– Я уже всё подготовила, – сказала Ульф. – Хотите посмотреть его на видео?
– Да, пожалуйста, – ответила мама.
Ульф нажала на кнопку. На экране появилась огромная площадь в самом сердце города, окружённая привычными домами-сотами. Между ними всё было занято какой-то чёрной, влажной массой, походившей на океан нефти в бурю.
Тут я услышал шум – душераздирающие вопли, полные боли, – и невольно зажал уши ладонями. Хотя даже так они били по барабанным перепонкам и вызывали тошноту. Вся моя семья, очевидно, чувствовала то же самое.
– Ай!
– Ох!
– Пожалуйста, хватит!
Ульф поставила видео на паузу и показала пультом на экран.
– Все наги на планете, все до единого, собрались в центре города и ползали друг по другу, вопя что есть мочи.
Я сощурился. Так вот что это за чёрная масса? Громадная толпа червеподобных нагов?
– И это длилось десять дней?! – в ужасе уточнил папа. – Этот кошмарный вой?
– Длился бы, – поправил его Хунф. – На четвёртый день разъярённые жури перебили нагов, всех до единого.
Мама ахнула. Наверное, я тоже, но наши ахи потонули в тонком визге Айлы.
– Они поступили так ненамеренно, – объяснила Ульф. – Даже те жури, которые собрались в рой, вряд ли хотели убить нагов. Конечно, я их не оправдываю. Это было непростительно жестоко. Однако сложно выразить словами, как мучителен был этот фестиваль для всех, кроме самих нагов. Мы живём очень далеко от центра, но всё равно слышали их вопли. От них нам становилось физически плохо.
– Жури восприняли это особенно болезненно, – сказал Хунф. – Правительство всеми силами пыталось убедить нагов, чтобы те прекратили. Но как до них достучишься, если они уже вошли в такое состояние?
– Остановить рой негодующих правительство тоже пыталось, – добавила Ульф. – Но, как мы говорили, это народ улья. Если уж рой образовался, он живёт своей жизнью.
– Это относится и к видам с другой структурой общества. Толпа может пойти на то, чего одиночки никогда бы не сделали. Особенно если она сильно напугана или рассержена, – рассудил Хунф. – Так совершаются глупые и жестокие поступки, которые нередко приводят к трагедии. Случай с нагами – яркий тому пример. Можно сказать, это было массовое помутнение рассудка. После кровавой расправы жури пришли в себя и в ужасе осознали, что натворили. Правительство пригласило на свою планету целый вид, считая, что поступает благородно… и вот ему пришлось наблюдать, как собственный народ вырезает мирных гостей в порыве ярости. Всего через пару дней к власти пришли традиционалисты.
Ульф покачала головой.
– Тогда это казалось логичным. Раз уж политика привела к такому кровавому побоищу – неважно, преднамеренному или нет, – вполне разумно её пересмотреть. Но потом они придумали эту чушь с подавлением эмоций.
– Рой жури собирается под влиянием запаха агрессии, – объяснил Хунф. – Правительство хотело пресечь подобные «собрания», но почему-то решило, что будет проще объявить все запахи вне закона. Они полагают, что могут полностью подавить эмоции общества и таким образом добиться безупречного мира и согласия.
– Конечно, подход неправильный и обречён на провал, – сказала Ульф. – Сами по себе жури не слишком чувствительны, но всё-таки не лишены эмоций. Мы же все что-нибудь да чувствуем, правда? Только, подозреваю, они ещё нескоро одумаются. Правительство искренне верит, что делает это во благо планеты. Несчастные дураки!
– И что это значит для людей? – спросила мама.
– Боюсь, ничего хорошего, – ответила Ульф. – Вас пригласило прогрессивное правительство, а сейчас у власти традиционалисты. Главная заслуга вашего общества – искусство, а их это пугает больше всего на свете. Они переживают, что вы повторите судьбу нагов, поэтому хотят вас прогнать.
– Их останавливают только данное когда-то обещание и мысль о том, что они позволят вымереть ещё одному виду. Поэтому в новостях и преувеличивают вашу «жестокость»: чтобы перенести всю вину на вас.
– Так вот почему они крутят фильмы о наших войнах, – догадался папа.
– Разумеется. Если «все сойдутся во мнении», что вы угрожаете миру на Чуме, общество потребует вас прогнать. Тогда правительство со спокойной душой выселит вас с планеты. И никто не будет считать, что обещание нарушено.
С минуту мы сидели молча, переваривая услышанное.
– И что же нам делать? Кроме того, чтобы ждать, пока идеология сменится? – спросила мама.
Хунф покачал головой.
– Боюсь, тут ничего не поделаешь. Конечно, в правительстве всегда возникают разногласия, но пока их недостаточно, чтобы у власти оказались прогрессивные жури. Обычно подход меняется где-то раз в сто лет, а нынешнему режиму пока меньше двадцати. Вы не сможете терпеть восемьдесят лет. В вашей ситуации и восемьдесят дней будут чудом. Мне жаль это говорить, но правда жестока. Вам недолго осталось.
Ульф похлопала маму по ноге своей огромной ладонью.
– Правда, нам очень жаль. Кажется, вы хороший народ. Просто время выпало такое.
– Но всё равно удачи, – добавил Хунф. – Вы ещё не рассматривали другие планеты?
После этого беседа уже не клеилась. Мы были просто раздавлены – тут не до разговоров. Вскоре в дверь постучали солдаты, которые наконец нас нагнали, и мы решили полететь домой на их капсуле. На прощание Ульф и Хунф дали нам запас еды ороро на несколько дней.
– Если понадобится ещё, просите Марф, – сказала Ульф. – И не позволяйте ей требовать с вас плату!
Мы поблагодарили их за щедрость, но я невольно подумал: «Вдруг нам дали не слишком много еды, потому что надолго мы тут не задержимся?»
После того как все устроились в капсуле, грузной и медленной по сравнению с великолепным судном Марф, Айла выключила свой переводчик, чтобы охранники ничего не поняли.
– Мы сейчас улетим или будем ждать, пока нас убьют? – надрывно спросила она.
Мама тоже выключила свою программу.
– Никто никого не убьёт.
– Ты правда в это веришь? После того как на нас сразу напали, стоило только приземлиться? Кто знает, сколько мы тут протянем? Закончим как те несчастные черви!
Я присоединился к их тайному разговору.
– Там было другое. От воплей нагов всем становилось плохо. А мы никому не навредим.
Айла хмыкнула и покачала головой.
– Лан прав, – вступилась за меня мама. – И мы многое можем предложить. Бывшие лидеры жури особенно интересовались нашим искусством. Уверена, многим на этой планете до сих пор интересна человеческая культура. Беда в том, что нынешнее правительство не хочет поощрять такой интерес.
– Марф сказала, здесь запрещено смотреть и распространять видео, которые вызывают эмоции, – припомнил я. – Например, если мы продадим кому-нибудь эпизод «Птах», мы нарушим закон. Потому что этот сериал создан, чтобы смешить зрителя.
– Вот тебе и первая загвоздка, – пробурчала Айла.
– Ну, это всего лишь видео, – вмешался папа. – Просто вызывать эмоции не преступление, верно? Незаконно только продавать видео, которые могут их вызвать?
Я пожал плечами.
– Ну… наверное.
– Должна же быть лазейка, – рассудила мама.
– Я вот уверен, что жури нравится смеяться, – сказал я. – Хоть они и считают, что это «невежливо».
Мама повернулась ко мне.
– Да? Почему ты так думаешь?
– Сегодня я рассмешил одноклассников, когда нечаянно споткнулся и упал. От них пошёл такой приятный, очень сладкий запах, как от пончиков.
– ЙИ-И-ИХИ-И-И-И-И-И-И! – взвыл один из солдат, взлетая с сиденья.
– Он недоволен, что мы выключили переводчик, – догадался папа.
Охранник приподнял оружие, подкрепляя свои слова.
– Может, попробуешь снова их рассмешить? – предложила мама, перед тем как включить программу. – Только не с помощью видео.
16. Сладкий запах комедии
На следующее утро сестра отказалась вставать с кровати. Маме с папой не удалось её поднять, и на переговоры отправили меня.
Айла лежала на боку. Она сжалась в комочек и сцепила руки перед собой, словно молясь. Матрас ходил лёгкой зыбью, делая ей успокаивающий массаж.
– Брось киснуть, – сказал я. – Пойдём в школу. Айру вчера очень расстроился, что ты не пришла. Он обидится, если ты опять не явишься.
Она открыла глаза, но с места не сдвинулась.
– Они бы меня убили.
– Что?!
– Если бы я запела, когда мы приземлились. Как мама с папой просили. Жури сразу меня убили бы. Как нагов.
– Глупости! Наги не пели, а вопили. Их крики всем резали по ушам. А у тебя красивый голос, и жури точно понравилось бы, как ты поёшь. Думаю, они бы и сейчас с удовольствием тебя послушали.
– Нет.
– А вот и да! Я не говорил, что Марф с Эцгером посмотрели твои выступления на планшете? И просто обалдели!
Конечно, это была только отчасти правда, но я надеялся, что Марф меня поддержала бы.
Айла приподняла голову.
– Когда они их смотрели?
– Вчера, когда Марф стянула твой планшет.
На секунду мне показалось, что сейчас она встанет, но Айла снова опустила голову на матрас.
– Ну и какая разница? Они ведь не жури.
После этого её было уже ничем не пронять, и в итоге я опять полетел в школу один.
В капсуле один охранник аж подпрыгнул, явно довольный тем, что я опять пришёл без Айлы. А вот второй повесил голову.
– Получается, у вас сегодня выходной, сэр? – спросил я у первого.
Он ничего не ответил, а от второго пошёл лёгкий запашок бензина. Значит, я угадал.
На полпути к школе мне пришло сообщение от Найи:
Ты хороший пёсик?
Я быстро напечатал ответ:
ОЧЕНЬ хороший! Лижу всем лицо.
Видимо, корабль пролетал совсем рядом по орбите, потому что сообщения доходили буквально за секунды. Нам удалось поболтать практически в реальном времени:
Фу-у-у, гадость какая! И как фасеточные глаза на вкус?