Разглядывая картинки, Александр пролистал несколько страниц, пока не увидел уже знакомый по картинкам на стене образ храма. Мимо этой церкви он не раз проплывал, будучи на рыбалке. Ее трудно было различить среди зарослей кустов и деревьев: бо́льшая часть ее была разрушена, но черный купол с крестом еще возвышался над зелеными кронами. Близко подплывать к ней ему не доводилось, да и было это небезопасно. Этот остров считался рекордсменом по числу несчастных случаев: не проходило навигации, чтобы кто-нибудь в поисках приключений не пытался пробраться к руинам и калечился или тонул, а то и вовсе пропадал. Любителями экстрима были, как правило, приезжие дачники. Трагические истории, связанные с церковью на острове, передавались из уст в уста с детства, и еще бабушка рассказывала ему эти страшилки. Все местные знали про этот зловещий остров, оттого и существовало негласное табу на подобные десанты.
На Сашкином рисунке храм представал во всей красе, возможно, это была художественная копия старинной фотографии или фантазия на тему различаемых силуэтов.
«Летописи свидетельствуют, что после принятия христианства князь Владимир „повеле рубити церквы и поставляти по местом, идее же стояху кумиры“. Впервые в летописных источниках ЦЕРКОВ ПОКРОВА ПРЕЧИСТАЯ ШТО НА БАБЬЕМ ОСТРОВЕ упоминается в 1485 году. К тому времени на месте древнего языческого требища стоял деревянный храм Покрова Пресвятой Богородицы с приделом пророка Божия Илии и служил приходским храмом целого куста деревень: Родино, Ратибор, Глазатово, Мигачево, Ивицы и прочих, бывших вотчинами Кирилло-Белозерского монастыря. В ту пору по Шексне проходили не только важнейшие торговые пути, но и паломнические маршруты к древним северным обителям. Редкий струг или ладья не приставали к причалу Бабьего острова, все стремились отслужить молебен о благополучном путешествии, оттого церковь эта была достаточно богатой и по красоте своей, скорее всего, не уступала архитектурным шедеврам, сохранившимся в Кижах».
Александр представил себе эту деревянную церковь. В округе было несколько таких памятников древнего зодчества: покосившиеся и почерневшие от времени, они настолько растворились в окружающей их природе, словно выросли из земли. Толстые, отборные бревна с мелкослойной древесиной, срубленные на болотах, стойко сопротивлялись гниению. Они затянулись лишайниками, поросли мхом и кустами, но держали равнение стен. Только суровый климат с резкими перепадами зимней стужи и летней жары да ровда — сезонные колебания промерзающей почвы – за несколько столетий смогли пошатнуть крепость этих стен. И брошенные людьми церковки склонили крестоносные маковки в невольном реверансе перед неумолимостью времени.
«В 1778 году на прошение прихожан Покровского прихода Гледенского духовного управления Новгородская духовная консистория дала разрешение на строительство на месте сгоревшей годом ранее деревянной церкви на Бабьем острове каменного храма. Строительство продолжалось четыре года, в новой церкви, помимо главного летнего алтаря в честь Покрова Богородицы, были устроены два зимних – в честь пророка Илии и чтимой иконы Казанской Божией Матери. Это было время проведения губернской реформы, в строительстве доминировал столичный классицистический стиль архитектуры, который поддерживали как светские, так и духовные власти. Утвержденный проект стал типичным для русской провинции, только местные каменных дел мастера смогли внести в него элемент своеобразия. Освящен храм был на Казанскую 8 июля 1782 года по старому стилю».
Александр отложил чтение и откинулся на подушку. Усталость взяла свое, и он уснул при первых лучах восходящего солнца. Он провалился в сон так, как парашютист, оттолкнувшись от борта самолета, ложится на облака. Сознание сделало несколько вялых попыток возврата в действительность, но потом пустилось по волнам сновидений.
Ему снился сказочный лес. Он шел по нему не спеша, как бы прогуливаясь. Отводил рукой нависающие ветви, на которых благоухали невиданные цветы. Пели птицы; то и дело, не боясь, на него выходили причудливые звери и были приветливы и даже ласковы. Он трогал их руками, гладил их шерсть. Путь лежал по берегу хрустального ручья, на дне его посверкивали разноцветные камешки. Вода струилась быстро, журча на перекатах. Посреди просторной поляны обнаружилась каменная скамья, над которой, словно резная сень, склонились цветущие ветви дерев, перед ней из большой хрустальной вазы струился красивый фонтан. Вода из фонтана и питала тот дивный ручей, а он, в свою очередь, поил чудных зверей. Он присел на скамью и пригляделся к фонтану. Сквозь радугу брызг он различил неясный силуэт. Не зная, кто стоит по ту сторону фонтана, он обратился сквозь завесу фонтанных струй:
– Ландшафтный дизайн на уровне! Вы не скажете мне, чьи это владения?
Ответ не заставил себя ждать. Он услышал приятный голос, и там, откуда доносилась речь, на поверхности искрящихся брызг стали возникать буквы, прозрачные и крупные, причем сменялись они столь плавно, что можно было разобрать слова. За этим сопроводительным текстом из сменяющихся литер угадывался пристальный взгляд говорящего:
– Высокий и Превознесенный, вечно Живущий, Тот, кто живет на высоте небес, чтоб оживлять дух смиренных и сердца сокрушенных, Он владеет этим миром.
– Это круто – гостить у такого хозяина! Только ума не приложу, как я здесь очутился. Но уж раз я здесь, может, Он мне поможет?
– Всякое творение ожидает, чтобы Он дал им пищу их в свое время. Он дает им – они принимают, отверзает руку Свою – насыщаются благом.
– Нет, не о пропитании хочу просить, с этим все нормально. Если можно, хотел бы знать, где мой сын Сашка?
– Он возвратится, избавленный Вышним, придет к тебе с радостным восклицанием, и радость вечная будет над главой его, он найдет радость и веселие, а печаль и воздыхание удалятся.
– А где он сейчас? Мы все переживаем, его давно не было дома.
– Зачем вам было искать его? Или вы не знали, что ему надлежит быть в том, что принадлежит Отцу его?
– Но ведь я его отец!
– Не все ли мы имеем одного Отца?..
Эти слова эхом отозвались в воздухе. Струи фонтана прервались. Тяжелые капли упали в чашу, и вместе с ними растаял и силуэт говорящего. Через мгновение вода снова переливалась в лучах солнца, но кроме мирно резвящихся зверушек рядом никого не было. Поднявшись со скамьи, он отправился в обратный путь. Пересек цветущую поляну, раздвинул занавес листьев и шагнул в темноту сна без сновидений.
Утро пощекотало лицо солнечным лучиком. Александр проснулся и прикрыл глаза от слепящего света. С кровати упала на пол синяя тетрадка и напомнила о ночном чтении. Уютная Сашкина комната в утренние часы всегда была залита светом. За окном виднелась излучина реки и заросшая лесом Попова гора. В этом доме, как нигде, сон давал настоящее отдохновение. Он всегда просыпался здесь исполненным сил.
Отворив дверь, он взглянул в сторону кровати отца. Его не было. Не было и Сашки. Александр вышел на крыльцо. Батя сидел на лавочке в привычной своей шляпе, опершись на посошок.
– Доброе утро, батя.
Старик оглянулся и кивнул:
– Здорово. Выспался?
– Да, хорошо. Ты-то как? – приходилось кричать ему, будто он был на том берегу реки. – Как самочувствие?
– Неважно. Еле ноги волочу. Подышу еще чуток да пойду лягу. Мне, как старому коту, вылежаться надо.
– Санька не появлялся?
– Не видал. Похоже, он домой отправился да разминулся с тобой. Лодку глянь, тут ли, нет. Да домой позвони. Малой уже такой большой, самостоятельный. За него не переживай.
Александр привык доверять отцу. У него было какое-то необъяснимое чутье на все, чего ни коснись. Иногда он о будущем говорил в настоящем времени, и оно сбывалось. Это не был дар пророчества, но в моменты сомнений его совет оказывался верней всего. Так и сейчас: стоило отцу сказать, что все в порядке, и прежние беспокойства отступили. Сын помог отцу вернуться на постель, вскипятил самовар, напоил его чаем и вновь влез на свой переговорный пункт. Волны не было. Аппарат обиженно пикал, выдавая на дисплей «НЕУД. СОЕД-Е». Так и не связавшись с домом, Александр вышел на крыльцо, раскуривая сигарету. По давно заведенному обычаю в этом доме не курили. Проходя мимо Сашкиной кельи, он зацепил синюю тетрадь, чтобы дочитать заинтересовавшую его историю. Ветерок раздул странички в клеточку на том месте, где был рисунок, изображавший красноармейцев, сбрасывающих колокола.
«…После ареста последнего священника приход вдовствовал несколько лет, пока староста церковный Копосов Иван Егорович по просьбам прихожан не согласился рукоположиться во священство. Бывший начальник Гледенской тюрьмы, он прослужил в такой должности до 1922 года, но после того, как отказался вступить в большевистскую партию, его заменили „надежным товарищем“. Потеряв средства к существованию, он перебирается на Покровский погост и становится старостой единственной на то время действующей церкви. Но после рукоположения во священство он временно направляется на другой приход в соседний район, где спустя год его арестовывают и приговаривают к десяти годам тюрьмы. До наших дней дожила одна его дочь, которая вспоминает, как приходили из сельсовета забирать его именную шашку. По неуточненным данным, во время этапа он, сильно болевший ногами, отставал и задерживал колонну, что очень раздражало охранников. Не особо церемонясь с пожилым священником, его отвели в сторону от дороги в лес и там расстреляли, якобы „при попытке к бегству“. Где это случилось, сказать еще труднее».
Эту бабулю – Копосову – Александр, конечно же, знал, она жила в Родине, но никому, по понятным причинам, она не рассказывала своей истории. Как это удалось раскопать Сашке, оставалось только гадать. Он смог по-новому взглянуть на привычные события и людей. Чтение стало увлекательней. Перед ним разворачивалась панорама столетий на примере отдельно взятой Покровской церкви.
«Церковь неоднократно пытались закрыть „по просьбам трудящихся“. Как и большинство таких же деревенских храмов, ее ждало варварское разграбление и превращение в какое-нибудь хозяйственное помещение, но ее положение, достаточно изолированное, с одной стороны, и тве