Повисла неловкая тишина. Мы долго молчали, пока меня не выручил Юринури.
– Ни у кого нет вопросов к Лану? – спросил он. – Наверняка вам хочется больше узнать о людях.
Один крикк поднял лапу, и я показал на него.
– РЗ-З-ЗР-Р ГРЗ-З-З-ЗР? – прорычал он.
«Язык неизвестен», – пискнул мой электронный переводчик.
– Это неуместный вопрос, Аркцер, – осадил его учитель.
– Извините, мой переводчик не понимает крикков, – сказал я. – О чём меня спросили?
– Неважно.
– Я готов ответить на любые вопросы! – бодро заверил я учителя.
– Что ж, он спросил, какой человек на вкус.
Ну и жуть! Зубы у этого крикка были острые как бритва, и, похоже, он глотал слюнки. Сердце у меня тревожно заколотилось.
– Ой! Ничего себе. Ну, я невкусный. Совсем. Особенно ноги у меня мерзкие. Обувь, которая сейчас на мне, до меня носили человек пять, и никто её не мыл. Пахнет она кошмарно. И ноги тоже. Так что… вот. Для закуски не подхожу. Совершенно точно.
Я старался перевести всё в шутку, но запоздало вспомнил, что жури не любят юмор.
Ох, ну вот.
– У меня есть вопрос, – вмешался Юринури. – Та часть, которая не твоя и пахнет кошмарно… как, говоришь, она называется?
– Обувь?
– Да. Что такое обувь?
– А! – Я показал на свои грязные синие кроссовки. Мне их дали в обменном пункте, и они были такие древние, что у них уже отходила подошва. – Это обувь. Как бы одежда для ступней.
– И такое есть у всех людей? – поинтересовался Юринури.
– Да, почти.
Один из учеников жури поднял лапку.
– А что такое одежда?
– О… ну, то, чем мы покрываем тело, – попытался объяснить я и для наглядности потянул за свою футболку и дёрнул за штанины. – Вот, это одежда.
– Все люди её носят?
– Обычно да.
– Зачем?
– Ну, с ней теплее. И мы не хотим выставлять напоказ свои, э-э… интимные части. Да и нравится нам, как она выглядит.
– Выглядит так себе, – сказал жури.
– О… Ладно! Спасибо за отзыв!
Несколько учеников сразу подняли лапки, и я кивнул одному из них.
– Как вы производите телесные отходы?
Ох ты ж! Такого вопроса я не ожидал.
– Через, э-э, особые отверстия. Внизу. Наверное, почти так же, как ороро. И, может, крикки.
– А можно на них посмотреть? – спросил другой жури.
Я залился краской.
– Нет! Извините. Поэтому мы и носим одежду. Чтобы никто не видел все эти, ну… это… ну очень личное. А очень личное люди предпочитают скрывать. Понимаете, о чём я?
Ученики переглянулись и зашептались.
– У нас есть секреты, – сказал Юринури. – Ты об этом?
– Ну, не совсем. Это немного другое. Ну, неважно! – отмахнулся я, не забывая улыбаться.
Ещё один жури поднял лапку и показал себе на переносицу.
– А дырки в лице тоже для телесных отходов?
– Что? Нет, – поспешно ответил я и ткнул пальцем в свой нос. – Это чтобы чувствовать запахи!
– И чтобы их испускать?
– Нет, люди не испускают запахи, разве что… – Я подумал, как бы объяснить, что мы пукаем, но решил без этого обойтись. – В общем, нет, мы их не производим.
– У вас нет специальных желёз?
– Нет, мы не издаём никакого запаха. По крайней мере, намеренно.
Они снова переглянулись и зашептались.
– Пожалуйста, ведите себя прилично, – попросил их Юринури.
Кто-то снова поднял лапку.
– Тогда как другие люди понимают, что вы чувствуете, если у вас не выделяется запах?
– По выражению лица, – объяснил я и улыбнулся так широко, как только мог. – Вот так мы делаем, когда счастливы и довольны. Ну, ещё можем просто сказать о своих чувствах. Например, «мне грустно».
– Крикки и ороро делают так же, – напомнил Юринури, махнув лапкой на задний ряд. Крикки кивнули, но остальных учеников это, похоже, не успокоило. Они всё ещё переглядывались и перешёптывались.
Тут решил высказаться один из крикков.
– БЗ-ЗРЛЗР-Р?
Я вопросительно посмотрел на учителя.
– Чем вы питаетесь? – перевёл он.
– О! Мы много чего ели, когда жили на Земле, – ответил я. – Но сейчас у нас особо ничего нет. Остался только, так сказать, один тип блюд. Всё остальное закончилось. А, кстати, нам очень понравилась еда ороро!
Жури отшатнулись, словно увидели что-то гадкое. А все пять крикков тут же подняли лапки. Я кивал на них по очереди, а Юринури переводил мне вопросы.
– ГЗЗР-Р-РИ-И?
– То, чем вы питаетесь, – оно живое?
– Нет.
– ХР-РЗ-З-ЗР-Р?
– Это животные?
– Нет.
– ХРЗР МЗ-ЗРЗР?
– Вы питаетесь ороро?
– Нет!
– МР-РРЗ-ЗР Х-ХР-Р?
– А друг друга вы едите?
– Нет! Ни в коем случае! – воскликнул я.
Крикки усердно размахивали лапами, но спрашивали только об одном. Если честно, не нравился мне этот интерес к поеданию людей. Я нервно оглянулся на солдата, который стоял у двери. Хорошо бы он успел отогнать крикков, если те вдруг решат оттяпать от меня кусок.
Правда, охранник особо не следил за происходящим. Зато я заметил, что один жури в переднем ряду поднял лапку. Лучше поговорить с ним, чем с очередным крикком.
– Привет! Что ты хотел спросить?
– Зачем вы убиваете других людей?
Такого я не ожидал. Меня как под дых ударили.
– Я никого не убиваю. И никогда не убивал.
– Но все люди – убийцы, – настаивал жури.
– Неправда.
По кабинету снова разлилась кислая вонь.
– Правда, – возразил жури. – Я это видел по телевизору.
Меня затрясло.
– Нет, большинство людей очень мирные.
Я снова попытался улыбнуться, только на этот раз ничего не получилось.
– Какие же вы мирные, если разрушили свою планету? – спросил кто-то.
– Я не… это не мы! А другие, плохие, люди.
В горле встал ком. Я давно не плакал по Земле и совсем не хотел расклеиться перед своими новыми одноклассниками.
– Как вы им это позволили?
– Мы не… они просто… у них было мощное оружие, и…
Я осёкся и сделал глубокий вдох, с трудом сдерживая слёзы.
Теперь чуть ли не полкласса сидели с поднятыми руками, и ото всех тянуло кислятиной.
И не только. Я уловил и запах агрессии.
– Дети! – взвыл Юринури. – Очистите воздух! Вы же знаете, что в кабинете нельзя испускать запах!
Вонь никуда не делась, и вопросы не заканчивались.
– Вы привезли с собой взрывчатку?
– Нет! У нас нет оружия. Мы все мирные!
– Сколько людей вы убили, когда жили на Земле?
Ужасно не хотелось плакать при всём классе, но слёзы всё-таки потекли.
– Я никого не убивал! Никогда никому ничего плохого не сделал. Почти все люди мирные. И моя семья тоже мирная, – бормотал я, размазывая слёзы по лицу.
– Дети! Пожалуйста, избавьтесь от этого запаха! – ругался учитель.
Я жалобно посмотрел на него, умоляя о помощи.
– Ты выглядишь беззащитным, – сказал Юринури. – Как ты оборонялся, когда тебя пытались убить злые люди?
– Никто… они не… из нас остались только…
Мне вдруг вспомнился протест на Марсе. Как обозлённая толпа ломилась в наш жилой отсек, как они пытались выбить дверь.
Тут я совсем расклеился и заревел, громко хлюпая носом.
«Эй ты, хватит уже! – ругал я себя. – Давай соберись! Ты должен произвести хорошее впечатление!»
Без толку. Я ничего не мог с собой поделать. Даже язык не ворочался, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Наверное, тебе лучше сесть, – предложил Юринури.
Я вернулся к своему табурету, еле волоча ноги. Из носа текло, и мне пришлось утереться футболкой – больше было нечем. Юринури продолжил вести урок как ни в чём не бывало, но я услышал, как шепчутся два жури где-то слева от меня.
– Смотри, сколько жидкости у человека на лице!
– Значит, так он производит телесные отходы?
9. Развод в столовой
Когда я наконец успокоился, на меня перестали оглядываться и уже не обращали внимания до конца урока. По ощущениям он длился часа три. Я честно слушал учителя, но не понимал ни слова. Нам рассказывали о каком-то «фуме». Это явно имело отношение к математике, но мой электронный переводчик в упор не понимал, о чём речь. За весь урок Юринури повторил «фум» раз пятьдесят, и всякий раз программа слабо пищала, выдавая сообщение: «Неизвестное слово».
Наконец урок закончился, и все поспешили к выходу, наверное, на обед. Я пошёл за ними, когда меня окликнул учитель.
– Тебе понравился урок, Лан Мифун?
– Да! Спасибо, сэр!
– Всё было понятно?
– Не совсем, – признался я. – Но, наверное, со временем во всём разберусь.
– Если будут вопросы, обращайся.
– Обязательно! Спасибо, сэр!
К тому времени все уже вышли из класса. Только солдат и Хори ждали меня у двери.
– Мне жаль, что вопросы тебя расстроили, – сказал учитель. – Я постараюсь больше такого не допустить.
– Спасибо, сэр. Большое вам спасибо.
– Все сходятся во мнении, что люди жестоки, – продолжил Юринури. Я уже было сник, но он понизил голос и добавил: – Некоторые считают, что вы способны измениться.
Очевидно, он не хотел, чтобы нас услышали Хори с солдатом. Поэтому я ответил как можно тише:
– Я совсем не жестокий, сэр, и никогда таким не был. И все люди, которых я знаю, хотят жить в мире.
Главное – не вспоминать про тот протест на Марсе. А то опять глаза будут на мокром месте.
Юринури заговорил едва слышно:
– Да, у нас есть те, кто верит, что такое возможно. И что благодаря вам общество станет лучше. Думаю, тебе стоит рассказать о людях побольше. Можешь подготовить презентацию о своём виде? Тогда нам будет легче вас понять.
Я кивнул.
– Да, сэр! Могу!
– Отлично! Рад помочь. Если будут вопросы, подходи ко мне между уроками. – Тут он снова заговорил нормальным голосом. – Что ж, тебе пора получить дневное питание. Прости, что задержал тебя и твоего проводника.
– Спасибо, сэр!
Мы вышли из кабинета в полупустой коридор. Хори повёл меня в ту сторону, откуда доносилось зудение сотен маленьких жури. Солдат неспешно шагал за нами.