехал — только две
пары плавок и
две рубашки белых!
И штаны,
конечно, тоже белые.
За Родину я душу заложил,
фактически, как Фауст.
Наташа (спокойно):
Да-да, согласна я, горенья нет.
Но слушай — убивать
радиактивной хренью — здесь, в центре Лондона?
При всём честнóм народе, за границей?
Подумай, подыши, остановись,
пока ещё не поздно.
Оглянись — мы в Англии!
Представь, вот эта вся херня начнётся здесь —
и следствие, и суд, — в Вестминстере, а не на Красной Пресне.
Давай спокойно я его зарежу
в постели, и придумаем рассказ
о бедненькой студентке из России,
которую он тупо совратил
и бросил. Или ледорубом,
как Юрий предложил.
Полоний сам не хочет. Ты его
послушай, он-то — весь — горенье.
Полоний (весь светится):
…Люблю людей.
Не знаю, почему.
Они такие
все разные.
Но я
люблю людей.
(уже явно дурачится)
Они близки мне чем-то.