Факелы догорали. Даниаль постучала Нездешнего по плечу.
— Нам пора.
Нездешний и Дурмаст, неся доспехи, последовали за ней к выходу. Их встретили мириады мерцающих глаз. Даниаль, вздрогнув, высоко подняла факел, и глаза отступили во тьму.
— Весёлая предстоит прогулка, — проворчал Дурмаст.
Свет упал на бронзовые доспехи, и вокруг поднялся свистящий шёпот. Но глаза больше не приближались. Скоро путники вышли на свет.
Мужчины приторочили доспехи к вьючной лошадке Дурмаста и укрыли их серым одеялом. Заслышав стук копыт, Дурмаст выругался, схватил лук и бросился к тропе. Нездешний последовал за ним с арбалетом.
Появились двое надиров с копьями наперевес — и тут же вылетели из сёдел, один с короткой стрелой в глазу, другой с длинной между рёбер.
— Это передовые — скоро мы не оберёмся хлопот, — сказал Дурмаст, доставая из колчана вторую стрелу. — Сдаётся мне, они зажали нас в угол.
— Быть может, обратная тропа свободна, — сказал Нездешний. — Бери Даниаль и беги — я задержу их тут, а после догоню вас.
— Езжай с ней сам. Я сыт ею по горло.
— Послушай меня, дружище. Чёрные Братья ищут меня, меня одного. Куда бы я ни двинулся, они последуют за мной. Оставшись здесь, я буду притягивать их, как маяк, и у вас появится возможность доставить доспехи Эгелю. Поезжайте же — бегите, пока не поздно.
Дурмаст, выругавшись, повернулся к Даниаль:
— Седлай коня — мы уезжаем.
— Нет.
— Это он придумал — чертовски хорошо придумал. Иди попрощайся — я сам оседлаю поганую клячу.
Даниаль со слезами на глазах бросилась к Нездешнему:
— Он правду говорит?
— Да, вам надо ехать. Мне очень жаль, Даниаль, — жаль, что нам не суждено быть вместе. Я стал лучше после того, как узнал тебя. Убегу я или останусь — мне всё равно конец, поэтому я остаюсь. Но мне будет легче от сознания, что я хоть как-то помог вам.
— Дурмаст — предатель.
— Что ж поделаешь? Я свою роль сыграл — остальное от меня не зависит. Иди, прошу тебя.
Она протянула к нему руки, но тут из-за поворота выскочил надирский воин. Нездешний оттолкнул её и выстрелил из арбалета — стрела попала надиру в плечо, и он с воплем отступил назад.
— Я люблю тебя, Дакейрас, — прошептала Даниаль.
— Я знаю. Иди.
Нездешний слышал, как они отъехали, но не смотрел в их сторону и не видел, как Даниаль напоследок обернулась к нему.
Надиры бросились на него всем скопом. Двое упали сразу, ещё двоих он сбил из Дурмастова лука — и с устрашающим воплем ринулся вперёд, размахивая мечом. Тропа была узкой, надиры не могли его обойти. Меч косил их, и они отступили перед бешеным натиском Нездешнего.
На камнях осталось шестеро убитых.
Нездешний перезарядил арбалет. Из раны на ноге текла кровь. Он вытер глаза от пота и прислушался.
Сверху донёсся едва слышный шорох, и с валуна соскочил надир с ножом в руке. Нездешний отшатнулся и разом спустил оба курка. Стрелы вонзились в летящего вниз надира, но он всё-таки рухнул на Нездешнего и ножом поранил ему плечо. Отшвырнув тело прочь, Нездешний вскочил на ноги. Нож так и торчал у него в плече — лучше не вынимать, иначе можно истечь кровью. С трудом он перезарядил арбалет.
Солнце клонилось к закату. Тени стали длиннее.
Надиры дождутся ночи… и он их уже не остановит. Пальцы на левой руке онемели, он с усилием сжал их в кулак. Боль, поднявшись по руке, сосредоточилась вокруг ножа. Он выругался. Как мог, перевязал рану на бедре, но кровь всё равно продолжала сочиться.
Начался озноб. Он поднял руку, чтобы вытереть пот, и тут в воздухе просвистела стрела. Отклонившись влево, он выстрелил сам. Лучник пропал из виду.
Нездешний привалился к скале. Стрела с чёрным оперением вошла ему в бок над левым бедром. Он осторожно ощупал себя сзади. Стрела вышла высоко между рёбрами. Он со стоном обломил древко.
Надиры ринулись вперёд. Две стрелы из арбалета попали в цель, и они опять отступили.
Но теперь враги были ближе и знали, что он тяжело ранен. Он с великим трудом натянул арбалет — пальцы сделались скользкими от пота, и усилие отзывалось болью в левом боку.
Сколько их там ещё?
Он не мог вспомнить, скольких уже убил.
Облизнув сухим языком губы, Нездешний прислонился к скале. Шагах в двадцати от него лежал большой валун — он знал: за валуном затаился надир. Скала над валуном выдавалась вперёд — он прицелился в выступ и выстрелил. Стрела, ударившись о камень, отлетела вправо. Раздался пронзительный вопль, и показался надир с кровоточащей раной на виске. Вторая стрела вошла ему меж лопаток, и он беззвучно упал.
Нездешний снова натянул арбалет. Левая рука у него почти отнялась.
Внезапный жуткий вой оледенил ему кровь. Он всё же решился выглянуть из своего убежища и увидел последнего из оборотней, окружённого надирами. Они рубили его, зверь рвал их когтями и зубами.
Оборотень уложил уже шестерых, и теперь с ним бились только двое. Вот он прыгнул — и клинок надира вонзился в мохнатое брюхо, но гигантские челюсти уже сомкнулись на голове воина. Второй надир удрал вниз по тропе.
Оборотень двинулся к Нездешнему.
Он приближался медленно, одолевая боль, — из бесчисленных ран струилась кровь. Он сильно исхудал, и язык у него распух и почернел. Надирский меч торчал в его брюхе.
Нездешний поднял арбалет.
Оборотень надвигался, сверкая красными глазами.
Нездешний спустил курки, и обе чёрные стрелы вонзились в пасть зверя, поразив мозг. Оборотень выгнулся назад и упал. Нездешний повалился на колени.
Зверь взмахнул ещё напоследок когтистой лапой — но глаза его остекленели, и он затих.
— А теперь ты сгниёшь в аду, — произнёс чей-то голос.
Нездешний оглянулся.
Слева на тропе стояли девять Чёрных Братьев с чёрными мечами в руках, и их чёрные доспехи сверкали в лучах угасающего дня. Нездешний попытался встать, но снова повалился на камень и застонал от боли в боку. Рыцари приближались — чёрные шлемы скрывали их лица, чёрные плащи трепетали на лёгком ветру. Нездешний метнул нож, рука в чёрной перчатке презрительно отшвырнула клинок в сторону.
И тогда его захлестнул страх, пересиливший всё, даже боль.
Он не хотел умирать. Покой, в котором он пребывал ещё недавно, исчез. Он был испуган, как ребёнок, оставленный в темноте.
Он стал молиться — о возвращении сил, об избавлении, о громовой стреле с неба…
Чёрные Братья разразились смехом.
Чей-то сапог ударил Нездешнему в лицо, швырнув его наземь.
— Гнусный червь, сколько же хлопот ты нам доставил!
Рыцарь, став рядом с ним на колени, ухватился за обломок стрелы, торчавшей в боку, и свирепо крутанул его. У Нездешнего помимо воли вырвался крик. Нос хрустнул под ударом кулака в перчатке с бронзовыми шипами. На глазах от боли выступили слёзы. Его ухватили под мышки и посадили. Когда зрение его прояснилось, он увидел перед собой тёмные безумные глаза, глядящие в прорезь чёрного забрала.
— Ты сам безумен, — сказал рыцарь, — если поверил, что способен противиться Духу. Теперь ты поплатишься за это жизнью, а доспехи и твою женщину Дурмаст взял себе. Уж он сумеет распорядиться и тем, и другим. — Рыцарь взялся за рукоятку ножа, застрявшего в плече Нездешнего. — Любишь ты боль, убийца? — Нездешний застонал от медленного нажатия на клинок. — Я люблю.
Он лишился сознания, и тёмное море покоя поглотило его. Но они нашли его и там — его душа неслась по угольно-чёрному небу, а за ней гнались звери с огненными языками. Он очнулся под хохот Чёрных Братьев и увидел, что луна стоит высоко над Рабоасом.
— Сейчас ты поймёшь, что такое боль, — сказал вожак. — Ты будешь страдать, пока жив, и будешь страдать после смерти. Что ты дашь мне за то, чтобы я прекратил твои муки?
Нездешний молчал.
— Теперь ты прикидываешь, хватит ли у тебя сил, чтобы достать нож и убить меня. Попробуй, Нездешний! Ну пожалуйста. Давай я тебе помогу. — Рыцарь снял один из ножей с перевязи и вложил в руку Нездешнего. Ну же — убей меня.
Он не мог шевельнуть рукой, но всё же сделал усилие, от которого из раны на плече хлынула кровь, — и, побледнев, обмяк.
— То ли ещё будет, Нездешний, — сказал рыцарь. — Ну-ка, кольни себя в ногу.
Рука Нездешнего поднялась, потом опустилась — и он закричал от боли в бедре.
— Ты мой, убийца. Мой телом и душой.
Другой рыцарь, опустившись рядом с вожаком, спросил:
— Разве мы не будем преследовать Дурмаста и девицу?
— Нет. Дурмаст наш. Он везёт доспехи Каэму.
— Тогда я, с твоего разрешения, позабавлюсь с убийцей.
— Разумеется, Энсон. Я не жадный. Прошу тебя, продолжай.
— Вынь нож из ноги, — велел Энсон.
Нездешний готов был молить о пощаде, но стиснул зубы и промолчал. Его рука свирепо дёрнула нож, но клинок остался в ране.
— Спокойно, Энсон, — сказал вожак. — Ты возбуждён, и это мешает тебе.
— Извини, Тхард. Можно я попробую ещё?
— Конечно.
Рука Нездешнего снова взялась за нож и на сей раз вырвала его из ноги.
— Отлично, — проговорил Тхард. — Теперь попробуй что-нибудь потруднее. Вели ему медленно выколоть себе глаз.
— О боги, нет! — прошептал Нездешний. Но рука с ножом уже поднималась, нацелившись окровавленным остриём ему в лицо.
— Ах вы поганые ублюдки! — взревел Дурмаст, и Тхард увидел на тропе бородатого великана с топором в руках. Энсон тоже обернулся, и чары, овладевшие Нездешним, пропали. Он посмотрел на нож, остановившийся в нескольких дюймах от глаза. Гнев вспыхнул в нём, пересиливая боль.
— Энсон! — тихо позвал он.
Рыцарь повернулся к нему, и Нездешний вогнал нож в прорезь забрала по самую рукоять.
Тхард ударил его кулаком по голове. Нездешний повалился рядом с мёртвым Энсоном. Тогда предводитель встал и спросил Дурмаста:
— Зачем ты здесь?
— Я пришёл за ним.
— Чего ради? Он наш. Если тебя награда беспокоит, мы позаботимся о том, чтобы ты её получил.
— Не нужна мне награда. Мне нужен он… живой.