Сам вопрос ― «Не заблудится ли обычный человек?» ― означает лишь одно: тот, кто его задает, считает себя человеком необычным. Он задает его из жалости к другим. Он думает, что ему-то самому бояться нечего, ведь он особенный ― а вот другие, обычные люди, собьются с пути!
Последнее время я встречаю тысячи человек в день, и пока мне не встретился ни один, кто сказал бы: «Я обычный человек». Каждый пребывает в заблуждении, что он, в отличие от всех остальных, ― особенный. Все задают мне один и тот же вопрос: «Что будет с обычными людьми?» И до сих пор ни один не спросил меня: «Что будет со мной?»
Где все эти обычные люди? Я тоже их ищу, но пока не нашел. Если вы таких найдете, пожалуйста, сообщите мне, кто они. Кто эти обычные люди, а кто ― немногие избранные? Это только эго считает себя особенным, а всех остальных ― обыкновенными. И такое эго есть у каждого: «Я особенный, а все остальные ― обычные люди».
Есть старая арабская поговорка о том, что, когда Аллах создает человека и отправляет его в мир, он шепчет ему на ухо странные слова. Так вот, когда Аллах создает человека и собирается отправить его в мир, он говорит ему: «Никогда еще я не создавал человека лучше тебя». Так он говорит каждому. И это очень похоже на правду. Наверняка что-то подобное происходит, иначе как еще удалось бы ввести всех людей в столь сильное заблуждение?
Ганди прибыл в Англию для участия в конференции, проходившей в Лондоне. Его секретарь, Маха-дев Десай, пошел познакомиться с Джорджем Бернардом Шоу.
– Вы, наверное, тоже считаете Ганди махатмой, добродетельным человеком? ― спросил его Махадев.
– Да, ― ответил Бернард Шоу, ― но я считаю его вторым. Первый в этом плане ― я!
Махадев был невероятно изумлен. Он бы никогда не подумал, что такое может быть. В Индии никто бы не осмелился назвать себя первым. Даже если в глубине души кто-то так и считает, открыто он об этом не скажет. Это можно было бы сказать у даже вообразить не мог, что кто-нибудь открыто скажет ему, что Ганди ― второй в плане добродетельности, а сам он ― первый.
Возвратившись в крайне удрученном состоянии, он передал Ганди эти слова. На что Ганди ответил:
– Похоже, Бернард Шоу ― настоящий, честный человек. Он просто высказал то, что каждый думает о себе.
Каждый человек пребывает в заблуждении, что он ― необыкновенный, а все остальные ― обычные люди. Поэтому все так беспокоятся об остальных. Что будет с ними? Что будет с этими бедолагами? Я скажу вам, что такое эго ― обычное дело. Мысль «я особенный» свойственна самым обыкновенным людям. По-настоящему особенным людям никогда не приходит в голову, что они особенные. По-настоящему особенные люди никогда не думают о том, что они особенные. Вместе с тем они и не думают, что другие ― обычные люди.
Если вы спросите меня, кого бы я назвал обычным человеком, я скажу только одно: обычный человек ― это тот, кто не верит в свой собственный интеллект, в свое собственное мышление, предпочитая вместо этого верить в интеллект и мышление кого-то другого. Только такого человека я бы назвал обычным. Если он захочет вырваться за пределы обыкновенности, прежде всего ему нужно будет отбросить слепую веру и слепые верования.
Когда я говорю вам о необходимости отбросить слепую веру и слепые верования, это значит, что вам необходимо поверить в себя. Тот, кто верит в других, ― не верит в себя самого. Это неизбежно. Именно неверие в себя становится верой в других. Если я не верю в свои собственные силы, то буду верить в силы кого-то еще. А если я верю в свои собственные силы, то не буду слепо верить в силы других людей.
Вера в себя не является помехой, а вот вера в кого-то другого фатальна. Когда я говорил вам думать, то имел в виду верить в себя. Когда я говорю вам стоять на собственных ногах, думать и размышлять самим, получать собственный опыт, то имею в виду, что вы должны в себя верить. Я специально не использовал слово «вера», так как оно отравлено и могло бы ввести в заблуждение. Поэтому я призывал вас к мышлению, к самостоятельному исследованию. Но моя цель очевидна. Моя цель такова: я хочу, чтобы вы перестали верить в других и начали верить в себя. Вера в себя ― это единственный путь к познанию души. И я настаиваю на том, чтобы вы перестали верить в других, по одной-единственной причине: чтобы вы поверили в себя самих.
Обычных людей нет. Кроме тех, кто не верит в себя; только таких людей можно назвать обычными и даже больными. Что же случится с обычным человеком, если он все-таки начнет верить в себя? Что бы ни случилось, это будет что-то очень хорошее. Какой страх скрывается за подобным вопросом? У этого страха есть несколько причин.
Первая причина: мы боимся, что у обычного человека появится свобода воли, что он начнет демонстрировать аморальное, неэтичное поведение, отбросит мораль и духовность. Но откуда взялся этот страх? Мы этого боимся, потому что сегодня всякая духовность, которую мы видим в людях, навязана им силой. Всякая мораль, которую мы в них видим, взвалена на них тяжелым бременем. И если они получат шанс стать независимыми, то первое, что они сделают, ― сбросят это бремя. Вот откуда такой страх.
Если свобода лишает нас духовности и морали, знайте: эти духовность и мораль ― ненастоящие. Не может быть настоящей духовность или мораль, если она исчезает с рождением свободы. Настоящие духовность и мораль ― только те, что с рождением свободы, наоборот, становятся еще глубже. Но поскольку наша духовность ― ненастоящая, а наши этика и мораль ― фальшивые, у нас и появляется этот страх.
Духовность, навязанная человеку, ― ненастоящая, а вся его мораль ― фальшива. И нравственность человека исходит не из души, а из некоего страха, некоей алчности. Он просто носит нравственность словно плащ. Потому мы и боимся, что если человек начнет мыслить независимо, то станет аморальным. Этот страх показывает одно: что даже сейчас человек аморален.
Свобода ― это просто проверка. Вы не крадете, потому что на улице стоит полицейский, вы не крадете, потому что вас накажет судья. А еще есть Божий суд, который может отправить вас в ад или в рай, ― вот почему вы не крадете. Если исчезнут все суды, все органы власти ― начиная от Бога и заканчивая полицейским, ― есть опасение, что мы все начнем красть. Но разве можно назвать моралью то, что мы не крадем из страха перед органами власти? Разве это религиозность? Разве само их присутствие не является доказательством нашей аморальности? Если вы не крадете и не обманываете из-за страха попасть в ад, разве это доказывает, что вы моральны? Нет, единственное доказательство вашей моральности ― это то, что вы остаетесь моральным, даже когда некого бояться. Даже когда вы ничего не боитесь, ваша жизнь наполняется добродетелью; даже когда вас не ждет никакая награда, сквозь вашу жизнь струится истина и любовь. Свобода ― вот единственный критерий моральности или аморальности человека. Только свобода, во всех ее проявлениях, покажет, кто мы такие.
Вот что еще я вам скажу: в каком-то смысле страх так называемых религиозных людей всего мира ― если появится больше свободы, все станут аморальнее ― оправдан, ведь на протяжении тысячелетий людям навязывали ложную мораль. На мой взгляд, подлинная аморальность лучше притворной морали. Я лучше останусь злодеем, чем буду мнить себя джентльменом; это, по крайней мере, больше похоже на правду. Понимание того, что я вор, будет ближе к истине. И как только ко мне придет ясное осознание того, что я вор, появится возможность трансформации, отказа от воровства.
Если мы полностью осознаем, что человек не морален, а аморален, что наша цивилизация ― притворство, а вся культура ― нонсенс, если это станет нам предельно ясно, то мы сможем по-другому взглянуть на человечество и на свое место в мире. Тогда мы сможем подумать о том, чтобы как-то изменить свою жизнь, дать ей новое направление. А для тех, кто пребывает в заблуждении, считая себя моральным и этичным, хотя глубоко внутри они аморальны и неэтичны, путь к трансформации так и будет закрыт.
Как только мы начнем мыслить независимо, первое, что с нами случится, ― нам откроются кое-какие истины о нас самих. Очень немногие из нас способны их увидеть; мы все считаем себя теми, кем не являемся. Кто-то носит рясу и считает себя святым. Кто-то наносит на лоб сандаловую пасту, перебирает четки, надевает на шею священную нить и считает себя религиозным. Кто-то каждое утро ходит в храм и думает, что таким образом становится добродетельным. Если мы начнем мыслить независимо, то сможем увидеть, что никакой религиозности во всем этом нет.
Может ли человек стать святым, нося определенную одежду? Или может ли человек стать святым, употребляя определенную пищу? Нельзя стать святым, принимая ту или иную пищу, так же как нельзя стать монахом, нося ту или иную одежду. Еда и одежда ― это сущие пустяки, а святость ― нечто уникальное и ценное. Нельзя стать святым, занимаясь такими пустяками.
Нам не открываются эти истины о самих себе, нам не становятся известны эти факты, потому что наше мышление ― зависимо. Стоит кому-то сказать, что люди, носящую определенную одежду, ― святые, как мы тут же начинаем это повторять. И вот, посчитав святыми тех, кто носит определенную одежду, однажды мы сами облачаемся в ту же одежду и начинаем думать, что мы тоже святые. Нам и в голову не приходит, что это все не имеет к святости никакого отношения, мы просто слепо это принимаем.
По правде говоря, трудно найти большего глупца, чем тот, кто видит святость в ношении какой-то определенной одежды. А если кто-то видит святость в том, что человек питается другой едой, ― над этим можно лишь посмеяться, ничего более. Мы не замечаем таких нелепых вещей, потому что их можно увидеть, только если мыслить независимо. Только независимое мышление позволит нам обнаружить эту очевидную истину. Если у нас внутри ад, этот ад нам и откроется. И пусть мы замаскировали его ароматными цветами ― это ничего не меняет. Если у нас внутри сидит зверь, то этот зверь предстанет перед нам без прикрас. Пока мы не увидим во всех подробностях нашу истину и нашу реальность, никакой рост в нашей жизни невозможен.