поместил в Вентрии, вложив их в торговлю специями, — на них война не повлияет. Ты можешь получить деньги у Исбаса, в банке города Тиры.
— Чего ты так волнуешься, Кудин?
— Волнуюсь? Да нет, это из-за жары. — Толстяк облизнул губы и безуспешно попытался улыбнуться.
— Меня ищут, верно? К тебе приходили?
— Д-да. Но я ничего им не сказал.
— Разумеется — откуда тебе было знать, где я? Но ты пообещал им дать знать, если я здесь появлюсь, и сказал им о Тирском банке.
— Нет, — прошептал Кудин.
— Не бойся, купец. Я тебя не виню. Ты мне не друг и не обязан рисковать собой ради меня — я этого и не жду. Я бы счёл тебя глупцом, если бы ты вёл себя иначе. Ты уже сообщил о моём приезде?
Купец плюхнулся на стул рядом с кучей одежды. Лицо у него обвисло, как будто все мышцы перестали действовать разом.
— Да. Я послал гонца в Скултик. Что мне было делать?
— Кто приходил к тебе?
— Кадорас Тихий. Боги, Нездешний, он смотрит, как сам дьявол. Я пришёл в ужас.
— Сколько человек было с ним?
— Не знаю. Он сказал, что «они» разобьют лагерь в Опаловой Долине.
— Давно ли вы с ним виделись?
— Пять дней назад. Он знал, что ты приедешь.
— Видел ты его после этого?
— Да. Он сидел в таверне с одним разбойником, здоровенным, как медведь. Знаешь такого?
— Знаю. Спасибо, Кудин.
— Ты не убьёшь меня?
— Нет. Но если бы ты стал отпираться…
— Понимаю. И благодарю.
— Не за что. Теперь вот что. В Скарту сегодня привезли двух девочек. Их поместили у священников Истока. Зовут их Крилла и Мириэль. Ты позаботишься о них? Есть ещё женщина, Даниаль, — ей тоже понадобятся деньги. Доходы с моих вкладов предназначаются им, понимаешь?
— Да. Крилла, Мириэль и Даниаль. Я запомню.
— Я обратился к тебе, Кудин, из-за твоей репутации честного дельца. Смотри не подведи меня.
Купец пятясь вышел из комнаты, и Нездешний стал одеваться. Свежая полотняная рубашка, лежащая сверху, пахла розами. Завязав рукава, он натянул чёрные штаны из плотного холста, кожаный камзол на шерстяной подкладке и чёрные, доходящие до бёдер сапоги. Потом водрузил на плечи кольчугу. Её только что смазали, и металл холодил тело. Нездешний застегнул пояс с ножами и прицепил меч. Арбалет лежал на широкой кровати, рядом — колчан с пятью десятками стрел. Нездешний повесил то и другое на пояс и вышел.
За дверью ждала давешняя девушка, и он дал ей четыре серебряных монеты. Она улыбнулась и хотела уйти, но он удержал её, заметив синяк на её руке выше локтя.
— Прости, что был так груб с тобой.
— Бывает и хуже. Ведь ты не нарочно.
— Нет, не нарочно. — Он дал ей ещё монетку.
— Ты плакал во сне, — тихо сказала она.
— Извини, если разбудил тебя. Скажи, Хеула ещё живёт в Скарте?
— Её хижина стоит на северном конце. — Девушка, явно испуганная, объяснила ему дорогу. Нездешний вышел из дома, оседлал коня и поехал к северной окраине.
Хибара, кое-как сколоченная из сырого дерева, перекосилась, и в щели набилась грязь. Входная дверь тоже сидела косо, и за ней висела занавеска для защиты от сквозняков. Нездешний спешился, привязал коня к крепкому кусту и постучался. Ответа не последовало, и он осторожно вошёл в дом.
Хеула сидела у соснового стола, глядя в наполненное водой медное блюдо. Старуха почти облысела и ещё больше высохла с тех пор, как он навещал её два года назад.
— Добро пожаловать, Чёрный, — усмехнулась она. Зубы, белые и ровные, казались чужими на дряхлом лице.
— Низко же ты пала, Хеула.
— Жизнь — это маятник. Я ещё вернусь. Налей себе вина — или воды, если хочешь.
— Вина, с твоего позволения. — Он наполнил глиняный кубок из каменного штофа и сел напротив неё. — Два года назад, — тихо начал он, — ты предостерегала меня против Каэма. Ты говорила о смерти принца и о священнике с огненным мечом. Очень красиво, поэтично и совершенно бессмысленно. Теперь это обрело смысл… и я хочу знать больше.
— Ты не веришь моим предсказаниям. Я ничем не могу тебе помочь.
— Да, в слепую судьбу я не верю.
— Идёт война.
— Да что ты говоришь?
— Замолчи, мальчишка! Ты ничего не узнаешь, пока не закроешь рот.
— Виноват. Продолжай, пожалуйста.
— Война идёт не здесь, и ведут её силы, недоступные нашему пониманию. Одни называют их Добром и Злом, другие — Природой и Хаосом, третьи полагают, что Исток воюет сам с собой. Но в чём бы ни заключалась истина, война идёт. Я сама склоняюсь к наиболее простому объяснению: Добро сражается со Злом. В этой борьбе существуют лишь мелкие победы — никто не одерживает верх окончательно. В этой войне участвуешь и ты — наёмник, в решающий миг перешедший на другую сторону.
— Скажи, что ждёт меня в пути.
— Вижу, высокие материи тебя не занимают. Хорошо. Ты заключил союз с Дурмастом — смелое решение. Он злодей без чести и совести, убивавший на своём веку и мужчин, и женщин, и детей. Он не отличает добро от зла и предаст тебя, ибо не понимает, что такое дружба. За тобой охотится Кадорас Тихий, Человек со Шрамом, — он не менее опасен, чем ты, непревзойдённый мастер меча и лука. Чёрное Братство гонится за тобой, ибо им нужны доспехи Ориена и твоя смерть, а вагрийский император послал на твои розыски отряд головорезов за то, что ты убил его племянника.
— Я его не убивал.
— Верно. Это подстроил Каэм.
— Продолжай.
Хеула уставилась в блюдо с водой.
— Смерть караулит тебя со всех сторон. Ты завяз в самой середине тенет судьбы, и пауки приближаются.
— Но добьюсь ли я удачи?
— Это зависит от того, что ты понимаешь под удачей.
— Обойдёмся без загадок, Сеула. Я спешу.
— Хорошо — но знай, что в пророчествах многое зависит от толкования. Ясно там ничего не говорится. Если ты метнёшь свой нож в чащу леса, есть ли вероятность, что он убьёт лису, передушившую моих кур?
— Нет.
— Это не совсем так. Закон вероятности гласит, что это возможно. Вот и прикинь, какая задача стоит перед тобой.
— Почему это выпало именно мне, Хеула?
— Я не впервые слышу этот вопрос. Если бы с меня снимали год всякий раз, как мне его задают, перед тобой сидела бы молодая красотка. Но ты спросил честно, и я отвечу. В этой игре ты — средство, ускоряющее её ход. Благодаря тебе в мир явилась новая сила. Она родилась в тот миг, когда ты спас священника. Сила эта бессмертна и будет совершенствоваться до конца времён — но о тебе, Нездешний, не вспомнит никто. Пыль веков сокроет тебя.
— Мне это безразлично — но ты не ответила на мой вопрос.
— Верно. Почему ты? Потому что ты один имеешь шанс, хотя и слабый, изменить ход истории этого народа.
— А если я откажусь?
— Вопрос не имеет смысла — ты не откажешься.
— Почему ты так уверена?
— Честь — твоё проклятие, Нездешний.
— Скажи лучше — благословение.
— Не в твоём случае. Она погубит тебя.
— Странно — а я-то думал, что буду жить вечно.
Он встал, чтобы уйти, но старуха жестом остановила его.
— Одно тебе скажу: остерегайся полюбить жизнь. Твоя сила в том, что ты не боишься смерти. Власть Хаоса многолика и не всегда заключается в острых клинках.
— Я не понимаю.
— Любовь, Нездешний. Остерегайся любви. Я вижу рыжеволосую женщину, которая принесёт тебе горе.
— Я её больше не увижу, Хеула.
— Кто знает? — проворчала старуха.
Как только Нездешний ступил за порог, слева от него мелькнула какая-то тень. Он пригнулся, и над головой у него просвистел меч. Упав плечом вперёд, он привстал на колени, и его нож, пролетев по воздуху, вонзился нападавшему в горло. Враг упал на колени, выдернул нож — из раны хлынула кровь, и он рухнул ниц, уже бездыханный. Нездешний огляделся и подошёл к убитому — этого человека он видел впервые.
Он вытер нож и убрал его на место. Хеула вышла на порог.
— С тобой опасно знаться, — хмыкнула она.
Он впился глазами в её морщинистое лицо:
— Ты знала, что он здесь, старая ведьма.
— Да. Удачи тебе, Нездешний. Будь осторожен.
Нездешний ехал на восток. Лес здесь стоял стеной, и воин держал арбалет наготове, пристально вглядываясь в чащу. Ветви переплетались над головой, солнечные лучи едва пробивались сквозь листву. Через час он повернул на север, чувствуя, как сводит шею от напряжённого ожидания.
Кадорас — не тот человек, от которого можно просто отмахнуться. Его имя в тёмных притонах всех городов произносят не иначе как шёпотом: Кадорас Тихий, Прерыватель Снов. Говорят, что хитростью с ним не сравнится никто, а жестокостью — лишь немногие. Впрочем, Нездешний пропускал эти россказни мимо ушей, зная, как может приукрасить молва самое невинное деяние.
Уж он-то понимал Кадораса как никто другой. Он, Нездешний, Похититель Душ, Меч Хаоса.
Сказители слагали жуткие истории о нём, странствующем убийце, неизменно приберегая их напоследок, когда огонь в очаге уже догорает и посетители таверны собираются по тёмным улицам идти домой. Нездешний не раз сидел незамеченный в углу, слушая рассказы о своих злодеяниях. Вначале шли сказки о славных героях, прекрасных принцессах, замках с привидениями и блистающих серебром рыцарях — но, когда спускалась ночь, рассказчики подбавляли страху, и люди, расходясь по домам, с опаской вглядывались во тьму, где им чудились Кадорас Тихий или Нездешний.
То-то заплясали бы от радости сказители, услыхав, что Кадораса наняли навеки прервать сон Нездешнего!
Нездешний повернул на запад вдоль линии Дельнохских гор и скоро въехал на большую поляну, где стояло около тридцати повозок. Мужчины, женщины и дети завтракали у костров, а Дурмаст расхаживал между ними, собирая деньги.
Выехав из леса, Нездешний успокоился и рысью двинулся к лагерю. Он разрядил арбалет, ослабил обе тетивы, повесил оружие на пояс и слез с седла. Дурмаст с двумя седельными сумками, перекинутыми через плечо, помахал ему рукой, закинул свою поклажу в ближайший фургон и подошёл к приятелю.
— Здорово, — усмехнулся он. — На этой войне можно неплохо заработать.