– Но они посмели, – возразила Айла. – На космодроме на нас напал целый рой.
– Не рой, а собрание негодующих! – возмутился Хори.
Они с Айру потёрли крыльями. Я уже понял, что такой жест у жури означает «этот разговор нам неприятен».
– А в чём разница?
– Рой был бы намного страшнее, – ответил Айру. – И всем стыдно за то, что случилось на космодроме. Честное слово, в нашей школе такого не будет.
– Если вы мирные, никто вас не тронет, – добавил Хори. – В «Айсийи» все три вида учатся вместе и никто не ссорится.
– А что случилось с четвёртым? – спросил я.
– Их всего три, – сказал Айру. – Жури, крикки и ороро.
– Когда нас пригласили на Чум, тут был ещё один народ, – возразил я. – Они называли себя «наги».
Айру и Хори переглянулись.
– Никогда о них не слышал, – признался Айру.
– Их не существует, – сказал Хори.
– Раньше существовали, – упорствовал я. – Вы же слышали, как взрослые о них говорили? Буквально только что. Когда нам отправили видео с официальным приглашением, там был один наг. Такой большой, скользкий с виду, а вместо головы – дырка.
Я попытался как можно достовернее изобразить ползущего по земле нага.
– Они двигались вот так и кричали «СКРИ-И-И-И-И»!
Хори отшатнулся, как будто в ужасе. Запах кислого молока, начавший было слабеть, снова ударил мне в нос.
Зато Айру не испугался, и у него мой номер вызывал другую эмоцию, с которой я пока не сталкивался. Не бензиновую злобу и не кислый страх, а какой-то даже приятный запах – сладкий, почти домашний, как свежеиспечённый пончик.
Хори покачал головой.
– Ты ошибаешься. Если бы на Чуме жил ещё один народ, мы бы о нём знали.
– Какое интересное движение! Можешь его повторить? – попросил Айру.
Я не успел им ответить: входная дверь распахнулась и папа крикнул:
– Дети, мы садимся обедать!
Я старался не смотреть, как зелёный крикк прижимает лапой к тарелке несчастное растение йиро, чтобы оно не уползло дальше по столу. Передо мной лежали десять аппетитных кубиков разного цвета. Мне не терпелось их попробовать, но надо было дождаться, пока пожилой чиновник завершит свою длинную речь о важном значении иммиграции на Чуме. Камеры-дроны снимали его сразу с трёх ракурсов.
– Тысячу двенадцать лет назад крикки приняли на своей планете жури. Затем, сто девяносто шесть лет назад, оба народа пригласили ороро. Сейчас наше Союзное правительство готово приютить на Чуме всех, кто в этом нуждается. Мы только просим иммигрантов вести себя мирно и дружелюбно и не сеять раздор на нашей планете. Сегодня мы принимаем у себя гостей, человеческую репродуктивную ячейку Мифун – Персо, чтобы решить, готовы ли мы к переселению людей на Чум.
Потом наступила мамина очередь. Она поднялась, повернувшись к старшему чиновнику, и камеры тут же нацелились на неё.
– Мы от всего сердца благодарим вас за доброту и гостеприимство. После самой тёмной страницы в истории человечества планета Чум стала единственным маяком для нашего народа. Мы летели на его свет через всю галактику. У нас только одно желание – жить в мирном обществе и вносить в него свой вклад.
Мы с Айлой сидели на одном широком стуле, и я почувствовал, как она нервно поёрзала и тихонько прокашлялась. Сестра обещала спеть для жури, и вот её час настал.
– Мы хотим показать, сколько всего способны предложить вашей планете, и сейчас моя дочь Айла исполнит для вас песню. Музыка – один из людских видов искусства, и…
– ЙИ-И-И-И-ИХИ-И-И-И! – закричал старый чиновник, отчаянно хлопая крыльями, и даже приподнялся на несколько дюймов над сиденьем.
«Отключите камеры», – перевела программа у нас в наушниках.
Жури-рабочие подлетели к контрольной панели и нажали на кнопку. Все три дрона мгновенно рухнули на пол.
– Простите, – поспешно извинилась мама. – Я что-то не так сказала?
Чиновник сложил крылья и опустился на стул, но голос у него всё ещё звучал грубо, и по столу расползался запах бензина.
– Вы намерены навязать нам искусство?! Мы не желаем иметь с ним ничего общего! Ни с вашим, ни с другим, вообще ни с каким! Единственное его назначение – воздействовать на эмоции, а они – яд для цивилизованного общества. Для нас подобное варварство уже в прошлом.
Маму так поразили его слова, что она даже перестала улыбаться. И голос у неё звучал уже не так бодро и весело.
– При всём уважении во многих эмоциях и видах искусства нет ничего плохого. Порой они выражают всё хорошее, что есть в народе…
– Чушь! – рявкнул старый жури.
Мама с трудом налепила на лицо улыбку.
– Те, кто пригласили нас на Чум, были очень заинтересованы в нашем искусстве. Они…
Чиновник снова её перебил.
– Те жури были дураками, и они больше не у власти. А теперь и сами признают, что эмоции приводят к разрухе. За последние несколько лет нам удалось полностью избавиться от ненужных чувств.
От него так и тянуло бензином, и я не понимал, как можно так нагло врать. Если ни у кого на Чуме нет эмоций, откуда этот запах агрессии?
Мама поймала его на лжи. Она не переставала улыбаться, но заговорила твёрже.
– Как вы можете это утверждать, если на космодроме жури напали на нас в порыве ярости?
– Это была ваша эмоция! Вызванная вами, людьми!
Его голос звенел всё громче, и Айла стиснула мою руку под столом. Я покосился на неё. Она выглядела испуганной, и мне тоже было не по себе.
– Позвольте, – ответила мама уже тише и мягче, – мы никак к этому не причастны. Всё, что мы сделали, – это сошли с корабля.
– Само ваше присутствие вызывает эмоции! А теперь вы просите, чтобы мы пустили вас в офисы и школы?! Ради чего? Чтобы посеять и там этот ненужный хаос?
Теперь бензином пахло не только от него, и к этому ещё примешалась вонь кислого молока. Я смотрел на наших гостей и уже готовился к тому, что нас заплюют ядом.
– Ваше правительство согласилось нас принять, – вежливо напомнила мама. – Мы пересекли галактику, чтобы учиться и работать бок о бок с вашими народами. Очевидно, ваши злоба и страх вызваны недопонимаем. Нас всего четверо. Мы не вооружены. Никакой опасности от нас не исходит. Не сомневаюсь, что жители Чума сами в этом убедятся, если смогут узнать нас поближе.
Какое-то время чиновник смотрел на маму своими старческими фасеточными глазами, а затем повернулся к Хори и Айру.
– Что скажете, дети? Вы примете таких одноклассников?
Они ответили одновременно.
– Думаю, не стоит… – начал было Хори, но восклицание Айру заглушило его слова.
– С радостью! Это же так полезно и познавательно – общаться с другими видами! К тому же люди очень слабые и даже летать не умеют. Нам нет смысла их бояться. Правда, Хори?
– Да, конечно, – проскрипел Хори, признавая поражение.
Чиновник повернулся к крикку. Тот устал ждать окончания спора и уже надкусил свой огурец, ёрзавший на тарелке. Он полностью сосредоточился на еде и явно нас не слушал.
– Скажите, что думает ваш народ: благоразумно ли пускать к нам людей?
Крикк поднял взгляд. Из пасти у него торчало зелёное щупальце и отчаянно извивалось. Он поспешно его проглотил и прорычал:
– ГЗ-ЗР-Р-РЗ-ЗК-КГЗ-ЗРК.
Это нам никто не перевёл, но старый чиновник отпрянул назад, словно его сильно разочаровали слова крикка. Лини и Гиор нервно потёрли крылья.
– Люди не принесут нам никакой пользы, – взвыл недовольный старик. – Крикки сильные, ороро умные, жури высокоцивилизованные, а у вас ничего этого нет! Даже если мы пойдём вам навстречу, то лишь потратим время зря!
– Прошу прощения, но вы не узнаете наверняка, пока не попробуете, – возразила мама. – Пожалуйста, дайте нам шанс! Всего один шанс – большего нам не нужно. И ведь он был нам обещан, когда мы отправились в путь. Если ваше правительство дорожит своими обещаниями, справедливо ли их нарушать?
Старый жури взял стакан с серой жидкостью, сунул в него длинный хоботок и втянул всё залпом, громко хлюпнув под конец. Донышко пустого стакана звякнуло о стол, но, несмотря на этот резкий жест, запах бензина начал убывать.
– Что ж, хорошо. Союзное правительство уважает свои обещания, даже безответственные. Для вас подыщут рабочие места, а детей примут в школу. Мне вполне очевидно, что эксперимент провалится. И после этого вы навсегда покинете нашу планету.
Он поднялся и, не дожидаясь ответа, выпорхнул на улицу.
Другие гости последовали за ним. Ороро поспешно смёл всё со своей тарелки, быстро проглотил и лишь затем побрёл за остальными, забавно покачиваясь на ходу. Минуту спустя, кроме нас, в доме остался только Лини.
– Поздравляю, – сказал он. – Утром я отправлю капсулы за вами и за детьми, чтобы вас отвезли в школу и на работу.
Пока я гадал, нельзя ли изменить его голос в программе-переводчике на мужской, папа выступил вперёд.
– Можно задать вопрос?
– Конечно. Мне поручили отвечать на ваши вопросы.
– Что крикк сказал главе исполнительного отдела?
Лини потёр крылья.
– Что с виду вы слабые и беззащитные. Если что-то пойдёт не так, ваши коллеги-крикки всегда могут откусить вам голову.
Папа нервно хохотнул.
– Это же шутка?
– Нет. Шутки в нашем обществе неприемлемы. Они вызывают эмоции.
У меня душа ушла в пятки. Для планеты, гордившейся своим миролюбием, на Чуме было уж слишком много жестокости.
И сейчас она вся была направлена на нас.
8. Кто хочет перекусить новеньким?
– Не хочу идти, – сказала мне Айла. Мы сидели за столом и доедали цветные кубики, которые остались от вчерашнего обеда.
– Придётся. Всё будет отлично! Кстати, фиолетовый доедать будешь?
Этот вкус нам особенно понравился.
– Да, не трогай! – ответила моя сестра и оглянулась проверить, не слышат ли нас родители. Мама была в ванной, папа в спальне, но Айла всё равно понизила голос на всякий случай.
– Ничего не выйдет. Они нам не рады.