– А что тебя привлекает?
Тут в приоткрытую дверь заглянула невысокая, плотно сбитая загорелая девушка. Произнесла звучным голосом:
– Вся честная компания в сборе?
– Заходи, Тоня, – отозвалась Марта.
Тоня Горина, студентка института связи, вошла танцующей походкой. Все, казалось, двигалось в ней – пышно взбитые черные волосы, серьги, брови. Платье при каждом шаге меняло цвет и как бы рассыпало искорки.
– К философам на вечер собралась, Тонечка? – спросил Буров.
– Очень нужны мне философы, у них скучища вечно, нет, я мимо шла и вспомнила. Я днем дежурила, и был разговор с Луной-2. Завтра утром, в восемь с чем-то, наши возвращаются с практики – навигаторы и инженеры.
– О! Алешка, значит, прилетит, – оживился Веригин. – Очень кстати! Алешка переубедит Илью.
– Чем же это, интересно, он меня убедит? – тонкие губы Бурова приняли насмешливое выражение. – Историческими параллелями, что ли? – Он сунул в дорожную сумку сложенную таблицу.
– Больше никаких новостей? – спросила Марта.
– Больше нет. – Тоня направилась к двери. – Ах, ну да, твой Федор ушел в рейс к Юпитеру, разве ты…
– Знаю, – кивнула Марта. – Я знаю его расписание. Я просто думала…
– Ясно, ясно. Очень забиты линии связи с Луной, ну просто до отказа, и Федору, наверно, не удалось получить даже полуминутного разговора. Не огорчайся, Мартышечка.
Марта благодарно улыбнулась Тоне.
– А ты все еще на практике? – спросила Инна. – Что-то затянулась она.
– Уже не на практике. – Тоня обеими руками взбила прическу, карие глаза ее смотрели весело, победоносно. – Меня взяли в ССМП на постоянную работу.
– А как же институт?
– Ну что – институт? У меня система восприятия низковата. Я примитивная! – Тоня засмеялась. – Зато у меня дикторский талант: голос, выразительность, ну и все такое. Меня видят на экранах пилоты дальних линий, колонисты Марса, вообще люди, оторванные от Земли, так вот – надо, чтобы им было приятно видеть и слышать. Тут я выдержала испытания. Чего же зря занимать место в институте?
– Тонечка, прелесть моя! – воскликнул Буров. – Да ты вовсе не примитивная, ты умница. Разреши поцеловать в щечку.
– Не разрешаю! – Тоня со смехом выпорхнула за дверь.
– Что, развеселился, союзницу нашел? – сказал Веригин. – Неубедительно, Илья. У тебя-то система восприятия повыше, чем у Тони.
– Тогда давай сформулируем так: я не подхожу ни под одну из нынешних систем обучения. И на этом закончим разговор.
Буров выгреб из стенного шкафа еще несколько книг, рубашек, кассет и побросал их в сумку.
– Постой, так нельзя, все помнется. – Инна принялась перекладывать вещи в сумке.
– Единственный человек, который меня понимает! – Буров потрепал Инну по плечу. – Что вы приуныли, ребята? Все идет правильно, поверьте. Жаль покидать привычные стены, это так, но – пора приниматься за дело.
Помолчали. Потом раздался тоненький голос Инны:
– Ты хочешь уехать сегодня?
– Конечно. Чего тянуть?
– А гонки? Послезавтра гонки, ты ведь собирался…
– Да, гонки! – Буров остановился посреди комнаты морща в раздумье лоб. – Хм, гонки. А верно – погоняться напоследок…
От места приземления рейсового стали прибывать вертолеты, толпа лунных пассажиров направилась к белым террасам космопорта.
– Вон Алешка! – Марта сбежала с террасы и понеслась навстречу.
Морозов – высокий, в сером летном комбинезоне, с непокрытой русой головой – шел, заслонясь ладонью от утреннего солнца, бившего в лицо.
Инна, Буров и Веригин, стоявшие у балюстрады, видели, как просиял Морозов. Он подхватил Марту под руку, они оживленно заговорили. Морозов вытащил из кармана кассету и протянул ей. Было видно, как Марта, торопливо отойдя в сторонку, вытянула из кассеты крохотный патрончик и сунула себе в ухо.
Морозов постоял немного рядом с ней, а потом медленно пошел к террасе. Спустя минуту он тряс руку Инны, обрадованно хлопал по плечам Веригина и Бурова.
– Какой красивый, – сказала Инна, разглядывая прикрепленный к морозовскому комбинезону значок «Лунный альпинист» с изображением серебряной горы на фоне черного неба. – Ты лазил на Гюйгенс? Молодец, Алеша!
– А что? – Морозов приосанился. – Мне к лицу, правда ведь?
– Истинная правда, – подтвердил Буров. – Значок придает тебе индивидуальность.
Инна тихонько засмеялась.
– Я не потому сказала «молодец», что ты на Гюйгенс вскарабкался, а потому, что ты Марте письмо привез. Это ведь от Федора? Она прямо заждалась…
Марта все стояла там, недалеко от террасы, освещенная солнцем, и неподвижно глядела куда-то вверх. Кто не знал, что она слушает микропленку, тот удивился бы: вот стоит досужая девушка и восторженно смотрит в пустое небо.
Морозов отвел от Марты взгляд.
– Володя! – окликнул он Заостровцева, как раз проходившего мимо. – Подожди немного, вместе домой полетим.
Но Заостровцев покачал головой и деловито сообщил, что у него нет времени ждать следующего аэропоезда, так как он хочет успеть посмотреть учебный фильм «Система стабилизации опоясывающих напряжений при превышении крейсерской скорости на кораблях класса…».
– Ладно, ладно, – прервал его Морозов. – Знаю я ваши фильмы – одно название надо полдня выговаривать. Лети. Педант этот Заостровцев – почище нашего Кости. Ну, как вы тут, ребята?
– У нас новость, – сказал Веригин, – Илья уходит из института.
– То есть как? Что случилось, Илья?
– Если не возражаешь, поговорим потом, – сказал Буров.
– Возражаю.
– Ну, все равно – потом. Что за нескончаемое письмо прислал ей Чернышев? Марта, скоро ты?
– Не торопи, – быстро сказала Инна.
– Она до вечера будет тут стоять и слушать. А нам некогда. Нам с Костей надо яхту настроить.
– Не буду я гоняться, – сказал Костя. – У меня самоэкзамен.
– Ну во-от! Ничего, перенесешь самоэкзамен на другой день.
– Ах да, завтра спортивный праздник! – вспомнил Морозов. – Гонки! Не переноси экзамен, Костя. Я выйду с Ильей на дистанцию.
– Вот и хорошо! – обрадовался Веригин.
А Буров проворчал:
– Чего хорошего? Не люблю я ходить с Алешкой. Он варвар, так и лезет куда не надо.
– Кого надо обогнать? – деловито спросил Морозов. – Соперники сильные?
– Из сильных – Дюбуа, – сказал Буров. – У него напарник таитянин, да ты знаешь, имя у него – не выговоришь. Тори-тери-что-то-такое-мауи-уау.
– Знаю, упрощенно – Терри. А еще кто?
– А еще мы с Инной, – раздался голос Марты. Она незаметно подошла, ее зелено-серые глаза сияли, лицо все еще хранило выражение какого-то детского изумления. – Мы перегоним вас, так и знайте. «Лилия» придет первой.
– После «Фотона», – уточнил Буров. – Ну, поехали. Времени сколько потеряли из-за этого Морозова.
Ранним летним утром шли по садовой аллее к яхт-клубу Буров и Морозов.
– Ну вот, я все тебе рассказал. Теперь можешь начинать отговаривать.
– Не стану я отговаривать, Илья, – сказал Морозов, помолчав. – Наверное, ты прав.
– Мне полагается издать вздох облегчения, – усмехнулся Буров. – По правде, я опасался, что ты начнешь глушить меня историческими примерами. Расскажешь, как Ломоносов пришел в лаптях учиться в Москву и сколько учебных заведений он окончил.
– Неудачное сравнение, Илья. Во-первых, ты не Ломоносов. Во-вторых, не те времена…
– В том-то и дело! Хотя… – Буров остановился и, прикусив нижнюю губу, посмотрел на Морозова. – Знаешь, что мне пришло в голову? Все-таки аналогия есть. Ломоносов похоронил флогистонную теорию…
– А ты собираешься похоронить теорию Шандора Саллаи? – засмеялся Морозов.
– Не смейся! – запальчиво сказал Буров. – Мир в те времена казался большинству вполне гармоничным, и потребовались исследования Ломоносова и Лавуазье, чтобы вывести науку из тупика заблуждений. Ныне научно обоснован гомеостатический путь развития. Равновесие системы человек – природа! Но и эта гармония ошибочна… Вообще гармония – результат работы на заниженном пределе. Гармония, если хочешь знать, – состояние застоя мысли…
– Ты слишком категоричен, Илья. Критическое мышление в науке необходимо, кто ж спорит. Но… Чего ты, собственно, добиваешься? Гармоничные отношения человека с природой тебе не нравятся? Но они, во-первых, еще не достигнуты…
– А во-вторых, – прервал его Буров, – они принципиально недопустимы. Жизнь возникла в хаосогенных областях Вселенной, она и существует как ежечасное, ежеминутное отрицание закона растворения организованных систем в хаотической среде. Жизнь не стремится к равновесию, она препятствует ему.
– Мы проходили второй закон термодинамики, – поморщился Морозов.
– Вот в том-то и дело, Алешенька: мы проходили, но не задумывались! Мы знаем теоретически энергетику открытых систем, но – что мы делаем, чтобы преодолеть нерегулярность притока свободной энергии? А когда кто-то рассчитывает вариант, при котором возможно преобразование тау-излучения…
– Не кто-то, а сам великий Буров.
– Да, сам великий Буров! – крикнул Илья раздраженно. – Великий Буров рассчитал вариант нового взаимодействия, а великий Шандор Саллаи отверг его на корню, потому что давно известно, что тау-поток не поглощается и не может быть трансформирован в другие виды энергии. А безмозглые кретины со значками лунных альпинистов тут как тут со своей пошлой иронией.
– Не ругайся. Я тоже умею.
– А что делать, если только ругань способна тебя расшевелить?
– Слушай, Илья… Выдержка входит в программу нашей подготовки, но ведь я могу и не выдержать…
– И что? Поколотить меня? Да, это ты можешь, потому что сильнее физически.
– Почему ты взъелся на меня?
– Да нет, не взъелся. – Буров с безнадежным видом махнул длинной рукой. – Проходи свою прекрасную подготовку. Проявляй выдержку. Выполняй параграфы. И когда-нибудь дослужишься до начальника службы полетов где-нибудь на Марсе.
– Я буду летать. Понятно? Летать, пока хватит сил залезать в пилотское кресло.