Мне потребовалось два года, чтобы завершить терапию, и, сделав это, я осталась в неорганизованном психологическом состоянии. Проблема, из‑за которой я изначально обратилась к психологу, в основном осталась нерешенной и теперь осложнялась новой травмой привязанности и страхом, пробужденным во мне терапией. Мне было трудно осознать связь между ранними травмами и новыми трудностями, и еще сложнее сепарироваться от своего психолога и противодействовать ей. Хотя она позаботилась обо мне тогда, когда я в этом нуждалась, и все же оказала мне базовую помощь с настроением, она нарушила границы.
Это парадокс отношенческих травм.
Оглядываясь назад, я понимаю, как попытки удовлетворить глубинные потребности, а также отсутствие границ или радара психологической опасности привели меня к таким ситуациям. Моей вины в этом не было: я не могла защититься от того, чего не видела (и я точно не должна была защищаться от медицинского работника), однако для моего восстановления я должна была осознать свою модель поведения и усердно работать над тем, чтобы ее изменить (путем создания более крепких границ и осознания собственных психологических паттернов).
Мой следующий психолог (спустя почти 13 лет мы до сих пор работаем вместе) оказался самоэффективным и понимающим. После нашего первого сеанса у меня были некоторые сомнения, но я считала важным отойти от своей привычки выбирать уверенных людей, обещающих, что они меня «исправят». Она ничего мне не обещала, но была терпеливой и доброй. Она почувствовала мой дистресс и выслушала мою непростую историю (еще она сказала, что не исповедует христианство, что меня успокоило). Мне понадобилось несколько лет, чтобы полностью довериться ей. Первые годы мы прорабатывали мои отношения с прошлым психологом, и я училась верить в то, что меня не предадут таким же образом.
Навязчивое повторение может объясняться различными причинами: неудовлетворенными потребностями, отсутствием четких границ, непониманием признаков абьюзивного поведения и инстинктивным притяжением к знакомым личностям и поведению, даже если они связаны с опасностью. Глубинные убеждения о собственной ценности («Я не заслуживаю лучшего», например) тоже играют важную роль, как и социальный контекст жизни (сфера, в которой мы работаем, партнер и т. д.). Если мы находимся в окружении людей, которые употребляют наркотики и совершают преступления, вероятность оказаться в ситуациях, где мы станем жертвами, повышается. Бывает, мы неосознанно тянемся к динамике, напоминающей пережитый нами абьюз, поскольку мы стремимся добиться лучшего исхода. Мы продолжаем проигрывать травму до тех пор, пока нам не удастся переписать сценарий, изменить свое отношение к людям, причиняющим нам вред, и открыть для себя новую парадигму межличностных отношений.
Что интересно, когда я совершила конкретные шаги, чтобы противостоять своему бывшему психологу, и сообщила о ней регулирующим органам, я обратила внимание и на другие проблемные отношения в своей жизни. Меня перестало тянуть к людям, причиняющим мне вред. Я стала гораздо лучше воспринимать опасное поведение и почувствовала себя сильнее, благодаря чему поверила в свою способность защититься от вреда.
Естественно, я продолжу встречаться с опасными людьми и оказываться в неприятных ситуациях, однако повторного проигрывания вреда, причиненного мне в детстве, а также способности переписать конец сценария оказалось достаточно, чтобы изменить свою привычную реакцию на более сильных людей.
Боязнь эмоций
Эмоция – это ощущение, которое возникает в ответ на наши внутренние процессы, отношения с другими людьми или текущую ситуацию. Все эмоции характеризуются нейробиологическими маркерами (изменениями в теле и мозге при возникновении эмоции), а также физическими изменениями. Распространенные эмоции включают гнев, печаль, страх, отвращение, любовь, потрясение, радость, стыд, счастье и вину.
Каждая эмоция имеет свою функцию, или цель. С точки зрения эволюции эмоции нужны для того, чтобы подавать нам сигналы и помогать выживать. Например, отвращение, как правило, свидетельствует о том, что пища испортилась и может вызвать отравление, в то время как любовь помогает нам объединяться в пары и продолжать род.
Мир стал сложнее, и эмоции тоже изменились, обобщились и приобрели новые функции и смыслы. Теперь тревогу и страх у нас вызывают не саблезубые тигры, а более аморфные причины, например потеря, отвержение или выступление на публике. Печаль побуждает нас оставаться дома, давая нам время пережить потерю. Она также может подать другим людям сигнал, что мы нуждаемся в поддержке. Гнев защищает нас и дает окружающим понять, что нам требуется личное пространство.
Сами по себе эмоции не являются проблемой.
Я часто борюсь с этим заблуждением на работе, поскольку некоторые люди убеждены, что определенные эмоции проблемные (гнев, например). Обычно это связано с тем, что они осуждались в семье или обществе. Все эмоции выполняют определенные задачи, и у каждого из нас есть своя эмоциональная карта, обусловленная тем, что поощрялось у нас в семье, и нашим собственным темпераментом. Эмоции могут стать проблемой из‑за их выражения (например, злиться нормально, а вот бить кого‑то – нет) в тех ситуациях, когда они становятся слишком сильными, или очень часто сменяют друг друга.
Одна из главных трудностей, с которыми сталкиваются мои травмированные клиенты, связана с тем, как они испытывают, понимают и выражают свои чувства. Говоря простым языком, отношенческая травма – это психологическая рана, которая вызывает гнев, печаль и страх. Если мы хорошо умеем обрабатывать свои эмоции, мы испытываем чувства и осознаем их (даже если мы их не выражаем), осознаем их поддерживающую функцию, понимаем причину их возникновения и используем их, чтобы решить, как действовать дальше (например, если мы чувствуем гнев, возможно, мы должны проанализировать, не причиняют ли нам вред). При получении отношенческой травмы нормальная обработка эмоций нарушается практически сразу. Иногда в отношениях, где была нанесена травма, невозможно целиком признать ее и ошеломительные эмоции, которые она вызывает, а также испытать гнев. Считается, что мы можем либо позволять себе испытывать эмоции, либо сохранять отношения. Часто эмоции сами по себе слишком интенсивны, и жертвы не могут развить в себе навыки управления ими.
Как правило, жертвы задвигают свои травмы на задний план или делают вид, что все не так плохо, обесценивая собственный опыт. Велика вероятность, что обидчик (и другие люди, которые поддерживали статус‑кво) тоже обесценивал их чувства, говоря: «Не плачь», «Нет причин злиться» или «Ты преувеличиваешь!» (Как же меня раздражает это слово! В своей практике я использую фразу «сильная реакция».) Возможно, жертву специально научили отрицать собственную эмоциональную реакцию, чтобы она действовала в интересах обидчика («Перестань плакать, все было не так плохо!»).
Когда сложные эмоции отрицаются или подавляются, они могут проявляться поразительными способами, включая:
➧ Оцепенение. Одни мои клиенты отчаянно хотят что‑либо почувствовать, но говорят, что не могут это сделать; другие внезапно уходят в себя во время ссоры, когда градус в отношениях повышается. У меня были клиенты, которые говорили, что они «перестают любить» партнера, когда он начинает стремиться к определенным обязательствам и ясности в отношениях. Такое внезапное эмоциональное оцепенение иногда является проявлением избегающего типа привязанности и обусловленной травмами отстраненности от интимности.
➧ Эмоции, которые быстро сменяют друг друга, иногда каждую минуту.
➧ Эмоции, которые слишком сильны для контекста, например ощущение, что тебя предали и бросили, если друг просто сказал, что не может сегодня встретиться.
➧ Ощущение неконтролируемой ярости и ненависти, направленное на окружающий мир и других людей, которое заменяет специфический гнев, направленный конкретно на обидчика. Я часто работаю с жертвами, которые злятся на всех вокруг, и это значит, что они еще не проработали злость на тех, кто причинил им боль. Гнев, не направленный на что‑то конкретное и основанный на нереалистичных ожиданиях, обычно нельзя проработать. Часто он причиняет боль только тому, кто его испытывает.
➧ Глубокое чувство несчастья и ощущение, что вы никуда не вписываетесь.
➧ Сильную чувствительность к отказам.
➧ Апатию, подавленность и беспомощность.
➧ Чрезмерную тревогу и беспокойство о том, что может произойти.
Проблемы с интенсивными эмоциями часто являются причиной, по которой многие жертвы злоупотребляют алкоголем или наркотиками. Многие вещества приглушают аффект, помогая ослабить слишком сильные эмоции. Некоторые вещества (метамфетамин, например) создают иллюзорное ощущение уверенности и счастья, что не может не привлекать тех, чей эмоциональный пейзаж обычно унылый или сложный. Злоупотребление алкоголем или наркотиками может принести множество проблем травмированному человеку. Иногда оно является единственным способом, которым человек справляется с трудными эмоциями, но большинство подобных веществ оказывает сильное долговременное влияние на психическое и физическое здоровье, несмотря на кратковременное облегчение, которое они приносят. У некоторых людей употребление алкоголя и наркотиков может привести к циклам преступного поведения и хаотичного образа жизни. Во время работы с жертвами я, как правило, сосредотачиваюсь на ослаблении зависимости от алкоголя/наркотиков и развитии более адаптивных стратегий управления стрессом. Я не всегда настаиваю на полном воздержании (однако я все же рекомендую полностью отказаться от некоторых крайне вредных веществ, например метамфетамина), но советую значительно сократить потребление этих веществ и следить за тем, чтобы оно было рекреационным и не являлось способом управления жизнью. Для некоторых жертв, имеющих серьезные проблемы с употреблением алкоголя или наркотиков, полный отказ от них обязателен.