– Сейчас. Пап, а вот еще. Вечером, когда я на станции был, они надо мной смеялись. Я им доказываю, что на старых торговых парусниках были вычислительные устройства, а они смеются… Правда, ведь были?
– С чего ты взял? – удивился Морозов.
– Были! – упрямо сказал Витька. – В твоей коллекции есть песня, я хорошо помню, там поют: «Свет не клином сошелся на одном корабле. Дай, хозяин, расчет! Кой-чему я учен в парусах и руле, как в звездах звездочет».
– Ну и что здесь вычислительного?
– Как что? Свет не клином сошелся – это про оптический прибор, который на этом… на принципе светового клина. Определитель расстояния, совершенно ясно. Рулевой просит: дай, хозяин, расчет. Значит, хозяин должен подготовить вычисления, это ясно даже ребенку.
– Да нет же, Витя, – сказал Морозов, сдерживая улыбку. – Тут совсем другое…
Он стал объяснять, что означают слова старинной матросской песни. Витька слушал, но вид у него был недоверчивый.
Они пошли к воде.
– Почему ты не взял ружье?
– Не нужно ружья. Тут подводная охота запрещена.
– Запрещена? – Морозов уставился на сына. – Вот так новость! Кто тебе сказал?
– Вчера на станции я слышал, как Лотар, ну, этот рыженький, который здорово снимает фильмы под водой… Он говорит Свену – как бы меченых рыб не перебили.
– Они говорили по-русски?
– Нет, по-фински, но я немного понимаю. Финский похож на эстонский… Ну вот, а Свен отвечает – если и зацепит парочку, не страшно, можно сделать для него исключение. Для тебя, значит.
– Все-то ты слышишь. – Морозов был неприятно удивлен. – Странные люди, почему сразу мне не сказали?
Витька пожал плечами. Видя, что отец принялся стягивать гидрокостюм, спросил:
– Не пойдешь купаться?
– Расхотелось что-то. Лучше почитаю.
Витька помолчал, морща лоб в раздумье, а потом сказал:
– Я бы ни за что не делал исключений.
– Правильно, – одобрил Морозов. Ему вдруг пришла в голову мысль, что Витьке не так-то просто живется.
– Абсолютно ни для кого, – сказал Витька. – Так я пойду?
– Далеко не заплывай. Слышишь?
– Слышу, – буркнул Витька и вошел в воду.
– Лиза, Галя, сейчас же прекратите беготню! – закричала Тоня. – Идите сюда, посидите в тени.
Подбежала толстенькая девочка лет десяти-одиннадцати. У нее было оживленное лицо, озорные карие глазки.
– Мама, мы играем в сепст-футбол, – сообщила она скороговоркой. – У меня уже два раза выпадала семерка, разреши, мы еще немного…
– Нет, – сказала Тоня, вытирая ей лоб платком. – Ты вся потная, сядь в тень. Галя! Я кому говорю?
Прибежала еще девочка, очень похожая на первую, за ней примчался Витька. Они шумно препирались, Витька доказывал, что не задел мяч ногой, а девочка твердила, что задел.
Вообще с тех пор, как прилетели Заостровцевы, этот островок стал наверняка самым шумным в архипелаге. Близняшки – Лиза и Галя – ни минуты не могли усидеть на месте, они были неистощимы на выдумки, затевали всякие состязания – кто кого перегонит, переплюнет, перетанцует, перекричит. И Витька, глядя на девочек, тоже стал какой-то шальной.
Они уселись в тени и принялись строить друг другу рожи.
– Перестаньте сейчас же! – прикрикнула Тоня.
Марта сказала ей вполголоса:
– До чего девочки похожи на тебя…
– На меня в молодости, – уточнила Тоня. И добавила озабоченно: – Я очень растолстела, правда?
– Ты прекрасно выглядишь.
– Да, да, как же! Посмотри, какие руки стали. А ноги! – Тоня вздохнула. – Вот ты действительно прекрасно выглядишь.
– Свен говорит, что рачки, которых они здесь разводят, забыла, как называются, очень способствуют обмену веществ и препятствуют отложению жиров.
– Правда? Надо с ним поговорить. Лиза, прекрати вертеться! По-моему, он в тебя влюблен.
– Кто? – Марта уставилась на Тоню.
– Свен. Знаю, ты будешь возражать, мне всегда возражают, когда я что-нибудь говорю, но я всегда оказываюсь права. Тот, на турбазе, который распределяет приезжих по островам, ну, у него такое имя, на «К»…
– Вейкко?
– Да, Вейкко. Он тоже в тебя влюблен.
– Полно тебе! – Марта засмеялась.
– В тебя все всегда были влюблены.
Тоня встала, легко и плавно поднялась на скалу и заглянула вниз, на полоску пляжа.
– Володя! – крикнула она. – Ты все еще под солнцем?
– Вместе со всем Восточным полушарием, – донеслось с пляжа.
– Сейчас же перейди в тень! Слышишь? – Тоня вернулась к Марте, села рядом. – Восточное полушарие! – сказала она, болтая полными ножками. – Прямо как маленький. Глаз нельзя с них спускать.
– Ну, ты уж слишком, Тоня, дрожишь над ним. На таком солнце, как здесь, не опасно, хоть целый день.
– Кому не опасно, а кому… – Тоня запнулась. – Ты не представляешь, Марта, сколько у меня забот. В прошлом, нет, позапрошлом году меня звали на студию «Интерлинг-радио», им позарез был нужен мой голос, но разве я могу пойти? Мои просто пропадут без меня. Как ты думаешь, Инна счастлива?
– Да, – сказала Марта, с трудом поспевавшая за Тониными переключениями. – Безусловно.
– Мам, я уже сухая, – заныла Лиза. – Мы все высохли, разреши нам поиграть.
– Только не бегайте, как угорелые, – разрешила Тоня. И снова обратилась к Марте: – Я бы не могла так, как она.
– Как кто?
– Инна. Она же в полном подчинении у Ильи.
– Ну нет. Может, так было раньше, но теперь у них по-другому. Илья очень переменился.
– А почему она полетела с ним в Таллин? Ей же не хотелось, а он только сделал вот так, – Тоня поджала губы, – и она сразу согласилась.
– Ей действительно не хотелось, но полетела она не потому, что Илья поджал губу. Ее пригласили в какой-то тамошний институт для консультации. Инна ведь крупный микробиолог, и когда Илья звонил в Таллин по своим делам, там узнали, что Инна на Аландах, и попросили ее приехать на неделю. Вот и все.
– А я не заметила, чтобы Илья переменился. Скажу тебе. Марта, по правде: мне он никогда не нравился. Уж очень насмешлив.
– Его многие за это не любят. Но он не злой, а за последнее время и вспыльчивость его приугасла. Люди же меняются с возрастом.
– Меняются, это верно.
Тоня снова поднялась на скалу и убедилась, что Заостровцев с Морозовым перебрались в тень.
– Странное какое судно, – сказала она, глядя в юго-восточном направлении. – Похоже на швейную машину. Что они там делают?
– Поднимают подводную лодку.
– Подводную лодку?
– Витька обнаружил ее на дне. Бог знает, сколько она там пролежала, наверно, со второй мировой войны.
– А-а. – Тоня сделала упражнение для мышц живота, потом спустилась к Марте. – Не понимаю, как ты можешь ходить по камням босиком, – сказала она. – Ну, что такое, Галя?
Одна из близняшек бежала к ней с плачем.
– Я же говорила, что этим кончится. – Тоня поставила девочку между колен, вытерла ей слезы. – Ты упала? Нет? Так что же случилось?
Галя жалобно всхлипывала и не отвечала. Тут выступил вперед Витька.
– Я щелкнул ее по носу, – сказал он.
Марта потребовала объяснений, но Витька не пожелал входить в детали, упрямо молчал. Вдруг Галя заговорила плачущим голосом:
– Он первый начал… он сказал, я толстая и поэтому мне трудно прыгать вверх… а я сказала, ты на себя посмотри… а он говорит, первый раз вижу таких толстух, а я сказала… я сказала, ты вантарик …
– Что, что? – спросила Марта. – Вантарик? Это что еще за слово?
Но Галя опять залилась слезами. Лиза с некоторой снисходительностью объяснила:
– Вантарик – это так говорят, если про родителей в газетах пишут и по теле показывают, а он задается.
Марта переглянулась с Тоней.
– Как тебе не стыдно, – сказала она Витьке, – на девочку руку поднимать?
– Я не поднимал руку, – сухо ответил Витька. – Я ее щелкнул. Не больно, чуть-чуть.
– Да-а, не бо-ольно! – крикнула сквозь слезы Галя.
Мощные магниты спасательного судна приподняли подводную лодку над грунтом. Растревоженный ил расползся гигантским облаком, непроглядной мутью окутал лодку. С судна сбросили виброшашки, вокруг них заклубился ил, собираясь в плотные шары и оседая на дно под собственной тяжестью. Лодка все более отчетливо проступала из глубинной мглы на экране в операторской рубке. Вихри воды смывали с ее корпуса вековые наносы.
– «Щука», – сказал старший оператор.
– То есть как – щука? – спросил Морозов.
Он сидел в рубке, не сводя с экрана любопытного взгляда: первый раз он видел, как работают спасатели. Рядом сидел Володя Заостровцев, узколицый, невозмутимый, несколько сонный на вид. Над плечом Морозова жарко дышал Витька. В стороне стоял, скрестив на груди бронзовые руки и прислонясь к переборке, Свен. Это по его просьбе спасатели пустили посторонних в операторскую рубку.
– «Щука» – так называли советские подводные лодки типа «Щ», – объяснил старший оператор, немолодой человек со старомодными вислыми усами. – Великую Отечественную войну по курсу истории проходили?
– Конечно, – сказал Морозов. – Сороковые годы прошлого века.
Старший оператор увеличил изображение, внимательно осмотрел корпус лодки. Теперь стали видны рваные пробоины и разошедшиеся швы в носовой части, полуразрушенная боевая рубка. Пушка позади рубки была задрана почти вертикально.
– Сейчас мы ее маленько подлатаем, – сказал старший и проделал серию манипуляций на приборной доске.
Некоторое время старший молча работал. Потом, когда красные волчки ушли вверх, он повернулся в крутящемся кресле к зрителям.
– Ну вот, заклеили дырки. В военном отделе Музея истории есть уже несколько поднятых субмарин той эпохи, что ж, добавим еще одну. Может, по архивам восстановят ее номер и фамилии экипажа. Иногда удается это сделать.
Морозов сказал:
– Один из моих предков был военным моряком и погиб в ту войну на Балтике.
– Он был подводником?
– Точно не знаю. – Морозов подумал, что следовало бы знать точно.
– Почему «Щука» утонула? – раздался напряженный Витькин голос.