В гостиной уже стояли Айла и наши родители. На них кричали другие солдаты, около дюжины, все с оружием наготове. Я сразу понял, какой из них главный, – все заткнулись, как только он начал зудеть.
Мама пыталась с ними договориться, а папа прижимал к себе Айлу, стараясь её успокоить. Я стоял смирно, надеясь, что меня не ударят током.
Начальник приставил к каждому из нас по охраннику, а остальных отправил обыскивать комнаты. Пока они гремели ящиками, командир упорно орал на маму.
– Простите, я вас не понимаю, – объясняла она, качая головой. – Прошу, разрешите мне взять планшет. Пожалуйста.
Наконец жури понял, что без переводчика ничего от неё не добьётся. Перевод звучал у неё в наушнике, поэтому мы слышали только половину разговора. Мама говорила всё с той же приветливой «видите-какие-мы-мирные-и-спокойные» интонацией, даже когда ей угрожали электрическими двузубцами.
– Скажите, как мы можем посодействовать? Мы искренне хотим помочь… Да. Мы не знали, что это незаконно… Разумеется, мы сделаем всё, как вы скажете.
Она повернулась к Айле, которая только перестала плакать, и сказала:
– Солнышко, они требуют отдать им гитару.
Айла взвыла, и начальник охраны грозно на неё прикрикнул.
– У нас нет выбора, – объяснила мама. – Они видели ту запись, которую вчера сделала Марф, и знают про гитару.
Пока Айла ревела на диване, папа ушёл в её комнату и показал солдатам тайник. Гитару вынесли и положили в капсулу, припаркованную у дома.
После этого всё немного улеглось, но нам по-прежнему было очень страшно. Солдаты побросали все наши планшеты на обеденный стол и усердно в них тыкали, хотя явно не разбирались в человеческом интерфейсе. Их лидер тем временем допрашивал маму.
– Мы не знали, что это запрещено. Простите, пожалуйста. Нам правда очень жаль. Мы не знали… Это школьная подруга моего младшего. Она взяла планшет без разрешения. Мы даже не подозревали, что она скачала видео. Они дали нам еду и лекарства. Нет, мы бы не стали нарушать закон, но никто нам не сказал, что это неправильно… на нашей планете музыка не под запретом… Нет, мы не выносили её из дома…
У меня создалось впечатление, что допрос идёт неплохо, но, видимо, я ошибся. Два охранника вышли из дома и скоро вернулись с четырьмя парами наручников вроде тех, что я видел на папе по телевизору. Всю нашу технику забрали, а нас заковали и повели наружу, где стояли три капсулы.
Всё это время за ограждением витали протестующие. Сейчас мы их не понимали, но они, наверное, скандировали всё то же самое. Я с ужасом отметил, что рой собрался огромный. Пожалуй, в несколько тысяч особей. Он буквально окружал наш квартал, и в воздухе сильно пахло бензином. Протестующие так разошлись, что то и дело задевали электрический купол – их било током.
Мы были уже на полпути к транспорту, который должен был отвезти нас неизвестно куда, когда толпа за ограждением рассеялась, пропуская другую капсулу. Она пронеслась через ограждение с громким хлопком и приземлилась в паре футов от нас. От двигателя буквально исходил жар – очевидно, капсула очень сюда спешила.
Из неё высыпал целый отряд жури и помчался к нам, выставив перед собой оружие.
Я зажмурился и стал молиться, чтобы этот удар током был не слишком болезненным.
Как оказалось, бежали они не на нас. А на тех жури, которые прилетели первыми. Два отряда столкнулись, где-то по дюжине солдат в каждом, и принялись кричать друг на друга, грозно хлопая крыльями. Купол вспыхнул синим. Толпа тоже вопила не переставая, но теперь к запаху агрессии примешивалась кислая вонь страха.
Меня тоже пугала эта странная ситуация. Я сильно растерялся, особенно когда узнал лидера новоприбывшего отряда – Лини.
– Что происходит? – спросил я папу через шум толпы.
– Не знаю! – ответил он.
Мама стояла слишком далеко, и я боялся, что получу разряд тока, если хоть на шаг сдвинусь с места. Поэтому просто смотрел на это соревнование «кто кого перекричит», чувствуя себя совершенно беспомощным в наручниках размером с тостер. Всё это продолжалось довольно долго, пока жури не сообразили, что ругаться в доме, где их не отвлекают протестующие, будет намного удобнее.
Нас завели внутрь, и там спор между Лини и начальником первого отряда продолжился.
Пока они ругались, а их подчинённые тревожно стрекотали крыльями, недовольные таким ярким проявлением несогласия, мама объяснила нам, что происходит: у неё-то остался переводчик.
– Нас пытались увезти жури из исполнительного отдела. Те, которые отвечают за охрану нашего дома и сопровождают нас повсюду. А новые солдаты, прилетевшие с Лини, – из отдела иммиграции. Лини говорит, они не имеют права нас арестовывать и, пока мы здесь, за нас отвечает исключительно его отдел.
Наконец нашей стороне удалось одержать победу. Наручники сняли, а планшеты вернули – правда, запасные всё-таки не отдали, как и гитару Айлы. После того как солдаты из исполнительного отдела улетели, я вставил наушник и спросил Лини:
– Что это было?
– Ороро из твоей школы продавала незаконные видео с Земли. Те, на которых Айла издаёт звуки, используя некий прибор. Они вызвали сильный эмоциональный отклик.
Мы сделали вид, будто для нас это большая неожиданность, хотя уже и сами обо всём догадались.
– Это плохо? – спросил папа.
Лини задумчиво на него посмотрел.
– Все сходятся во мнении, что эмоции вредны. Однако некоторые считают, что это относится не ко всем эмоциям. Некоторые даже думают…
Тут он осёкся, прямо как директор накануне, когда я задал ему похожий вопрос.
– Что они думают? – уточнила мама.
Лини робко потёр крылья.
– Что существуют позитивные эмоции и следует их приветствовать, а не порицать.
– А музыка вызывает позитивные эмоции?
– Некоторые считают, что да.
– А смех? – вмешался я, и Лини повернулся ко мне.
– Некоторые считают, что и смех тоже.
Тут он снова пошевелил крыльями и добавил:
– Все согласны, что исполнительный отдел не разделяет это мнение. Для них музыка – угроза миру на планете. Сейчас их тайный отряд разыскивает юную ороро, чтобы пресечь дальнейшее распространение видео. Сегодня они пришли к вам за уликами и собирались немедленно отвезти вас на космодром, чтобы отправить обратно на человеческий корабль.
– А это возможно?
– Все сходятся во мнении, что они не имеют на это права, но если глава исполнительного отдела выдаст им разрешение, мы уже не сможем их остановить. Полагаю, это разрешение они скоро получат.
– А как же собрание, которое назначили на сегодня?
– Вероятно, его отменят, потому что смысла в нём больше нет. Скорее всего, глава исполнительного отдела прикажет выселить людей с Чума. Тогда вас немедленно посадят в шаттл и отправят на человеческий корабль.
Мама встала прямо перед ним и посмотрела ему в глаза.
– Лини, если нас прогонят с этой планеты, весь наш народ погибнет.
– Понимаю. Некоторые не хотят, чтобы всё так закончилось.
– И что они предлагают?
Лини застрекотал крыльями.
– Всё непросто. Все должны согласиться, что вам лучше остаться, а этого пока не произошло.
– Как вы думаете, если показать обычным жури те видео, которые вызывают позитивные эмоции, это побудит их встать на нашу сторону? – спросила мама.
– Некоторые считают, что да, – ответил Лини. – Как раз поэтому исполнительный отдел и пытается помешать юной ороро.
– А как мы можем помочь ей распространить эти записи?
Лини отшатнулся, и комнату наполнил кислый запах страха.
– Я старший чиновник в Союзном правительстве и не могу поддерживать незаконные действия. И если бы узнал о подобных видео, немедленно попытался бы их удалить.
Какое-то время мы все молчали. Вдруг меня посетила гениальная идея.
– А что, если это образовательное видео?
Лини повернулся ко мне.
– Все сходятся во мнении, что это приемлемо, но всему образовательному место в школе.
Я выглянул в окно. Небо уже окрасилось в сине-зелёные тона рассвета.
– Мне можно сегодня пойти в школу?
– За сопровождение человеческих отпрысков на учёбу отвечает исполнительный отдел, и я сомневаюсь, что они согласятся на твою просьбу. Боюсь, они заберут вас всех на космодром сразу, как только вернутся с разрешением начальника.
Я печально ссутулился, а мама тяжело вздохнула. Лини опустил голову и медленно потёр крылья, словно мучительно что-то обдумывая. Наконец он произнёс:
– Но если ты хочешь полететь сегодня в школу, я могу тебя сопроводить.
21. Головы вверх!
Не знаю, какой лазейкой в законе воспользовался Лини, чтобы отвезти нас в школу, но на маму с папой она не распространялась. Родители обняли нас на прощание, и Айла сказала:
– Наверное, мне всё-таки лучше остаться с вами.
– Нет, – возразила мама, – иди с Ланом. Держитесь друг друга, ладно? Пишите, если появятся новости. И мы тоже вам напишем, если что.
– А что вы будете делать? – спросил я.
– Пока посидим дома, подумаем, можем ли чем-то помочь. Ну, бегите, пока пускают! – поторопила нас мама и ещё раз крепко обняла.
– Без нас не улетайте, – пошутил я, но родители не рассмеялись, а папа произнёс очень серьёзно:
– Сделайте всё возможное, чтобы остаться на Чуме. За нас не волнуйтесь.
– Ведите себя мирно и спокойно, но не сдавайтесь без боя, – посоветовала мама. – Речь ведь не только о нас. Мы решаем судьбу всего человечества.
На улице всё ещё дежурили солдаты из исполнительного отдела, но тех, что из отдела иммиграции, было в два раза больше. Они проводили нас до капсулы Лини под возмущённые крики «исполнительных» охранников и вопли протестующих.
Двое подчинённых Лини зашли в кабину вместе с нами, и всего через пару секунд мы взлетели. Демонстранты бросились врассыпную, пропуская воздушное судно, но некоторые попытались рвануть за нами. К счастью, шансов у них было столько же, как у меня, если бы я пытался догнать автомобиль на шоссе. Они быстро пропали из виду.