Когда умер зять хозяина и Джозефина вернулась жить в Бокс вместе с сыном Джонатаном, Дункан Уикс и все слуги вздохнули с облегчением. Дело в том, что аппетиты лорда Фокса по части молодых девушек после смерти жены сильно возросли, и все думали, что присутствие дочери заставит отца несколько их умерить. Дункан стоял рядом со своим сыном, когда Джозефина Аллейн подъехала к дому в нарядной карете, запряженной четверкой серых лошадей, и слышал, как восхищенно вздохнул Ричард, едва эта красавица из нее вышла. Ричард был еще ребенком, но Джозефина Аллейн была прекрасна, как червонная дама. На ней были длинная мантилья из коричневого бархата, наброшенная поверх темно-зеленого платья, и шляпка ему в тон на волосах цвета красного дерева. Ее глаза были самого глубокого и насыщенного синего оттенка, какой он когда-либо видел. «В такую лучше не влюбляться», – мысленно предупредил он своего мальчика. Как уже говорилось, слуги были очень обрадованы приездом Джозефины Аллейн, однако сама леди оставалась холодна как лед, и Дункан подумал, что ей очень грустно. Она ведь недавно овдовела, напомнил он себе, и ее сдержанность, несомненно, объясняется именно этим. В течение какого-то времени внимания лорда Фокса к служанкам не было заметно и его проказы в чуланах и темных закоулках дома действительно стали менее частыми. Но вскоре Дункану довелось выяснить почему.
Однажды солнечным майским днем лорд Фокс и его дочь поехали навестить друзей в Боуден-Хилл[92]. Дункан правил лошадьми, а в обязанности Ричарда входило открывать дверцы кареты. Он был еще чересчур мал, чтобы служить лакеем, но Джозефине Аллейн нравилось его лицо, а кроме того, ее, похоже, забавляло, как гордо мальчуган выпячивает грудь, чтобы компенсировать недостаток роста. Их путь пролегал через деревню Лакок, а затем шел по плоской болотистой местности, полной тростниковых зарослей и ручьев, через которые было переброшено несколько узких мостов. Один из них оказался запружен бредущим стадом овец, и Дункану пришлось остановить карету.
– Очисти мост! – крикнул он пожилому отарщику, который кивнул и принялся неторопливо махать своим пастушеским посохом с крюком на конце.
Лошади фыркали и топтались на месте, пока стадо семенило вокруг них. В воздухе стоял крепкий запах навоза и жирной шерсти.
– Эй, парень, прыгай на землю и возьми Санти под уздцы. Успокой ее, тогда и другие утихомирятся, – велел Дункан сыну. – А я встану рядом с каретой, чтобы овцы к ней не подходили. Эй, расступитесь, вы, чертовы бараны, – слезая на землю, ругнулся Дункан и поскользнулся на чем-то мягком и вонючем.
Он занял позицию у дверцы кареты и замахал руками, отгоняя овец подальше. Занавески за стеклами были опущены, поэтому он не стал стучаться и объяснять причину задержки – на тот случай, если лорд Фокс и его дочь задремали. Но когда последние отставшие овцы уже трусили мимо них и Дункан Уикс отвернулся, его внимание привлекло какое-то движение. Карета слегка качнулась, словно внутри что-то происходило, и одна из занавесок немного отдернулась – совсем чуть-чуть. Без всякой задней мысли Дункан заглянул внутрь. Всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, и увиденная сцена предстала перед ним во всей ясности, как ночное небо, внезапно освещенное молнией. Джозефина Аллейн сидела, запрокинув голову, а блестящие синие глаза смотрели в потолок. Губы отца жадно целовали ее шею, одна рука сжимала дочери грудь, а другую он по локоть запустил под юбку, к бедрам, не совсем ясно, куда именно. Ткань в области паха у лорда Фокса вздулась, а лицо Джозефины было совершенно бесстрастным, как будто ее мысли находились где-то очень далеко. Это была маска согласия, отрешенности, окаменелой бесчувственности. Но никак не удивления.
Тот миг, когда Дункан стоял, пораженный увиденным, показался ему невероятно долгим. Затем он отвернулся, заставил себя забраться на облучок на негнущихся, плохо слушающихся ногах и хлестнул лошадей так резко, что они рванулись с места, едва не растоптав пастуха, который отпрыгнул в сторону в самый последний момент.
– Что на тебя нашло? – спросил Ричард, на всякий случай хватаясь за поручень.
Дункан моргнул и посмотрел на сына. Перед тем как пустить лошадей вскачь, он даже не проверил, успел ли его парнишка вскочить на облучок. Он бросил через плечо взгляд на карету и понял, что никакие кони не унесут его от того, что он видел, или от тех, кому служил. Дункан натянул поводья, перевел лошадей на более спокойный аллюр и сунул руку под сиденье, где у него была припасена бутылка бренди на тот случай, если придется ехать особо холодной ночью. Он выпил ее до половины одним глотком, а когда отнял от губ горлышко, то закашлялся и увидел, как сын смотрит на него с отвращением.
– Ты присосался к ней, словно к бабьей титьке, – произнес Ричард, копируя манеру общения, которой научился в конюшне. – Из-за пьянства тебя однажды вышибут пинком под зад, старина. Остается только надеяться, что к тому времени я освою ремесло кучера, а то где мы с тобой окажемся?
Когда они подъехали к Боуден-Хиллу, Дункан уже успел выпить бутылку бренди до дна, но это не помогло забыть впечатавшуюся в память сцену.
Дункан сразу заподозрил неладное, когда прослышал об Элис Беквит. Слуги рано или поздно всегда узнают секреты семьи, которой служат, как бы тщательно они ни охранялись. Это было ему известно из собственного опыта, и забыть об этом он не мог, сколько бы ни пил. Однажды он стал свидетелем разговора лорда Фокса с внуком, когда они пришли на конюшню за лошадьми. Он слышал, как Фокс говорил мальчику, что мисс Беквит, которую они собираются навестить во время конной прогулки, приходится незаконной дочерью его давнему другу; он взялся ее опекать, однако девочка все-таки рождена вне брака, и мать может запретить подобные встречи, а потому Джонатану не следует ей ничего рассказывать. Дункан Уикс хорошо запомнил, как обожавший деда паренек поклялся не выдавать тайны.
В другой раз ему удалось подслушать, что Элис Беквит содержится в Батгемптоне вместе со служанкой, выполняющей также роль экономки. До него дошло, что Фокс не чает души в этой девочке и собирается подыскать ей хорошего мужа – когда, разумеется, придет время. Примерно раза два в месяц лорд Фокс велел седлать пару лошадей и уезжал на весь день вместе с внуком. Дункан догадывался, куда они направляются. Ведь он знал о существовании Элис Беквит, и насчет нее у него были свои подозрения. Дело в том, что во всей округе ни один мужчина не плодил незаконных детей в таких количествах, как лорд Фокс. Их было великое множество, но ни одному из них не перепало и малой доли тех забот и внимания, которыми окружил девочку любящий опекун. С чего бы ему так печься о дочери друга, которого вдобавок никто никогда не видел? Друга, которого он даже никогда не называл по имени? Не вызывало сомнений, что Элис Беквит была не такой, как все. В глазах Дункана стояла сцена, увиденная в карете, а в ушах звучали слова, сказанные Фоксом, когда тот запрещал внуку рассказывать матери о своей воспитаннице. Вывод напрашивался сам собой, и Дункан ничего не мог с этим поделать. Оставалось только пить, и он пил, прекрасно понимая, что ему и по крайней мере еще одному обитателю дома в Боксе проложена прямая дорога в ад.
Поэтому, когда в один из осенних дней 1808 года юная девушка с необычным лицом и очень светлыми волосами вошла в главную дверь, а затем выбежала из нее десятью минутами позже, Дункан сразу догадался, кто она такая. Хотя полдень миновал совсем недавно, он успел выпить столько бренди, что любой другой на его месте давно бы уже не стоял на ногах. Лорда Фокса не было дома, а если бы Джозефине вздумалось куда-нибудь отправиться, она взяла бы с собой Ричарда. Дункан знал, что в ближайшее время ехать ему никуда не придется, и ковылял спотыкающейся походкой из конюшни в деревенский трактир, когда Элис Беквит вылетела из двери, спустилась, шатаясь, по ступенькам, а затем поспешила к воротам и попала прямо к нему в объятия. Ее лицо было мокрым от слез, и она трепетала, как маленькая пичужка в руке птицелова.
– Осторожнее, моя красавица, – не слишком внятно буркнул Дункан. – Из чьих ты такая будешь?
– Я… Элис Беквит, – проговорила девушка и снова разрыдалась.
– Спокойно, спокойно, девочка. Не из-за чего так расстраиваться. Элис Беквит… да, я тебя знаю. Ты воспитанница хозяина, которую держат в Батгемптоне. Та самая, не такая, как все. Но к чему грустные глаза, когда у тебя такие знатные родители? Когда ты живешь в роскоши, как принцесса? Смотри, крошка, у тебя веки совсем покраснели, – бормотал он, взяв девушку за руку и стараясь утешить. При этом он мигал по-совиному, пытаясь напрячь затуманенное спиртным зрение и ум.
– Знатные? Принцесса? Как вы можете… Что вы знаете обо мне, сэр? Что знаете о моих родителях?
– Конечно, ты искала своего важного отца и теперь расстроилась, не застав его дома? Не плачь, милая девочка. Он скоро вернется…
Сказав это, Дункан остановился и озадаченно нахмурился. На миг ему показалось странным, что какая-то девушка может искать лорда Фокса.
– Своего важного отца? – эхом отозвалась Элис, глядя на него с ужасом. – Так об этом все знают? Выходит, это секрет лишь для меня? Что за жестокая шутка? – прошептала она. Ее дыхание стало таким частым, что не хватало воздуха, и ей приходилось лепетать скороговоркой.
– Жестокая… да! И вправду. Он жестокий человек, это верно, – бормотал Дункан, не слишком понимая, о чем идет речь. Стоящая перед ним девушка дрожала и плакала. Потом она подняла к лицу тонкие руки и, казалось, о чем-то задумалась.
– Вы говорите о… моих родителях, сэр, – наконец сказала она. – Значит, вы знаете и о том, кто моя мать?
– Мать? Гм, она утонченная леди и большая красавица, разве не так? Мой сын влюблен в нее по уши, хотя ему, пожалуй, меньше лет, чем тебе. Мало кто не признает, что она дивно хороша собой.
– Так кто же она, моя мать? Вы ее знаете? – Элис умоляюще схватила его за руки. – Ее фамилия Беквит?