ожке неподалеку от Уголка ораторов около пятидесяти мертвых птиц. Подозреваю, это наш отравитель, и если так, значит, он сделал следующий шаг. Известно, что во время войны хлор-газ не оказывал действия на птиц, а вот от смеси хлора с фосгеном все птицы в долине Соммы замолчали. Как вы поняли, степень угрозы уже гораздо выше средней. Этот человек знает, что делает. Полагаю, скоро придет очередное письмо. Все за работу. – Макфарлейн покинул кабинет.
Страттон оставался в «Инвикте», пока Мейси бегала в контору, по пути забрав почту. Доктор Элсбет Мастерс прислала открытку, в которой выражала радость от звонка Мейси и предлагала ей завтра приехать в Клифтонскую больницу, уточнив, что она освободится после часа дня. Мейси надеялась, что сумеет договориться о переводе миссис Бил в Клифтон, а до тех пор у Дорин хватит сил выдержать пытки в Уичетт-Хилл. После разговора с Билли тревога Мейси возросла. Большинство старых способов лечения депрессии и душевных расстройств у женщин не отличалось гуманностью. Мейси с ужасом наблюдала за применением электрошоковой терапии, когда врачи пытались восстановить речь или избавить от заикания пациентов, переживших психическую травму: например, на глазах у одного молодого солдата разорвало снарядом товарища. Однако были и другие методы шоковой терапии, и женщин в психиатрических больницах лечили инсулином уже много лет. Пациенткам вводили огромные дозы инсулина, искусственно вызывая гипогликемическую кому. Считалось, что шок служит встряской для мозга, в результате чего человек возвращается к нормальному поведению. Мейси расценивала этот метод как варварский, и мысль о том, что Дорин Бил приходится терпеть подобные ужасы, лишь укрепила ее в намерении как можно скорее передать жену Билли в более заботливые руки. Мейси возлагала большие надежды на встречу с доктором Мастерс, а до этого ей предстояло еще посетить сегодняшнее собрание Новой партии.
Страттон высадил ее возле дома, а сам опять остался в машине. Мейси надела строгую черную юбку, элегантный жакет от бордового костюма, черную шляпку с бордовой лентой и черные туфли. В одежде последователей Мосли явно прослеживалась мода на темное. Волосы у Мейси заметно отросли с лета, и хотя стрижку уже нельзя было назвать короткой, она как раз подходила под современную моду, хотя Мейси, как правило, такие вещи не интересовали.
Она сомневалась, что на эту ветвь расследования стоит тратить время, однако допускала, что Иэн Дженнингс присутствовал на подобных собраниях. В конце концов, она сама утверждала, будто связь между самоубийцей и автором писем выведет полицию на этого человека, уже доказавшего серьезность своих намерений.
Мейси вышла из подъезда, и Страттон распахнул перед ней дверцу автомобиля.
– Считаете наш поход бесполезной тратой времени, мисс Доббс? – спросил он, когда Мейси уселась в машину.
– Признаюсь, да. Даже с учетом листовки, найденной в комнате Дженнингса, мне кажется, мы теряем драгоценные часы, идя по ложному пути, вместо того, чтобы прокладывать верный. И, если уж говорить со всей откровенностью, до сих пор не понимаю, при чем тут я.
– Вашим наставником был Морис Бланш, с вами консультируется Скотленд-Ярд, вы успешно раскрыли немало дел. Макфарлейн, конечно, весьма своеобразная личность, и, если хотите знать мое мнение, он привлек вас к расследованию именно для того, чтобы бросить вызов старым методам работы, встряхнуть нас, вдохновить на новое видение той или иной задачи.
– Тогда почему он отвергает мои заключения?
– Такова его манера – он любит, чтобы детектив постоянно задавался вопросами. Помнится, вы как-то сказали, что вопрос имеет наибольшую силу перед тем, как мы на него ответим, в тот момент, когда он заставляет нас мыслить.
– Да, я повторяла это не раз, особенно когда читала лекцию следователям-новобранцам. Туше́, детектив-инспектор Страттон. – Мейси стерла с запотевшего стекла влагу. – По-моему, мы приехали.
Собрание проходило в здании приходского клуба, выстроенного из серого гранита. Вход располагался под двускатной крышей с резными парапетами, едва заметными из-за густого смога. Парадные двери – такой же формы, как в соседней церкви, – были распахнуты, по обе стороны от них стояли двое мужчин. Еще один сидел за столом в дальнем конце зала. Страттон представил себя и Мейси как мистера и миссис Хатчинсон, и, войдя в помещение, Мейси непроизвольно взяла его под руку. Страттон улыбнулся. Мейси покраснела, надеясь, что он не заметил ее реакцию. Нежных чувств к Страттону она не питала, скорее вспомнила ощущение теплой привязанности, которого не испытывала с тех пор, как разорвала отношения с Эндрю Дином, хотя и тогда это ощущение неизменно сопровождалось некоторым отчуждением. Может быть, смерть любимого Саймона, которая случилась всего несколько месяцев назад, отчасти освободила ее?
– Давайте присядем, пока все не заняли. – Страттон указал на два свободных места в конце длинного ряда деревянных стульев с прямой спинкой. – Если сядем с краю на заднем ряду, сможем при желании улизнуть пораньше.
– Полагаю, тут есть еще ваши люди – на всякий случай?
– Да. Готовы по моему сигналу задержать главарей.
Мейси кивнула и, войдя в зал, начала изучать врученную ей брошюру. Вслед за приветственным обращением в брошюре излагался манифест Новой партии. Основу манифеста составляла программа действий, известная как «Меморандум Мосли». Эта программа предполагала расширение полномочий правительства и ужесточение государственной политики для преодоления экономического кризиса в стране. На всеобщих выборах в октябре партия Мосли не достигла того результата, на который рассчитывала, и теперь в ней происходила перестановка сил. Судя по содержанию программы, фашистская направленность партии усиливалась. Мейси закрыла брошюру – ей хватило и того, что она прочла.
Участники собрания прибывали. Многие были хорошо одеты – к ним скорее всего устроители обратятся с просьбой о пожертвованиях. Однако были и другие, в плохонькой одежде, с запавшими глазами и ввалившимися щеками. Такие мечтали лишь о сытном ужине и теплом углу.
Мейси повернулась к Страттону, собираясь прокомментировать разношерстность сторонников партии, но в этот момент в зале завязалась потасовка. Со стороны входа доносились крики: двое схватили какого-то мужчину и принялись мутузить.
– У меня столько же прав находиться здесь, как и у вас! – кричал он.
Шум привлек внимание других посетителей собрания; на глазах у Мейси и остальных двое рьяных последователей Мосли вытолкали мужчину взашей.
Страттон посмотрел на Мейси, и та поняла его без слов: не вмешиваться. Оба продолжала наблюдать. Мейси то и дело бросала неприметные взгляды на вход, Страттон обводил зал рассеянным взором. Со стороны казалось, что супруги ждут начала собрания.
– Кажется, я поняла, что они делают, – шепнула Мейси.
– Сперва я думал, они избавляются от всякого хулиганья, но нет, верно?
– Если не ошибаюсь, они не пускают сюда людей с еврейской наружностью. Это отвратительно.
Страттон кашлянул:
– Начинается.
На небольшую сцену поднялся ведущий. Он коротко рассказал о Новой партии и ее лидере. Попросив присутствующих встать, ведущий звучным голосом представил сэра Освальда Мосли. Мейси видела этого политика лишь раз, однако при виде его ей сделалось не по себе. Глаза Освальда Мосли были черными, волосы, гладко зачесанные назад и открывающие высокий лоб, тоже. Короткие подстриженные усы выглядели строго, как и манера одежды. На нем был хорошо пошитый черный костюм, белая сорочка и черный галстук – ничего лишнего.
Когда Мосли начал свою речь, Мейси закрыла глаза. Ею вновь овладело зловещее предчувствие. Хотя манифест Мосли провозглашал именно то, что многим хотелось слышать, Мейси сознавала: перед ней человек, чьи идеи – если их не запретить – превратят правление страной в жестокий режим. Обводя взглядом зал, Мейси видела, что глаза слушателей, вдохновленных красноречием оратора, горят энтузиазмом.
– Мы должны создать внутренние рынки, защититься от остального мира с его нынешней обстановкой и сделать Британию лучше. Нельзя выйти на следующую ступень развития и достичь уровня жизни, отражающего всю мощь современной промышленности, если не устранить такие факторы влияния, как колебания мировых цен, постоянно бьющие по индустрии, и конкуренцию с другими странами на буквально рабских условиях.
Мосли бодро продолжал, перечислив все политические аспекты, от обороны страны и применения военной силы исключительно для защиты британских берегов до централизации власти. Затем он подвел свое выступление к финалу:
– Гораздо больше, чем внезапного кризиса, я опасаюсь многолетнего, мучительного распада, который опустит нас до уровня Испании. Постепенный паралич вытянет из страны все соки и лишит последних сил.
В глубине зала опять возникла суматоха. Мейси увидела на полу еще одного избитого. Его жена склонилась над ним, помогая подняться на ноги, а потом оба покинули здание. В душе Мейси знала, что в этом месте не найдет подсказок, которые приведут их к автору писем, угрожающему смертями, однако вечер не прошел даром, потому что здесь она увидела другого человека, готового перешагнуть через что угодно на своем пути к власти. Такого нужно остановить любой ценой.
Мейси легонько подтолкнула локтем Страттона.
– По-моему, достаточно. Мосли сейчас пеной изойдет.
– Вы правы, – прошептал Страттон. – Нам тут больше делать нечего, все слишком очевидно. Для Мосли и его сторонников угрозы и подброшенные трупы – не метод. Они позеры и жаждут открыто демонстрировать свою власть, несмотря на все разговоры о закрытости. – Страттон оглянулся. – Идемте отсюда.
Мейси вслед за ним тихонько пробралась к выходу и отодвинула тяжелую штору, отделявшую помещение от главного зала.
– Уже уходите? – осведомился мужчина у дверей.
– Боюсь, да, – сказал Страттон. – Жене что-то нездоровится. Жаль, не удалось дослушать до конца. Потрясающая личность, не правда ли?