— Всегда помни о том, — сказал он, когда они присели передохнуть после часовых упражнений, — что большинство бойцов наносят мечом рубящие удары. Твой противник, как правило, орудует правой рукой. Он заносит меч над правым плечом и опускает его справа налево, целя тебе в голову. Но кратчайшее расстояние между двумя точками есть прямая. Поэтому коли! Используй остриё меча. В девяти случаях из десяти ты убьёшь своего врага. Искусников не так много — обычно человек размахивает клинком как одержимый и проткнуть его весьма просто. — Он выстрогал из двух палок деревянные мечи и дал один Даниаль. — Давай нападай на меня.
На четвёртый день он стал учить её, как биться без оружия.
— Вбей себе в голову следующее: ты всё время должна думать! Обуздывай свои страсти и повинуйся чутью — этому я постараюсь тебя научить. Ярость только мешает, поэтому не маши зря кулаками. Думай! Твоё оружие — это кулаки, пальцы, ноги, локти и голова. Твои мишени — глаза, горло, живот и пах. Меткий удар в одно из этих мест обезвредит врага. В бою такого рода у тебя есть одно большое преимущество: ты женщина. Твой противник будет полагать, что ты испугаешься, спасуешь перед ним и сдашься. Если сохранишь хладнокровие, ты останешься жива — а он умрёт.
В полдень пятого дня, возвращаясь к каравану, Нездешний и Даниаль увидели скачущих к ним с громкими воплями надиров. Нездешний придержал коня. Всадников было около двух сотен. Они везли с собой множество одеял и прочего добра, а перемётные сумы у них чуть не лопались от золота и драгоценностей. Даниаль никогда прежде не видела надирских кочевников, но понаслышке знала их как злобных убийц. Они были коренастые и крепкие, с раскосыми глазами и плоскими лицами. Многие носили лакированные панцири, на головах — отороченные мехом шлемы, у каждого — по два меча и множество ножей.
Надиры рассыпались по степи, преградив двум путникам дорогу. Нездешний сидел спокойно, стараясь определить, кто у них вожак.
Через несколько тревожных мгновений вперёд выехал воин средних лет, с тёмными злыми глазами и жестокой улыбкой. Его взор обратился на Даниаль, и Нездешний без труда прочёл его мысли.
— Кто вы? — спросил надир, опёршись на луку седла.
— Мы путешествуем с Ледяными Глазами, — ответил Нездешний. Так надиры называли Дурмаста.
— Рассказывай!
— Кто дерзает сомневаться в моих словах?
Надир впился тёмным взором в Нездешнего.
— Мы едем от каравана, который ведёт Ледяные Глаза. Нас богато одарили там. А у тебя есть дары?
— Только один.
— Отдай его мне.
— Уже отдал. Я подарил тебе жизнь.
— Кто ты такой, чтобы дарить мне то, что я имею и так?
— Похититель Душ.
— И ты едешь с Ледяными Глазами? — невозмутимо спросил надир.
— Да. Мы с ним братья.
— По крови?
— Нет. По клинку.
— Сегодня можешь ехать с миром. Но помни — придёт и другой день.
Вожак поднял руку, и надиры с грохотом пронеслись мимо.
— В чём дело? — спросила Даниаль.
— Ему не хотелось умирать. Вот тебе ещё урок, если ты дашь себе труд его усвоить.
— Довольно с меня на сегодня. Что это он толковал о богатых дарах?
— Дурмаст предал беженцев, — пожал плечами Нездешний. — Он взял с них деньги, чтобы проводить их в Гульготир, а сам уже заключил сделку с надирами. Надиры грабят караван, а Дурмаст получает свою долю. У беженцев остались ещё повозки, но перед Гульготиром надиры налетят опять и отберут последнее. Те, кто останется в живых, придут в Гульготир нищими.
— Это бесчестно!
— Так уж заведено на свете. Только слабые бегут от войны. Теперь им придётся расплатиться за свою слабость.
— Ты взаправду такой бессердечный?
— Боюсь, что да, Даниаль.
— Тебе должно быть стыдно.
— Согласен с тобой.
— Ты меня из себя выводишь.
— А ты меня восхищаешь — но об этом мы поговорим вечером. Теперь ответь мне вот на какой вопрос: почему надир оставил нас в живых?
Даниаль улыбнулась:
— Ты угрожал ему одному, выделив его из всех остальных. Боги, неужто эти уроки никогда не кончатся?
— Кончатся, и очень скоро.
Глава 14
Они предавались любви в укромной лощине вдали от лагеря, и то, что испытал при этом Нездешний, потрясло его. Он не помнил, как соединился с Даниаль, не помнил ничего. Его преследовало одно желание: слиться с ней, вобрать её всю в себя или самому раствориться внутри неё. Впервые за много лет он перестал замечать, что происходит вокруг. Любовь захватила его целиком.
Теперь, наедине с собой, его грыз страх.
Что, если бы Кадорас подкрался к нему тогда?
Что, если бы вернулись надиры?
Что, если бы Братство?…
Хеула была права. Самый его страшный враг теперь — это любовь.
— Ты стареешь, — сказал он себе. — Стареешь и начинаешь уставать.
Он знал, что уже не столь скор и силён, как бывало. Где-то там в ночи ходит убийца моложе и опаснее, чем он, легендарный Нездешний. Кто же это? Кадорас? Или один из воинов Братства?
Столкновение с надирами сказало ему о многом. Тогда он действовал по привычке — рядом была Даниаль, и ему не хотелось умирать. Его величайшим преимуществом всегда было отсутствие страха — и вот теперь, когда самый малый перевес нужен ему как воздух, страх вернулся к нему.
Он потёр глаза — нужно было поспать, но он не желал поддаваться сну. Сон — брат смерти, как поётся в песне. Но добрый, ласковый брат. Усталость наливала тело теплом, и камень, у которого он сидел, казался мягким и манящим. Слишком усталый, чтобы заворачиваться в одеяла, Нездешний прислонился к камню и уснул. Во тьме перед ним явилось лицо Дардалиона: священник звал его, но он не слышал слов.
Дурмасту, спящему под передним фургоном, приснился сон. Он увидел перед собой юношу в серебряной броне, красивого и сильного. До того Дурмасту снилась женщина с каштановыми волосами с крепким, здоровым ребёнком на руках — он попытался отогнать от себя образ воина, но тот не ушёл.
— Чего тебе надо? — вскричал великан, когда женщина с ребёнком растаяли. — Уйди прочь!
— Всё, что ты нажил, пойдёт прахом, если ты не проснёшься, — сказал воин.
— Я не сплю.
— Нет, ты спишь и видишь сон. Ты Дурмаст, и твой караван идёт в Гульготир.
— Караван?
— Проснись! Ночные охотники близко!
Дурмаст со стоном сел, больно ударился о днище фургона и выругался. Он вылез наружу и выпрямился — сон ушёл, но сомнение осталось.
Дурмаст взял короткий обоюдоострый топорик и побрёл в сторону запада.
Даниаль тоже проснулась. Дардалион явился ей во сне и велел найти Нездешнего. Перебравшись через спящее семейство пекаря, она вынула из ножен свою саблю и спрыгнула вниз.
Дурмаст круто обернулся, когда она поравнялась с ним.
— Ты что делаешь? Я чуть голову тебе не снёс. — Тут он заметил саблю. — Куда это ты собралась?
— Мне приснился сон, — туманно объяснила она.
— Держись около меня, — приказал он, сворачивая в сторону.
Ночь выдалась ясная, но облака то и дело закрывали луну. Дурмаст выругался, вперившись во мрак. Что-то шевельнулось слева, и он толчком сбил Даниаль с ног, упав сам. Над ними просвистели стрелы. Потом к Дурмасту метнулась тёмная тень — топор великана врезался ей в бок, сокрушив рёбра. Даниаль вскочила на ноги. Облака внезапно разошлись, и она увидела двух воинов в чёрной броне, бегущих к ней с поднятыми мечами. Она опять упала плечом вперёд — воины наткнулись на неё и зарылись носом в землю. Тут же вскочив, она вогнала саблю одному из них в затылок. Второй бросился на неё, но топор Дурмаста раскроил ему спину. Он широко раскрыл глаза и умер, не успев издать ни звука.
— Нездешний! — взревел Дурмаст, видя, что из мрака возникли новые чёрные фигуры.
Нездешний зашевелился у своего камня и открыл глаза, но тело его ещё не проснулось. Над ним нагнулся человек с кривым клинком в руке.
— Теперь ты умрёшь, — сказал человек, и Нездешний был бессилен остановить его. Внезапно воин с кривым клинком застыл, челюсть у него отвалилась. Стряхнув с себя сон, Нездешний ударом сбил его с ног и увидел, что в затылке у него торчит длинная, с гусиными перьями стрела.
С ножами в обеих руках Нездешний бросился на возникшую перед ним тёмную фигуру и принял удар меча на эфес левого кинжала. Опустив правое плечо, он пырнул врага в пах, и тот упал, вырвав нож из руки Нездешнего.
Облака снова скрыли луну — он бросился наземь, прокатился несколько ярдов и замер.
Вокруг было тихо.
Несколько минут он пролежал так, закрыв глаза, насторожив слух и стараясь мыслить трезво.
Уверившись в том, что злоумышленники ушли, он медленно поднялся на ноги. Луна вышла из-за туч.
Он крутнулся на месте, выбросил руку — и нож с чёрным лезвием вонзился в плечо стоявшего на коленях лучника. Нездешний бросился к нему, но лучник шарахнулся и удрал в темноту.
Оставшись без оружия, Нездешний припал на одно колено и стал ждать.
Оттуда, куда убежал раненый, донёсся вопль, а за ним голос:
— Поосторожнее надо быть, Нездешний. — И чёрный нож, пролетев по воздуху, хлопнулся о землю рядом с хозяином.
— Зачем ты меня спас?
— Затем, что ты мой, — ответил Кадорас.
— Я буду готов, когда мы встретимся.
— Надеюсь.
Дурмаст и Даниаль подбежали к Нездешнему.
— С кем это ты говорил? — спросил великан.
— С Кадорасом. Всё это пустяки. Вернёмся в лагерь.
У фургонов Дурмаст разворошил угасающий костёр и обтёр топор от крови.
— Ну и баба у тебя! — Он покачал головой. — Троих мужиков убила! А ты мне заливал, что она обыкновенная шлюшка. Хитрый ты дьявол, Нездешний.
— Это были воины Братства, — ответил Нездешний, — и это они своими чарами навели на меня сон. Мне следовало бы догадаться.
— Тебя спас Дардалион, — сказала Даниаль. — Он явился мне во сне.
— Светловолосый воин в серебряных доспехах? — спросил Дурмаст. Даниаль кивнула. — Он и ко мне приходил. Хороши у тебя друзья — дьяволица и колдун.