— Это беженцы?
— Да, едут в Гульготир со всем своим добром.
— Как их угораздило довериться тебе?
— По глупости, — с ещё более широкой ухмылкой сказал Дурмаст. — В наши дни запросто можно разбогатеть!
— Не сомневаюсь. Когда отправимся?
— Мы только тебя и ждали, дружище. Шесть дней до Гульготира, потом по реке на северо-восток — итого недели три. Потом Рабоас и твои доспехи. Проще простого, не так ли?
— Проще некуда — всё равно что змею подоить. Ты слышал, что Кадорас в Скултике?
Дурмаст в насмешливом ужасе вытаращил глаза.
— Нет.
— Он охотится за мной — так мне сказали.
— Будем надеяться, что он тебя не найдёт.
— Ради его же блага. Сколько у тебя с собой людей?
— Двадцать. Хорошие ребята, надёжные.
— Хорошие, говоришь?
— Ну, подонки, само собой, но в бою молодцы. Хочешь поглядеть?
— Спасибо, я только что поел — ещё стошнит. А беженцев сколько?
— Сто шестьдесят. Есть смазливые бабёночки, Нездешний. Нас ждут приятные деньки.
Нездешний, кивнув, обвёл взглядом лагерь. Они, конечно, решились на это со страху — но всё-таки жаль их. Жаль, что они вынуждены довериться Дурмасту. Жизнь-то они сохранят, но в Гульготир прибудут нищими.
Он перевёл взгляд к югу, оглядел лесистые холмы, и его внимание привлекла вспышка света.
— Что там такое? — спросил Дурмаст.
— Кто его знает. Может, кварц блеснул на солнце.
— Ты думаешь, это Кадорас?
— Всё возможно. — Нездешний отвёл коня в сторону и устроился в тени под разлапистой сосной.
Высоко на холме Кадорас вложил подзорную трубу в кожаный футляр и сел на поваленный ствол. Это был высокий худощавый человек, черноволосый и угловатый. Шрам, протянувшийся от лба до подбородка, раздвигал в дьявольской усмешке губы. Глаза у него были серые, как хмурое небо, и холодные, как зимний туман. Он носил чёрную кольчугу, тёмные штаны и высокие сапоги. По бокам на поясе висели два коротких меча.
Внизу в повозки запрягали волов, и караван выстраивался головой на север. Дурмаст занял место впереди, поезд двинулся к Дельнохскому перевалу. Нездешний ехал в хвосте.
Заслышав позади шорох, Кадорас резко обернулся. Из кустов вылез молодой человек и изумлённо заморгал, глядя на нож в руке Кадораса.
— Он не пришёл, — сказал парень. — Мы ждали там, где ты велел, но он не пришёл.
— Прийти-то он пришёл, да вы его проморгали.
— Валвин пропал. Я послал Макаса поискать его.
— Он найдёт его мёртвым.
— Откуда ты знаешь?
— Как не знать? Он сам на это напрашивался.
Кадорас встал, глядя вслед каравану. Боги, ну откуда берутся такие дураки? Ничего им в башку не вдолбишь. Конечно же, Валвин мёртв. Ему было велено следить за хижиной Хеулы, но ни в коем случае не трогать Нездешнего. «Почему, — спросил Валвин, — что в нём такого особенного?» Кадорас так и знал, что этот дурак сотворит какую-нибудь глупость, — да ладно, невелика потеря.
Через час вернулся Макас, плотный коротышка с капризным ртом, заядлый грубиян. Он направился прямо к Кадорасу и доложил кратко:
— Убит.
— Ты прикончил старуху?
— Нет. С ней было двое волков — они жрали Валвина.
— И ты не решился прервать их завтрак?
— Нет, Кадорас. Я ещё жить хочу.
— Вот и умница. Хеула уложила бы тебя на месте — её сила очень велика. Кстати сказать, никаких волков там не было.
— Но я сам видел…
— Ты видел то, что хотела она. Ты не спросил у неё, как умер Валвин?
— Не было нужды. Она сказала, что бесполезно натравливать на льва шакалов, и велела передать это тебе.
— Она права, но шакалы тоже должны выполнить свою часть работы. Ну, живо — по коням.
— Ты недоволен нами? — спросил Макас.
— Вами-то? Как можно? Хватит разговоров, едем.
Кадорас грациозно сел в седло. Караван уже скрылся из виду, и он двинулся вниз по склону, откинувшись назад и задрав голову коня вверх.
— Не делай задачу слишком лёгкой, Нездешний, — прошептал он. — Не разочаровывай меня.
Глава 12
Карнак вошёл в зал совета, и двадцать офицеров, встав, отдали ему честь. Генерал сделал им знак садиться и занял место во главе стола, набросив плащ на спинку стула.
— Пурдол вот-вот падёт, — объявил он, обведя голубыми глазами угрюмые лица собравшихся. — Ган Дегас стар, утомлён и почти что сломлен. Священников Истока в Пурдоле нет, и ган больше месяца не получает от нас известий. Он думает, что остался в полном одиночестве.
Карнак помолчал, давая всем время усвоить его слова и оценивая степень напряжения. Геллан — воплощение полнейшего безразличия, а вот молодой Сарвай явно подавлен. Йонат шепчет на ухо Геллану — известно о чём: о допущенных в прошлом ошибках. Молодой Дундас с нетерпением ждёт, всем сердцем веря в Карнака. Генерал знал всех, кто сидел здесь, знал их слабости и сильные стороны — были тут и меланхолики, и бесшабашные головы, которые опаснее всякого труса.
— Я отправляюсь в Пурдол, — произнёс он, сочтя, что время пришло. Вокруг стола прошёл шумок, и он вскинул руку, призывая к молчанию. — Против нас воюют три армии, и львиная доля досталась Пурдолу. Если крепость падёт, освободится сорок тысяч солдат, готовых вторгнуться в Скултик. Против такого числа мы не устоим — поэтому я еду в Пурдол.
— Вам туда не попасть, — покачал головой бородатый Эмден, офицер Легиона. — Ворота закрыты наглухо.
— Есть другой путь — через горы.
— Где обитают сатулы, — пробормотал Йонат. — Я бывал в тех местах. Предательские перевалы, обледенелые тропы… Пройти там невозможно.
— Возможно! — вскочил на ноги Дундас. — Более полусотни наших солдат работают там, расчищая дорогу.
— Но через горы нельзя попасть в крепость, — вмешался Геллан. — Пурдол примыкает к отвесному утёсу — спуститься с него не удастся.
— Мы не станем с него спускаться, — сказал Карнак. — Мы пройдём сквозь него. Утёс весь пронизан пещерами, и один из ходов ведёт прямо в подвалы замка; сейчас он завален, но мы расчистим его. Йонат прав: путь этот труден, и лошади там не пройдут. Я намерен взять с собой тысячу человек, каждый из которых будет нести шестьдесят фунтов груза. Тогда мы сможем продержаться, пока Эгель не придёт к нам на подмогу из Скултика.
— А если он не придёт? — перебил Йонат.
— Тогда уйдём в горы и разобьёмся на партизанские отряды.
Сарвай поднял руку.
— Один вопрос, генерал. Насколько мне известно, Пурдол рассчитан на гарнизон из десяти тысяч человек. Если даже мы доберёмся туда, нас вместе с защитниками окажется не более шести тысяч. Сможем ли мы удержать крепость?
— Точный расчёт нужен только зодчим да чиновникам, Сарвай. Первая крепостная стена уже пала — значит гавань в руках вагрийцев, что позволяет им высаживать новые войска и подвозить припасы. Во второй стене всего двое ворот, и защитники держатся стойко. В третьей — одни ворота, и остаётся ещё замок. Крепкий гарнизон способен удерживать крепость по меньшей мере три месяца — а больше нам и не понадобится.
Геллан откашлялся.
— Известно ли нам хоть что-нибудь о потерях в Пурдоле?
— Да, — кивнул Карнак. — Восемьсот человек. Шестьсот убитыми и двести тяжелоранеными.
— А как же Скарта? — спросил Йонат. — Дренаи, которые здесь живут, надеются на нашу защиту.
Карнак, не спеша с ответом, потёр глаза. Этого вопроса он и боялся.
— Настало время трудных решений. Да, наше присутствие даёт здешним жителям надежду, но надежда эта лживая. Скарту отстоять нельзя. Я это знаю, и Эгель тоже знает — вот почему он совершает манёвры на западе, связывая вагрийцев и надеясь предотвратить вторжение. Мы без всякого толку держим здесь людей, которые отчаянно требуются в другом месте. Мы оставим здесь символическое прикрытие человек в двести… и это всё.
— Город сотрут с лица земли! — с пылающим от гнева лицом поднялся Йонат.
— Его сотрут в любом случае, если вагрийцы решат взять его приступом. Сейчас враг ждёт, когда падёт Пурдол, и не решается вторгаться в лес. Если Пурдол выстоит, он спасёт и Скарту, и прочие скултикские города. У Эгеля останется всего четыре тысячи человек, но из Скодийских гор придёт пополнение. Мы должны помочь ему выиграть время.
Я знаю: вы думаете, что это безумие. Согласен с вами! Но все преимущества сейчас за вагрийцами. У них в руках все крупные порты. Лентрийская армия отступает перед ними. Дренан пал, дороги в Машрапур перекрыты. Один только Пурдол ещё держится. Если он падёт до выступления Эгеля, нам, как и всем дренаям, настанет конец. Дренайские земли раздадут вагрийским хозяевам, а их купцы только и ждут, когда наше государство вольётся в Большую Вагрию. Если мы не возьмём свою судьбу в собственные руки и не рискнём всем, мы можем считать себя покойниками.
У нас, друзья мои, просто-напросто не осталось больше места для манёвра. Выбора нет — остаётся хватать тигра за горло, уповая на то, что он выдохнется раньше нас. Завтра мы выступаем в Пурдол.
В глубине души Геллан сознавал, что это гибельная затея, и что-то шептало ему, что Карнак в своём стремлении помочь Пурдолу руководствуется скорее честолюбивыми, нежели стратегическими замыслами. И всё же…
Не лучше ли последовать за одарённым свыше вождём к вратам ада, чем потерпеть бесславное поражение под началом у заурядного полководца?
В сумерки совещание закончилось, и Геллан побрёл в свою каморку, чтобы собрать скудные пожитки в полотняные и кожаные седельные сумки. Три рубахи, две пары шерстяных носков, рукописный устав Легиона в истёртом кожаном переплёте, украшенный драгоценностями кинжал и овальная миниатюра на дереве с изображением белокурой женщины и двух маленьких детей. Геллан присел на койку и снял шлем, глядя на портрет. Когда ему впервые показали миниатюру, он остался недоволен, сочтя, что прелесть и радость этих милых лиц передана недостаточно хорошо. Теперь портрет казался ему работой истинного гения. Он тщательно завернул дощечку в промасленную кожу и уложил её между рубахами. Потом вынул из нож