Энтони Беркли. Нездоровье ума
Часть 1
У локтя главного инспектора Морсби звякнул телефон.
— Алло, сэр? На линии мужчина, говорит, что хочет связаться с одним из главных офицеров. Примете звонок?
— Переключите, — сказал Морсби.
— Скажите, кто это? — спросил другой, более слабый голос.
— Говорит главный инспектор Морсби.
— Главный инспектор, да? Ну, так и должно быть. Послушайте, главный инспектор. Я звоню, чтобы избавить вас от лишних хлопот. Хотел бы, чтобы вы знали: через минуту-другую я совершу самоубийство. Прусская кислота[1]. Мое имя Каррузерс. Конечно, я оставил записку; это все просто для подтверждения. До свидания.
Связь оборвалась. Морсби затряс трубку.
— Отследите звонок! Это срочно.
Информация поступила через две минуты. «Хэмпстед 15066: д-р Джеймс Каррузерс, Хэмпстед, Хилл-уолк, 42».
Через несколько секунд Морсби говорил с детективом-инспектором хэмпстедского отделения.
— Отправляйтесь на Хилл-уолк, 42, д-р Джеймс Каррузерс. Не теряйте ни секунды. Он угрожает покончить с собой. Прикажите вызвать на этот адрес скорую. Я встречу вас там и тоже привезу врача. Торопитесь же.
Говоря, инспектор нажимал на звонок на своем рабочем столе.
Тремя минутами позднее он залезал во дворе в полицейскую машину. С ним были врач, державший сумку, среди прочего содержащую противоядие при отравлении прусской кислотой, детектив-сержант и эксперт по отпечаткам пальцев. Взглянув на инспектора Морсби, его крупную фигуру и моржовые усы, вы подумали бы, что это осмотрительный человек, не склонный к суете. Но когда на кону внезапная смерть или угроза таковой, нужно быть способным к быстрым перемещениям. Морсби не составлял исключения из правил Скотленд-Ярда.
Констебль встретил их у двери дома. Распахнутое сломанное окно в соседней комнате рисовало картину бесцеремонного вторжения.
— Инспектор Уиллис внутри? — выдохнул Морсби, подымаясь по ступенькам.
— Да, сэр. С доктором. Каррузерсом. Нашего доктора Питерса тут еще нет.
Морсби не терял времени на вопросы, жив ли еще Каррузерс. Он ринулся в дом.
— Уиллис!
Голос ответил из коридора. Морсби с двумя подчиненными последовал на звук и обнаружил, что попал в операционную. На полу лежал человек, изгибавшийся, словно лук, точками опоры были только голова и каблуки. Из искаженного рта вырывался крик.
— Прусская кислота! — пробормотал доктор Скотленд-Ярда. — Это не прусская кислота. Это стрихнин. Где он держит свой хлороформ? А, здесь. — Он схватил со стойки открытый кувшин и принюхался.
Морсби вывел окружного детектива-инспектора в коридор. Ни один из них ничего не мог сделать, судьба умирающего была в руках доктора.
— Я прибыл через девять минут после вашего звонка, сэр, — бормотал Уиллис.
— Не понимаю, почему, черт возьми, он говорил про прусскую кислоту, — бормотал Морсби.
Ужасная арка тела на полу расслабилась и безвольно поникла. Двое сыщиков смотрели из коридора, как доктор склонился над телом.
Он встал на ноги, отряхивая пыль с брюк.
— Скончался, — коротко сказал он. — Это была последняя конвульсия.
Морсби щелкнул пальцами. Никто бы не посмел обвинить его, и все же он чувствовал, словно жизнь человека проскользнула сквозь его пальцы.
— Очень быстро, — бурчал доктор. — Давно он говорил с вами по телефону?
Морсби посмотрел на часы.
— Двадцать шесть минут назад.
— Я был здесь за двадцать минут до вашего прихода, — подтвердил, кивнув, Уиллис.
— Хм! — Доктор почесал подбородок. — Он говорил с вами, инспектор?
— Да, — сказал Уиллис. — Он был очень плох, но кое-что сказал между конвульсиями. Сказал: «Изменил планы. Взял стрихнин».
— А! Он так сказал.
— Да, и это все. Я пытался добиться от него, где тут противоядие, но он не мог сказать. Конвульсии наступили быстро. — Уиллис вздрогнул. — Ужасный способ умереть.
— Жуткий, — буркнул Морсби. — Интересно, почему он изменил планы? Дьявольщина! Готов поспорить, он сожалел о содеянном. В доме больше никого?
— Нет. Нам пришлось сломать окно, чтобы попасть внутрь. Конечно, это мог быть ложный вызов, но мы рискнули. К счастью.
Морсби смотрел вниз, на тело.
— Полагаю, доктор, сомнений в причине смерти нет?
— О небеса, нет; невозможно спутать отравление стрихнином. Кроме столбняка, конечно, а здесь не было признаков. О, а это что?
Он взял руку мертвеца. На костяшке большого пальца был кусочек пластыря. Доктор содрал его и показал маленькую грязную ранку.
— Навскидку пять-шесть дней назад.
— Это могло вызвать столбняк?
— Конечно, могло.
Из дверного проема раздался новый голос.
— Умер, да? Бедняга, бедняга. Столбняк, да? — Это был только что прибывший окружной хирург.
— Почему вы так сказали, доктор? — быстро спросил Морсби, прежде чем другой врач успел заговорить.
Доктор выглядел слегка удивленным.
— Он, поранив палец, беспокоился об этом. Не вычистил рану достаточно быстро и думал, что туда могло что-то попасть.
— Так вы знали доктора Каррузерса?
— Очень хорошо. Бедняга, полагаю, кончина была скоропостижной, раз столбняк?
— Да, он умер быстро, — ответил другой врач. — В любом случае, он знал, что это не столбняк. Это был стрихнин. — И полицейский медик стал посвящать коллегу в подробности трагедии.
Пока доктора беседовали, Морсби с окружным представителем отправились в приемную, соседствовавшую с операционной.
— Видите, он всех отправил из дома, — заметил его собеседник.
Морсби отсутствующе кивнул.
— Да. Полагаю, он женат? Лучше вашему врачу сообщить печальную весть семье. Что представляет собой его супруга?
— Я не знал ее, только видел. Хорошо выглядит. Это будет для нее ударом. У них была репутация людей, очень привязанных друг к другу. То, что он захотел сделать, потрясло меня. У него были хорошая практика и чудесная жена. Спроси вы меня, я бы вчера назвал его счастливейшим человеком в Хемпстеде.
Морсби пожал плечами.
— Кто знает, что в голове у самоубийц? Но мы пока не можем точно сказать, что он это сделал сам, по крайней мере до полудня; хотя доктор, кажется, особо не сомневается. Странно, однако, со столбняком. Но он вам сам сказал про стрихнин, это довольно последовательно.
К чернильнице в приемной был прислонен конверт, адресованный: «Коронеру».
— Не запечатан, — сказал Морсби, извлекая оттуда листок бумаги.
Коронеру.
Дорогой сэр, по причинам, не интересным никому, кроме меня, я ухожу из жизни.
Джеймс Каррузерс
— Что ж, все сходится. Не думаю, что я здесь еще нужен, Уиллис. Вам лучше оглядеться вокруг и попытаться найти какие-нибудь из причин, не интересных никому, кроме него. Конечно, коронер будет их ждать. Возможно, вам поможет миссис Каррузерс. Я ухожу.
— А вот и черновик записки, сэр, — сказал Уиллис, стоя у камина. — Посмотрите.
В пустом очаге лежал лист обгоревшей бумаги. Чернила на нем побелели от высокой температуры, но при тщательном изучении их легко можно было разобрать.
Я болен, устал от неопределенности и больше не могу этого выносить. То, что я собираюсь сделать, может быть, крайняя мера, но она лучше этого жалкого существования.
Дж.К.
— Хм! Вторая записка меняет немногое. Хотя подождите-ка минуту. Она не предназначалась для коронера. Видите конверт, сэр? «Лила». Это его жена. Интересно, почему он сжег это.
— И почему он написал на одинарном листе бумаги ей, а на двойном коронеру? — сказал Морсби. — Кажется, он часто менял решение, судя по прусской кислоте и всему прочему. Не думаю, что после всего я теперь сразу уйду. Ведь мы еще не видели емкость, из которой он взял яд, не так ли? Я скажу об этом Эффорду, а вы просмотрите бумаги.
Он вышел в холл, проинструктировал пришедшего с ним сержанта и отправился в приемную.
— Что же, джентльмены, здесь нечему вас задерживать. Если вы сможете показать мне, где его спальня, доктор, я перенесу тело туда.
— Не будете ли вы столь любезны подождать и сообщить новости его жене? Это будет для нее ужасным ударом. Они были очень привязаны друг к другу. Бедная девочка!
— Думаю, я еще немного здесь осмотрюсь.
— Тогда я займусь этим, главный инспектор, — сказал хирург и вышел.
Когда они спускались по лестнице, Морсби внезапно повернулся к спутнику и произнес:
— Полагаю, доктор, если он, как говорил, использовал прусскую кислоту, вы не стали бы при вскрытии искать следов какого-нибудь другого яда?
— Нет, если бы причиной смерти очевидно была прусская кислота, — ответил с легким удивлением его собеседник, — а это совершенно несомненно; нет, мы не стали бы.
— И аналитик провел бы проверку только на прусскую кислоту?
— Конечно, прежде всего на прусскую кислоту, и, если бы он ее нашел, то, я уверен, не стал бы искать что-то другое. А что?
— О, так, мысли вслух, — почти извиняясь, сказал Морсби.
Убедившись, что доктор ушел, он велел стоящему в дверях констеблю:
— Не впускайте никого, не уведомив меня, даже прислугу или саму миссис Каррузерс.
Затем он позвал сержанта Эффорда и на минуту отвлек его от работы, чтобы перенести тело наверх.
Дальнейшие действия главного инспектора Морсби были довольно неожиданны. Он велел дактилоскописту подняться, привел его в общую спальню Каррузерсов (тело перенесли в гардеробную доктора) и сказал:
— Хотел бы, чтобы вы изучили все выдвижные ящики в этой комнате и все чайные чашки в поисках отпечатков умершего. Сперва снимите их, а потом посмотрите, сможете ли их найти там, где я сказал.
Оставив криминалиста работать, он вновь спустился на первый этаж.
— Я здесь ничего не смог найти, — сказал инспектор Уиллис, подняв глаза от стола. — Все в полном порядке, едва ли были какие-нибудь счета, много пациентов, не могло быть никаких проблем с деньгами.
— Хотелось бы, чтобы вернулась его жена, — пробурчал Морсби. —