— Но это только образ, он не даётся в руки.
— Нет, доспехи настоящие, но лишь избранный сможет взять их.
— Значит, этот избранный — я?
— Это мы узнаем завтра.
— У Даниаль всё благополучно?
— Не могу тебе сказать — я этого не знаю. Я ведь не Бог, Нездешний.
— Кто же ты тогда?
— Образ, который ты видишь во сне.
— Нет, этого мало.
— Думай тогда обо мне как о духе Ориена, последнем проблеске бывшего короля. Когда доспехи окажутся у тебя, я уйду и никогда больше не вернусь.
— Куда же ты уйдёшь? В рай? К Истоку? Он правда существует?
— На эти вопросы можешь ответить только ты сам. Теперь тебе пора ехать — опасность велика. Дардалион больше не ограждает тебя от Братства. Ступай!
Нездешний очнулся, закутанный в одеяло, у подножия Рабоаса.
Конь его исчез.
Он вскочил на ноги и увидел, что куст, к которому был привязан конь, вырван с корнем. Животное насмерть испугалось чего-то — но чего?
Нездешний натянул арбалет и оглядел подлесок — ничего. Тогда он закрыл глаза, напряг слух — и услышал слабый шорох.
Мигом обернувшись, он всадил обе стрелы в выскочившего из куста оборотня. Но стрелы, завязнув в крепких грудных мышцах, не затронули ни сердца, ни лёгких.
Зверь продолжал наступать.
Нездешний нырнул вправо, и над ним тут же нависло второе чудовище. Он взмахнул мечом — бесполезно: клинок отскочил от толстого черепа.
Теперь уже все четыре оборотня шли на него, разинув пасти, вывалив языки, сверкая красными глазами. Перехватив меч двумя руками, Нездешний занёс клинок над головой, намереваясь дорого продать свою жизнь.
И тут позади оборотней возникла тёмная тень. Чья-то мощная рука ухватила одного из зверей за шею и оторвала его от земли. Раздался жуткий рёв. Блестящий нож вонзился оборотню под рёбра, и труп его отлетел на десять футов. Оставшиеся трое бросились на пришельца, но второй нож вспорол брюхо зверю, который прежде был Ленлаем-одержимым. Ещё один оборотень впился Каю клыками в плечо — Кай оторвал его от себя, схватив обеими руками за горло. Нездешний и моргнуть не успел, как шея зверя хрустнула и труп отлетел в кусты.
Последний оборотень обратился в бегство.
Нездешний вложил меч в ножны и воззрился на Кая, зажавшего рукой рваную рану. Чудище отняло руку — рана исчезла. Целый и невредимый, Кай выдернул ножи из мёртвых тел. Ноги под Нездешним подкосились, и он сел, привалившись спиной к дереву. Кай опустился рядом и протянул ему ножи рукоятью вперёд. Нездешний молча взял их.
Кай, пристально поглядев на него, похлопал себя по широченной груди и произнёс:
— Трух.
— Друзья, — подтвердил Нездешний.
Взяв свою котомку, он достал вяленое мясо и сушёные фрукты. Кай мигом всё слопал, рыгнул и снова похлопал себя по груди.
— Кай, — с трудом выговорил он.
— Нездешний.
Кай кивнул, растянувшись на земле, подложил руку под голову и закрыл свой единственный глаз.
Новый шорох в кустах насторожил Нездешнего.
— Лохад, — сонно проговорил Кай.
На поляну вышел конь. Нездешний потрепал его по шее, скормил ему остаток зерна и привязал к крепкой ветке.
Потом улёгся рядом с чудищем на одеяло и проспал до рассвета. Проснулся он в одиночестве. И Кай, и трупы оборотней — всё пропало.
Он доел свои припасы и оседлал коня.
Прямо над ним высился Рабоас — Священный Великан.
Странный, но блаженный покой снизошёл на Нездешнего, когда он направил коня вверх по склону. Солнце светило сквозь тонкую паутину облаков, придававшую небу особенную глубину, над головой, словно клочки тумана, кружили чайки. Нездешний натянул поводья и огляделся: его окружала незнакомая прежде дикая красота, горделивая, как сама вечность.
Справа, вытекая из трещины в скале, журчал по белым голышам ручей. Нездешний сошёл с коня и разделся. Он помылся, побрился, расчесал волосы и стянул их в хвост на затылке. Вода обжигала холодом — он выбил из одежды дорожную пыль и поспешно оделся. Достав из котомки чёрную шёлковую шаль, он повязал ею голову и плечи на манер сатулийского бурнуса, надел кольчужный наплечник, пристегнул серебряные наручни и перевязь с шестью метательными ножами. Отточил ножи, меч и встал, глядя на гору.
Сегодня он умрёт.
И обретёт покой.
Вдалеке виднелось облако пыли — оно двигалось к Рабоасу. Множество всадников скакало к горе, но Нездешнего это не волновало.
Нынче его день, и этот исполненный сияющей красы час — его час.
Сев в седло, он увидел узкую тропку между камнями.
Всю свою жизнь он шёл к этой тропе. Всё, что он пережил, точно сговорившись, толкало его сюда.
Убив Ниаллада, он почувствовал себя так, словно взошёл на вершину, откуда возврата уже не будет. Все дороги закрылись перед ним — оставалось одно: прыгнуть с вершины и улететь.
Ему вдруг стало безразлично, найдёт он доспехи или нет, победят дренаи или погибнут.
Это его, и только его час.
Впервые за двадцать лет он без муки вспомнил свою любимую Тану, стоящую в дверях дома и машущую ему рукой. Вспомнил сына и дочек, играющих в цветнике. Он так любил их.
А для пришлых мародёров они были только забавой. Разбойники изнасиловали и убили жену, а детей прикончили просто так, походя. Удовлетворённая похоть, несколько мешков с зерном да пригоршня серебра — вот и всё, чем они могли похвастаться после набега.
Расплатой им стала жестокая смерть — каждый мучился не меньше часа. Крестьянин Дакейрас умер вместе со своей семьёй — разбойники произвели на свет Нездешнего-убийцу.
Теперь его ненависть прошла, исчезла, словно дым на ветру. Нездешний улыбнулся, вспомнив свой первый разговор с Дардалионом.
«Когда-то я был ягнёнком и играл на зелёном лугу. Потом пришли волки. Теперь я стал коршуном и летаю в иной вселенной». «И убиваешь ягнят», — обвиняюще сказал Дардалион. «Нет, священник. За ягнят мне не платят».
Тропа вилась всё выше, меж острых камней и громадных валунов.
Ориен сказал, что доспехи охраняют какие-то чудища, но Нездешнего это не пугало.
Он войдёт в пещеру пешком, возьмёт доспехи и будет ждать врага, которого одолеть не сможет.
Конь, тяжело дыша, наконец выбрался на ровное место. Впереди зиял вход в пещеру, а рядом у костра сидели Дурмаст и Даниаль.
— Не больно-то ты поспешал, — ухмыльнулся гигант.
Нездешний спешился. Даниаль, бросившись к нему, обвила его руками. Он поцеловал её волосы и зажмурился, чтобы сдержать слёзы. Дурмаст отвернулся.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Нездешний, едва касаясь пальцами её лица. В этих словах звучала такая тоска, что Даниаль отпрянула.
— Что с тобой?
— Ничего. Как ты?
— Хорошо. А ты?
— Лучше не бывает. — Взяв её за руку, он подошёл к Дурмасту. Глаза великана перебегали с одного на другую. — Рад тебя видеть. Впрочем, я знал, что с тобой ничего худого не случится.
— Да и с тобой тоже. Значит, всё благополучно?
— Само собой.
— Ты точно витаешь где-то.
— Путь был долог, и я устал. Видел пыль на дороге?
— Да. У нас остаётся меньше часа.
Нездешний кивнул. Все трое, спутав лошадей, запаслись факелами и вошли в пещеру. Там было темно, дурно пахло, а от входа, как и предупреждал Ориен, расходились три коридора. Нездешний, ведя за собой остальных, двинулся во мрак.
На сырых гранитных стенах плясали тени, и Даниаль, крепко сжимая рукоять меча, старалась не отставать от мужчин. Скоро они вошли в просторную пещеру, чью тьму не мог рассеять свет факелов. Даниаль дёрнула Нездешнего за плащ.
— Чего ты? — оглянулся он.
Из мрака на них смотрели десятки горящих глаз.
— Не обращай внимания, — сказал Нездешний.
Дурмаст гулко сглотнул и вытащил из чехла свой топор.
Путники двинулись дальше, и глаза сомкнулись кольцом вокруг них. Ещё немного — и они добрались до грота, о котором говорил Ориен.
Там в железные кольца на стенах были вставлены просмолённые факелы. Нездешний зажёг их, и пещера осветилась.
В дальнем её конце на деревянной подставке стояли бронзовые доспехи: крылатый шлем, панцирь с изображением раскинувшего крылья орла, бронзовые боевые перчатки и два меча редкой красоты.
Путники молча стали перед ними.
— Поневоле поверишь в волшебство, — прошептал Дурмаст.
— В таких доспехах нельзя не победить, — сказала Даниаль.
Нездешний подошёл и коснулся доспехов. Его рука прошла сквозь них. Он попробовал ещё раз — с тем же успехом.
— Бери же их! — сказал Дурмаст.
— Не могу. Мне не дано.
— Что ты такое городишь?
Нездешний, хмыкнув, сел на пол перед доспехами.
— Они заколдованы, Дурмаст. Старый король Ориен предупредил меня об этом. Только избранный может взять их в руки. Полагаю, это сделано для того, чтобы сокровищем, столь важным для дренаев, не мог завладеть враг. Впрочем, какая разница?
— Какая разница? — взорвался Дурмаст. — Мы жизнью рисковали ради этой проклятой жестянки! Надиры вот-вот будут здесь, и ещё неизвестно, что за нечисть пялится на нас из мрака. Ничего себе — какая разница!
— Мы старались — это главное.
Дурмаст ответил на это кратко, яростно и непристойно:
— Дерьмо! На свете полно таких горе-старателей, и я к ним не отношусь. Что ж нам теперь — ждать златовласого героя, который омылся в каком-нибудь поганом волшебном фонтане?
Даниаль тоже попробовала взять доспехи, и тоже безуспешно.
— Ты-то куда лезешь? — рявкнул Дурмаст.
— Попробуй ты, — сказала она.
— За каким чёртом? Я что, похож на златовласого героя?
— Я знаю, кто ты такой, Дурмаст. И всё-таки попробуй — вреда от этого не будет.
Гигант подошёл к доспехам. Они были совсем как настоящие. Он пожал плечами, протянул руку — и его пальцы коснулись металла. Даниаль раскрыла рот.
— Боги! Это он!
Дурмаст застыл, точно в столбняке, потом потрогал доспехи ещё раз. Он снял со стойки шлем и с великим почтением поставил его перед Нездешним. Руки у него тряслись. Мало-помалу он снял с каркаса все части доспехов и плюхнулся рядом с Нездешним.