комнату, перекатился по полу и вскочил на ноги с ножом наготове.
— Всё, ты убит! — раздался тот же голос, на этот раз с порога. Нездешний медленно обернулся. В дверях стоял здоровенный, как медведь, детина с чёрным арбалетом, нацеленным гостю в живот.
— Стареешь, Нездешний, медленно стал поворачиваться. — Дурмаст разрядил арбалет, ослабил тетиву и прислонил оружие к стене. Нездешний, покачав головой, убрал нож. Великан подошёл к нему и стиснул в костоломном медвежьем объятии, поцеловав в лоб.
— От тебя луком несёт, — сказал Нездешний.
Дурмаст с ухмылкой плюхнулся в кожаное кресло. Он был ещё больше, чем помнилось Нездешнему, и зарос лохматой бурой бородищей. Одет он был, как всегда, в домотканую шерсть зелёных и бурых тонов, отчего походил на дерево, оживлённое с помощью колдовства. Ростом он чуть-чуть не дотягивал до семи футов и весил больше, чем трое крупных мужчин. Нездешний знал его одиннадцать лет и доверял ему, насколько был способен доверять человеку.
— Однако к делу, — заговорил наконец Дурмаст. — За кем ты охотишься?
— Ни за кем.
— В таком случае, кто охотится за тобой?
— Все, кому не лень, — но в основном Братство.
— Ты хорошо выбираешь себе врагов, дружище. На вот, прочти. — Дурмаст выудил из кучи пергаментов тугой свиток с чёрной печатью, уже взломанной.
Нездешний быстро пробежал бумагу глазами.
— Пять тысяч золотых? Как высоко меня ценят!
— Не тебя, твой труп.
— Вот почему ты встретил меня с арбалетом.
— Гордость мастера. В чёрный день я всегда смогу вспомнить о награде за твою волчью голову.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал Нездешний, садясь напротив великана.
— Она дорого тебе обойдётся.
— Ты же знаешь, я могу заплатить. Притом ты должен мне шесть тысяч серебром.
— Стало быть, на такой цене и сойдёмся.
— Ты не знаешь ещё, что мне нужно.
— Нет, но цену назначаю такую.
— А если я откажусь?
Улыбка исчезла с лица великана.
— Тогда Братство выплатит мне награду за тебя.
— Экий ты неуступчивый.
— Ты тоже хорош — вспомни, как ты вёл себя на той вентрийской горе, когда я сломал ногу. Шесть тысяч за лубок и за лошадь!
— Враги были близко — неужто ты так дёшево ценишь свою жизнь?
— Другой спас бы меня задаром, по дружбе.
— У таких, как мы, нет друзей, Дурмаст.
— Значит, ты согласен на мою цену?
— Да.
— Вот и славно. Чего ты хочешь?
— Чтобы кто-нибудь проводил меня к Рабоасу, Священному Великану.
— Зачем? Ты ведь знаешь дорогу.
— Я хочу вернуться живым. Притом возвращаться я буду с грузом.
— Хочешь похитить надирские сокровища из их священного места? Тогда тебе не проводник нужен — тебе нужна армия! Обратись к вагрийцам — у них, может, силёнок и хватит, хотя сомнительно.
— Мне нужен человек, которого надиры знают и охотно принимают в своих становищах. И клад, который я должен найти, принадлежит не надирам, а дренаям. Но не стану лгать тебе, Дурмаст, опасность очень велика. За мной будет гнаться Братство, которое зарится на то же сокровище.
— Клад-то, как видно, недурён?
— Ему цены нет.
— Какую же долю ты предложишь мне?
— Половину того, что получу сам.
— Честная делёжка. И сколько же ты получишь?
— Ничего.
— Ты пообещал это своей матушке на её смертном одре?
— Нет — одному слепому старцу.
— Я не верю ни единому твоему слову. Ты в жизни ничего ещё не делал задаром. Боги! Я дважды спасал тебя без всякой корысти, а когда я оказался в беде, ты запросил с меня деньги. Теперь, выходит, ты благотворительностью занялся? Не зли меня, Нездешний, — тебе же хуже будет.
— Я сам себе удивляюсь, — пожал плечами Нездешний, — и мало что могу к этому добавить.
— Можешь, можешь. Что это за старец?
Нездешний медлил. Что рассказывать? Какими словами объяснить Дурмасту, что с ним, Нездешним, произошло? Нет таких слов. Дурмаст — убийца, безжалостный и безнравственный, такой же, каким совсем недавно был и он сам. Разве поймёт Дурмаст, какой стыд вселил старик в его душу?… Он набрал воздуха и начал излагать всё, как было, без прикрас.
Дурмаст выслушал молча, без всякого выражения на широком лице и без единого проблеска в зелёных глазах. Завершив свой рассказ, Нездешний развёл руками и умолк.
— Итак, дренаи готовы отдать за эти доспехи всё, что у них есть? — спросил Дурмаст.
— Да.
— А вагрийцы и того больше?
— Это так.
— И ты собираешься сделать это задаром?
— С твоей помощью.
— Когда ты намерен выехать?
— Завтра.
— Знаешь дубовую рощу на севере?
— Знаю.
— Встретимся там и двинемся через Дельнохский перевал.
— А как же деньги? — тихо спросил Нездешний.
— Шесть тысяч, как условились, — и будем в расчёте.
Нездешний удивлённо кивнул.
— Я думал, ты запросишь больше, учитывая трудность задачи.
— Жизнь полна неожиданностей.
Когда гость ушёл, Дурмаст кликнул к себе остролицего парнишку.
— Слыхал?
— Слыхал. Он что, спятил?
— Нет, просто размяк. Такое случается, Сорак. Однако не будем недооценивать его. Он один из лучших воинов, известных мне, и убить его будет не так-то просто.
— Почему ты не убьёшь его сразу и не получишь награду?
— Потому что, кроме награды, мне нужны ещё и доспехи.
— Хорош друг, — ухмыльнулся Сорак.
— Ты же слышал, что он сказал: у таких, как мы, нет друзей.
Даниаль отвела девочек в маленькую школу на задах ратуши. Трое священников Истока собрали там больше сорока детей, осиротевших во время войны. Ещё триста ребятишек разместили у жителей Скарты. Крилла и Мириэль остались в приюте с видимой охотой и весело помахали Даниаль с площадки для игр.
— Скажи, сестра, — спросил пожилой священник, провожавший её до ворот, — что тебе известно о Дардалионе?
— Он священник, как и ты.
— Священник, который убивает, — грустно заметил учитель.
— Что я могу тебе сказать? Он делал то, что считал нужным для спасения людей, — в нём нет зла.
— Зло есть в каждом из нас, сестра, и о человеке судят по тому, насколько успешно он с ним борется. Наша молодёжь только и говорит, что о Дардалионе, — боюсь, не принёс бы он беды нашему ордену.
— Быть может, он, напротив, принесёт вам спасение.
— Если спасение нам может принести человек, всё, во что мы верим, теряет смысл. Ведь если человек сильнее Бога, зачем тогда поклоняться какому-то божеству? Но я не хочу отягощать твой ум этими вопросами. Да благословит тебя Исток, сестра.
Даниаль шагала прочь по белой улице. Грязная и оборванная, она чувствовала себя нищенкой под взглядами горожан. Какой-то толстяк хотел подать ей, но она только сверкнула на него глазами. Потом её остановила женщина.
— Ты приехала с обозом, милая?
— Да.
— А был с вами солдат по имени Ванек?
— Да, хромой.
Женщина явно испытала облегчение. Когда-то она, видимо, была красива, но теперь расплылась, покрылась морщинами и лишилась нескольких зубов с правой стороны, отчего её лицо казалось перекошенным.
— Меня зовут Тасия. Рядом с моим домом есть баня — пойдём, я отведу тебя.
Баней давно не пользовались, и главный бассейн был пуст, но в боковых комнатах ещё сохранились чаны. Даниаль с Тасией натаскали вёдрами воды из колодца и наполнили медную ванну. Скинув платье, Даниаль села в холодную купель.
— Воду здесь больше не греют с тех пор, как уехал советник. Баня принадлежала ему — теперь он в Дренане.
— Ничего, и так хорошо. Нет ли тут мыла?
Тасия вышла и вскоре вернулась с мылом, полотенцами, юбкой и рубахой.
— Тебе это будет великовато, но я могу ушить.
— Ванек ваш муж?
— Был мужем. Теперь он живёт с молодой в южном квартале.
— Мне очень жаль.
— Никогда не выходи за солдата — так люди говорят. Дети по нему скучают, он хорошо ладит с детьми.
— Долго вы были женаты?
— Двенадцать лет.
— Может быть, он ещё вернётся.
— Вернётся — если зубы у меня отрастут заново и лицо помолодеет! У тебя есть где остановиться?
— Нет.
— Ну так пойдём к нам. Там тесновато, но удобно — если дети тебе не мешают.
— Спасибо, Тасия, но я не уверена, что останусь в Скарте.
— Куда же ты денешься? Пурдол вот-вот падёт, как я слышала, несмотря на все обещания Карнака и Эгеля. Они, должно быть, за дураков нас считают. Против вагрийцев никто не устоит — смотри, как быстро они захватили всю страну.
Даниаль промолчала — она ничем не могла обнадёжить эту женщину.
— Есть у тебя мужчина? — спросила Тасия.
Даниаль подумала о Нездешнем и покачала головой.
— Твоё счастье. Мы влюбляемся в них, а они влюбляются в гладкую кожу и яркие глазки. Я своего любила по-настоящему. Ну пусть бы он спал с ней, когда захочет, — зачем было уходить к ней совсем?
— Да… Не знаю, что вам и сказать.
— Где тебе знать. Знание придёт, когда твои красивые рыжие локоны поседеют и кожа станет дряблой. Хотела бы я снова стать молодой, иметь красивые рыжие волосы и не знать, что ответить старухе.
— Никакая вы не старуха.
Тасия сложила одежду на стул.
— Как помоешься, приходи в соседний дом. Я приготовила ужин — одни овощи, правда, но кое-какие приправы ещё остались.
Когда она ушла, Даниаль налила мыла на волосы и принялась отмывать грязь и жир. Потом встала, вытерлась и посмотрелась в бронзовое зеркало у дальней стены.
Собственная красота почему-то не придала ей бодрости вопреки обыкновению.
Дардалион вышел на окраину города и пересёк по горбатому мостику узкий ручей. Здесь росли тонкоствольные вязы и берёзы, похожие на прутики по сравнению с кряжистыми лесными дубами. У ручья цвели цветы. Казалось, колокольчики парят над землёй, словно сапфировый туман. На Дардалиона повеяло покоем и гармонией.
Шатры священников стояли на лугу правильным кругом. Рядом было новое кладбище, на могилах лежали цветы.