В ту трудную, смутную пору Леонид Григорьевич не бездействовал.
С удвоенной энергией и упорством вместе с молодежью вновь садится Петровский за парту: поступает на конструкторские курсы, одновременно в быстром темпе повторив программу средней школы. В августе 1940 года, после восстановления в партии, Леонид Григорьевич успешна сдает экзамены в Московскую промышленную академию. Началась учеба инженерного профиля.
28 ноября 1940 года комкор Петровский был вновь призван в кадры Красной Армии и назначен командиром стрелкового корпуса Приволжского военного округа.
Семья Петровских переезжает в Саратов. Вновь — в который раз! — Леонид Григорьевич с головой уходит в заботы нового для себя соединения, зачастую отдавая делам корпуса и выходные дни.
Рассказывает бывший начальник штаба 53-й стрелковой дивизии Ф. П. Коновалов:
«Как-то в субботу звонит мне командир корпуса Петровский:
— Филипп Петрович, чем намерены заняться в воскресенье?
— Да, откровенно говоря, еще не думал.
— Есть предложение: съездим завтра отдохнуть в город.
— Согласен. Чудесно!
В воскресенье поутру выезжаем на машине за город. Кругом — красотища! Пощипывает легкий морозец. Ели все в белых шубках. Снег сверкает на солнце.
Завязывается оживленная товарищеская беседа: говорили о том о сем — о красоте приволжской природы, о детях. И вдруг как-то неожиданно замечаю, что давно уже обсуждаем военные темы: то Леонид Григорьевич спросит, как лучше решить ту или иную тактическую задачу, то сам разъяснит свою точку зрения по какому-либо вопросу подготовки войск. Но главным образом Петровский спрашивал, ждал советов…
Только к концу поездки я понял, что загородная проулка была не случайной. Через некоторое время приглашение отдохнуть за городом получил и командир нашей дивизии».
И еще одно воспоминание о подробностях мирных дней весны 1941 года.
Никогда Петровский не считал для себя зазорным поинтересоваться повседневными бытовыми нуждами бойцов и командиров, если надо — помочь. Как-то перед майским праздником командир корпуса заехал в 110-й стрелковый полк. Осматривая полковую школу, случайно узнал, что помощник начальника школы лейтенант Серегин еще не имеет квартиры, и поэтому его семья живет в другом городе. Пожурив командира полка майора Журавлева за невнимание к нуждам строевого командира, Петровский вскоре уехал. Часа через два лейтенанту Серегину предложили осмотреть две квартиры — какая больше по душе.
— А ведь я знал, что с жильем в Саратове было ох как трудно! — закончил свой рассказ Б. И. Серегин, ныне полковник.
ПОДВИГ
1
В один из первых дней июня 1941 года в 63-м стрелковом корпусе была объявлена тревога: корпусу предстояло передислоцироваться в Белоруссию.
В субботу, 21 июня, первые эшелоны корпуса прибыли в пункты назначения — станции Добруш и Ново-Белица. Остальные поезда с личным составом корпуса после 22 июня продолжали прибывать разрозненно до первых чисел июля на разные станции вблизи Гомеля. Ранним утром 22 июня фашистские самолеты бомбили Гомель, в первую очередь пытаясь разрушить мосты через реку Сож. Некоторые части еще не доехав до Гомеля, были повернуты на север, в район Орши.
Первое письмо Л. Г. Петровского жене и дочери датировано 24 июня:
«Здравствуйте, дорогие мои Надя и Оля!
Крепко-крепко вас обеих целую. Прошло всего несколько дней, хотя и работы много, а все-таки о вас соскучился. Дел невпроворот, сегодня спал всего три часа, буду ли ночью спать — не знаю.
Сейчас еду к командующему. Где я, писать не буду. Недалеко от того места, где мы с тобой и Олей собирали белые грибы. Всего несколько часов пути на машине. Сегодня утром над нами летал немецкий разведчик, но это только отдельные самолеты, которые могут сюда залететь. Сейчас мы в глубоком тылу. Я очень об этом жалею. Прямо скажу тебе, что хочу идти в бой и бить германских фашистов… Ты из газет, наверное, уже знаешь, что наша Красная Армия отбила многие их атаки.
Очень жалею, что я не среди первых частей, а пока в тылу. Мы все уверены в победе, и каждый из нас горит желанием сражаться за Родину, за вас, наших близких, которых мы защищаем. Вот поэтому ты, смотри, не плачь, будь спартанкой, это выражение тебе очень понравилось. Здесь мы стоим в сосновом лесу, песок под ногами. Погода отличная — солнце и жарко...»
После нескольких советов родным Леонид Григорьевич заканчивает письмо так:
«Живите счастливо и хорошо. Ждите меня. Я приеду с победой, и будет нам всем весело…»
Верный друг и спутница Петровского Надежда Васильевна рассказала мне:
— Почему «спартанка»? Когда провожала мужа в Саратов, то, точно чувствуя, что вижу его в последний раз, не удержалась и неожиданно для себя начала плакать. Он меня успокаивает, а я не могу остановиться… Леня и сам был не слишком весел, но сказал: «Ты же спартанка». Тут я, наконец, улыбнулась. Очень уж мне. маленькой, щуплой женщине не подходило такое определение…
В тот же день, 24 июня, Петровский получил боевой приказ: 63-й корпус вводится в состав 21-й армии Западного фронта. Задача — развернуться на восточном берегу Днепра на фронте Гадиловичи — Рогачев — Жлобин — Стрешин, сосредоточив основные силы на правом фланге с целью отбросить фашистов в случае их попытки переправиться через Днепр. Готовность обороны — к 16.00 3 июля 1941 гада.
Район предстоящих боевых действий был хорошо знаком Петровскому: здесь он воевал в 20-м году, а затем служил в 30-е годы в Бобруйске.
Тяжело вспоминать первые дни войны: враг, используя внезапность нападения и огромное превосходство в живой силе к технике, захватил инициативу на избранных направлениях, постоянно вводя в бой все новые и новые силы.
Мы отступали. Ослабленные соединения 4-й армии, занимавшие оборону на Бобруйском направлении, не могли сдержать натиск противника, поддержанный массированным огнем авиации, которая порой едва ли не закрывала небо своими машинами с черными крестами на крыльях. Фашистские штурмовики и бомбардировщики безнаказанно обстреливали наши отходящие войска и мирное население. На переправах через Днепр скапливалось огромное количество людей, создавая трудно рассасываемые пробки.
Сведения о гитлеровцах были крайне противоречивы и чрезвычайно быстро менялись. Враг не брезговал никакими средствами, чтобы создать панику в войсках и среди мирного населения.
Фашисты забрасывали в тыл парашютные десанты и диверсионные группы, которые провоцировали панику. Не раз мне приходилось видеть, как ночью вдруг взвивается неизвестно откуда световая ракета, оставляя собой длинный угасающий след: это подавали сигналы вражеские диверсанты.
27 июня первые гитлеровские танки ворвались в Бобруйск. Именно в тот день передовые части 63-го стрелковогав корпуса стали занимать оборону по восточному берегу Днепра. Времени для организации обороны оставалось чрезвычайно мало — буквально несколько дней. Передовые части корпуса подчас прибывали в намеченный район раньше своих штабов. Так было, например, со 117-й стрелковой дивизией, чей штаб прибыл на место только после начала боев.
Протяженность фронта обороны корпуса превысила 70 километров — вместо 16-24, как предусматривали предвоенные уставы. Кроме того, поскольку одна из дивизий 67-го стрелкового корпуса (соседа справа) запаздывала с выходом на указанный рубеж, последовало распоряжение до подхода этой дивизии оборонять дополнительный участок на фронте Шапчицы — Гадиловичи.
Через пять суток после подхода передовых частей корпуса к Днепру, на рассвете 2 июля, на западном берету появились фашистские танки и мотоциклисты. Сумерки едва рассеялись. Тщательно маскируясь, гитлеровцы выходили на берег. Постепенно смелея, стали спускать на воду лодки, чтобы выяснить места возможных переправ.
После полудня 3 июля враг попытался с ходу форсировать Днепр в районе Рогачева на участке обороны 167-й стрелковой дивизии, но, встреченный дружным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем, оставив много убитых, поспешио вернулся на исходные позиции. Ни в тот, ни на следующий день фашистские войска так и не сумели прорваться на восточный берег Днепра.
5 июля, после артиллерийской подготовки и авиационных налетов, гитлеровцам удалось переправиться через Двепр северо-восточнее Рогачева в районе деревни Зборово.
Вражеские войска начали продвигаться на восток, к Гадиловичам.
Петровский, находясь на командном пункте правофланговой 61-й дивизии, руководил боем. После короткого артобстрела он поднял полки в контратаку. Фашисты не выдержали и поспешно отошли. Дважды при поддержке танков враг снова переходил в наступление и снова откатывался назад, оставив на поле боя множество погибших и восемь подбитых танков. Кроме того, были захвачены пленные.
В этих боях особенно отличился 200-й отдельный разведывательный батальон 167-й стрелковой дивизии под командованием майора Степанищева. Батальон еще накануне переправился через Днепр. Фашистские танкисты, отдыхавшие на поляне, были ошеломлены, увидев вдруг невесть откуда взявшихся красноармейцев. Те из гитлеровцев кому это удалось, бежали, оставив 27 танков, которые наши бойцы тут же уничтожили.
6 июля Петровский отдал приказ предпринять разведку боем на левом фланге. На рассвете при поддержке артиллерии 240-й стрелковый полк первым форсировал Днепр, атаковал врага, захватил город Жлобин и устремился в направлении деревни Побалово. Гитлеровцы поспешно отступали. На западный берег реки переправился еще один стрелковый полк — 275-й.
Немцы, несколько оправившись, начали атаковать с севера и юга вдоль берега Днепра, чтобы отрезать наши части от единственной переправы.
Недалеко от Жлобина, где находилась переправа, создалось критическое положение. В это время здесь появился командир корпуса. Немедленно ближайшая батарея 76-миллиметровых пушек была развернута в северном и южном направлениях. Петровский, словно не замечая вражеского огня — немецкие танки и самоходки густо простреливали весь район,— стоял в полный рост, отдавая команды.