Было так, будто мы всегда друг друга знали. Со мной не обращались как с посторонним или новичком, и я себя таковым не чувствовал. Я сразу ассимилировался в группе, и с моими новыми друзьями мне было уютно; это было мое место в жизни.
Даже не с друзьями.
С братьями.
Суд начинался только в девять, но мы приехали раньше, в полдевятого, и Филипп вытащил из багажника большую брезентовую сумку. Мы спросили, что там, но он только улыбнулся и промолчал, и мы пошли за ним в здание и дальше по лестнице в зал суда, где разбирались нарушения правил движения. Там мы сели сзади на места, зарезервированные для подсудимых и публики.
– Что делать будем? – спросил Джеймс.
– Увидишь, – ответил ему Филипп.
Зал стал наполняться нарушителями правил и их семьями. Вышел клерк и прочел список фамилий. В зал вошел бейлиф, за ним судья, и бейлиф представил его как Достопочтенного Судью Селвея. Объявили первое дело, и вышли полисмен и перепуганный до потери пульса негр, сообщивший о себе, что он – водитель такси, и стали обождать подробности выполнения запрещенного поворота.
В обсуждении возникла пауза. И тут Филипп крикнул:
– Судья Селвей – поц!
Судья и остальные работники суда стали оглядывать сиденья. Народу было довольно много но люди расселись по всему залу, а в нашей секции были только мы и какая-то испанская пара.
– А дочка твоя дрочит колбасой! – надрывался Филипп. Ткнув меня в ребра, он подмигнул: – Давай. Скажи чего-нибудь!
– Нас арестуют за неуважение к суду! – шепнул я.
– Они нас не видят. Они забывают, что мы здесь, как только отведут глаза. – Он снова подтолкнул меня под ребра. – Давай, скажи.
Я набрал побольше воздуху:
– Отсоси!
Судья ударил молотком и объявил:
– Хватит!
Он что-то сказал бейлифу, и тот пошел вдоль перил перед нами.
– Гвоздюк! – громко заявил Бастер.
– Хреносос вонючий! – выкрикнул Томми. Судья снова грохнул молотком. Бейлиф смотрел на нас, сквозь нас, мимо нас. Испанская пара стала оглядываться вокруг – откуда шум.
– Гвоздюк! – снова завопил Бастер.
– Говноед! – крикнул я погромче. В моем голосе звучала злость, и в голосах остальных тоже. Я до тех пор не осознавал, что злюсь, но теперь понял. Я злился неимоверно. Злился на судьбу, на весь мир, на все, что сделало меня таким, и годы гнева и унижения вырывались из меня в крике.
– Я твоей сестре в рот нассал, и она еще попросила!
– Жирножопый пидор! – надсаживался Джеймс.
Филипп открыл свою сумку и вынул несколько упаковок яиц.
Я заржал от предвкушаемого удовольствия.
– Давайте быстро, – сказал он, пуская коробки по ряду.
Мы начали бросаться. У бейлифа яйцом сбило шляпу, и тут же еще одно разбилось об его лысину. Судья пригнулся от града обрушившихся на него и на стену яиц. Я пустил одно, стараясь угодить в него, и оно влепило ему точно в грудь; на черной мантии разлетелось желтое пятно. Объявив перерыв, судья спешно скрылся в своей камере.
Почти тут же у нас кончились яйца, и Филипп подобрал сумку и встал.
– О'кей, ребята, пошли.
– Мы же только начали! – обиженно возразил Стив.
– Мы не невидимы, – объяснил Филипп. – Мы только Незаметны. Если посидим здесь еще немного, они нас поймают. Так что давайте отвалим.
Он вышел из зала суда, а мы за ним.
– Гвоздюк! – еще раз крикнул Бастер напоследок.
Я слышал, как орет что-то бейлиф, а потом дверь за нами закрылась.
В крови гулял адреналин, дух воспарял, мы тесной толпой шли через холл, возбужденно переговариваясь, повторяя понравившиеся реплики, придумывая, что еще надо бы сказать, чего мы не сказали вовремя.
– Получилось, – с удивлением произнес Филипп. И повернулся ко мне. – А теперь представь себе, что мы бы так прервали большой процесс. Один из тех, что освещают журналисты. Подумай, какое это о нас объявление. Тогда мы точно в новости попадем.
– А что теперь? – спросил Стив, когда мы вышли из стеклянных дверей здания суда.
Филипп усмехнулся, обнял одной рукой за плечи Стива, другой – Джеймса.
– Не волнуйтесь, мальчики. Что-нибудь мы придумаем. Обязательно.
Глава 2
Мои братья.
Мы поладили сразу же. Хотя в компании было несколько террористов, которые мне нравились больше, но нравились мне они все. Честно сказать, я был так рад найти людей своей породы, других Незаметных, что был бы счастлив, если бы даже оказалось, что Филиппа и его последователей я терпеть не могу.
Но это было не так.
Я их любил.
И сильно.
У меня было такое чувство: что бы Филипп ни говорил, а до сих пор у них не было организации. Но с моим появлением что-то сложилось, что-то срослось. Я ничего особенного в группу не привнес, никаких идей или честолюбивых планов, но я оказался вроде катализатора, и из того, что было рыхлой компанией объединенных обстоятельствами людей, вдруг начала возникать спаянная общность.
Первую неделю Филипп почти все время проводил со мной, выясняя детали моей биографии, пытаясь меня просветить так, чтобы я видел вещи с его точки зрения. Казалось, для него важно, чтобы я поверил в его концепцию Терроризма Ради Простого Человека, и хотя я уже поверил и постоянно это ему говорил, ему надо было жевать это еще и еще, как будто он – миссионер, а я – заблудшая душа, которую он должен обратить.
Поначалу я боялся, что следы от убийства Стюарта могут как-то привести ко мне, что полиция сложит два и два и заметит, что с момента его убийства я на работе не появлялся. Когда в субботу Филипп заехал за мной утром и постучал в дверь, я наполовину ожидал, что это полицейские приехали меня допросить. Но Филипп мне объяснил, что никого из остальных террористов не поймали и даже не допрашивали, и что скорее всего мои коллеги полностью обо мне забыли и даже не упомянули при полиции.
Ни в «Орандж каунти реджистер», ни в «Лос-Анджелес таймс» об убийстве Стюарта не сообщили.
Неделю мы отдыхали и развлекались, пока Филипп разрабатывал дальнейшие террористические действия, и мне это показалось лучшей неделей моей жизни. В январе случился короткий период жары, и мы поехали на пляж. Раз нас никто не видит, объяснил Филипп, мы можем смотреть на что хотим и сколько душа пожелает. А там было изобилие женщин, доступных для нашего визуального наслаждения. Мы сравнивали их груди, оценивали фигуры и лица. Мы выбрали одну и следили за ней, пока она плавала, загорала, поправляла купальник, видели, как она тайком чесалась в паху, когда думала, что никто на нее не смотрит. Кто-нибудь из нас все время комментировал каждое ее движение. Бастер, набравшись храбрости, сбежал вниз и развязал завязки на бикини у всех одиноко сидящих на одеялах женщин.
Мы проникли в Диснейленд через ворота для выхода, пока охранники смотрели в другую сторону. Мы ходили по торговым рядам и выносили товар, подзадоривая друг друга на вынос самых больших и громоздких вещей, и бежали, сломя голову и заливаясь смехом, когда Бастера заметили за попыткой вынести огромную звуковую колонку. Мы ходили в кино по одному билету – один заходил и открывал выход, а мы все проскальзывали внутрь. Это было как вернуться в детство, стать таким ребенком, каким у меня никогда не хватало духу быть, и это было здорово.
И все это время мы разговаривали. Мы говорили о своих семьях, о своей жизни и работе, о том, что такое быть Незаметным, о том, что мы можем сделать в качестве Террористов Ради Простого Человека. Как выяснилось, женаты были только Бастер и Дон. У Бастера жена умерла, а у Дона сбежала. Только у Филиппа и Билла были когда-то подружки. Остальных женщины игнорировали так же, как и все общество в целом.
Я все еще не верил в эту чушь с Перстом Судьбы, но начинал думать, что да, может быть, в этом смысл, почему мы созданы такими, как есть. Может быть, какая-то высшая сила предназначила нас для специальной цели, но что это за цель – то ли устремиться к величию, то ли быть юмористической сноской современной культуры – было неясно.
Мы всегда встречались у меня. Я предлагал, что подъеду и заберу Филиппа от его дома, но он отказывался. И другие тоже. Не знаю, то ли они еще не до конца мне доверяли, и это была какая-то параноидальная мера безопасности, или просто так само собой вышло, но за первую неделю я ни разу не видел, где живут мои собратья-террористы. Кажется, им нравилась моя квартира, там им было удобно, и меня это радовало. Пару раз мы брали напрокат видеокассеты и смотрели их у меня в гостиной, а однажды все остались ночевать, повалившись на мой диван и на пол в спальне и в гостиной.
Приятно было быть частью чего-то. На вторую субботу Филипп предложил, чтобы мы начали следующую кампанию вандализма, чтобы привлечь внимание к своему положению. Это тоже было у меня дома, где мы ели ленч, принесенный из «Тако белл»; я покачивался на стуле, придерживаясь одной ногой.
– О'кей, – сказал я. – Давайте. Какой план? Филипп покачал головой:
– Не сейчас. Мы не на светский выход собрались, а на теракт. Мне нужно подготовиться.
– Куда мы собираемся ударить? С чего начать?
– Куда? По муниципалитету. Муниципалитету графства Орандж.
– А почему туда?
– Я там работал. У меня все еще есть ключ и пропуск. Так что легко будет проникнуть.
– Ты работал на муниципалитет Оранджа?
– Я был помощником одного из управляющих. Это меня удивило. Не то, чтобы я думал, кем мог работать Филипп до того, как стать Террористом Ради Простого Человека, но такого я бы не предположил. Я бы предположил что-нибудь более заметное или более опасное. Что-нибудь в кинобизнесе, может быть. Или в частном детективном агентстве. Хотя ничего удивительного. Для нас Филипп был лидером, но все равно он был Незаметным, безликой несущностью в глазах всего остального мира.
– А когда? – спросил Пит.
– Во вторник.
Я оглядел всю группу и кивнул.
– Вторник так вторник.
На встречу мы ехали по отдельности. Филипп не хотел, чтобы мы ехали вместе.