Нина смутилась.
Она позвонила Надежде Сергеевне, глухо сообщила о Борькиной смерти и объяснила, куда и когда ехать.
— Если не сможете в морг, приезжайте домой к Акселевичам. Они живут возле станции метро «Битцевский парк».
— А разве есть такая станция? — удивилась любимая учительница. — Ты ничего не путаешь?
Незаметный дядечка под названием «муж» много лет возил ее по Москве на машине.
— Не путаю, — сказала Нина. — Это, конечно, на огородах, но мы будем вас ждать.
Конечно, Надежда не приехала.
— А ты надеялась, ждала? — продолжала ехидничать Марьяшка. — Просто удивительно, до чего ты наивна и идеалистична! А ведь твой Надёныш… Ты про нее мало что знаешь! Она сволочь! — И Марианна в бешенстве швырнула трубку.
«И что только находил Борька в этой Дородновой?» — устало подумала Нина.
Глава 16
О Боге Нина задумалась после того случая на уроке, когда спросила о стихотворении Лермонтова.
— Поэт попросил сам Господа о смерти, — разъяснил ей после уроков Борька. — За год до гибели. И Он все устроил. С такими просьбами обращаться к Небесам нельзя — опасно.
После смерти Женьки Нину вдруг что-то толкнуло: она взяла с собой Маргаритку — для смелости — и пошла в храм у Никитских ворот. Выбрала тот, где венчался любимый поэт Надежды — Пушкин.
Служба уже закончилась, в большом холодном храме было пусто. Стояли потушенные свечи, слабо горели лампадки, пахло чем-то необыкновенным… Девушки вошли, огляделись и растерялись. Они не знали, что делать дальше. Шаги разносились отчаянным эхом. И тотчас подошла старушка, видимо служительница церкви. Нина обрадовалась — сейчас им помогут и расскажут, как себя вести.
— Православные? — строго спросила старушка.
Маргаритка пугливо заморгала, не зная, что отвечать, и в растерянности уставилась на Нину.
— Да, — сказала та.
— Значит, крещеные? — еще строже спросила старушка.
— Да, — торопливо повторила Нина. Ритка глядела на нее в замешательстве.
— Меня бабушка крестила, — объяснила Нина. — Тайком от родителей…
Юлия Ивановна действительно сделала это, но на том все православное образование Нины и закончилось. Бабушка сама не знала, что делать дальше, и в церковь никогда не ходила.
— Крест носишь? — сурово допрашивала старушка.
— Не-ет… — растерянно протянула Нина.
— У-у, нехристи! — злобно сказала старушка и сильно, болезненно наклонила голову Нины. — А туда же, в храм Божий! Голову-то здесь не задирай! Преклони пред Господом-то главу! И крест найди свой, при крещении даденный. Или купи.
Маргаритка испуганно схватила Нину за руку и потащила к выходу.
— Пойдем, — шептала она. — Я не хочу здесь… Здесь плохо. Пойдем…
Расстроенная Нина шла не сопротивляясь. Вечером она позвонила Борьке и все рассказала.
— Сие часто бывает, — спокойно сказал он. — Эти бабки почти во всех церквях специально расставлены, чтобы людей от Господа отводить и к Нему не пускать.
— Кем расставлены? — удивилась Нина.
— Ха! Неотесанная! Вечным Его противником — сатаной. Но ему поддаваться нельзя. Идешь себе в храм — и иди! Ты не к бабкам этим пришла, а к Господу. «На души без верных догадок дьявол как раз особенно падок». Пер Гюнт. Сходи в Сретенский монастырь. Там какая-то аура особая. И цветов весной и летом полно… Игде ишшо такое найдешь? Только нищих у ворот не балуй, а то оставишь им там все свои последние деньги, я тебя знаю.
Нина пошла уже одна и, постояв в уголке, немного научилась, что и как надо делать. Чуточку осмелев, она подошла к женщине, продающей свечи, достала кошелек и замешкалась, думая, сколько свечей купить. Надо бы подешевле, за два рубля…
— Давайте скорее! — вдруг грубо закричала женщина. — Меня люди ждут!
Нина вновь растерялась. Хотела объяснить этой женщине, что и она, Нина, тоже человек, раз уж та не понимала простейшей истины, но решила не заводить свару в Божьем храме, повернулась и вышла. И опять вечером позвонила Борьке.
— Неотесанная! — проворчал он. — Человек, который никогда ничего не знает… Ладно, в следующий раз пойдем вместе. Я тебя научу, как не замечать таких вещей. Запомни одно: ты к Господу пришла! И все остальное тебя волновать и заботить не должно! «Сладко мне сознавать, что Господень взор персонально за мной наблюдать стремится». Пер Гюнт. Читал я тут днями Флобера. «Мадам Бовари». Он со свойственной ему насмешливостью пишет там про атеиста-фармацевта: сутана у него ассоциировалась с саваном, а савана он боялся, потому и не переносил сутану. Но ведь на самом деле… Помню себя в раннем детстве. Я не любил тогда церковь и ее боялся. И не только потому, что воспитывался в духе атеизма. Ишшо вот почему: крест у меня ассоциировался с кладбищем. А на церкви — тоже крест. Вот в чем было дело — это я очень хорошо помню.
Борька вошел в храм, как в себе домой.
— Матушка! — обратился он к продавщице свечей. — С праздником!
И та благодушно кивнула ему в ответ. Борис хитро покосился на Нину. Он обожал изумлять.
— А какой сегодня праздник? — недоуменно прошептала Нина Борьке.
— Воскресенье, неотесанная! — хмыкнул он и стал покупать свечи. — Пойдем…
— Откуда ты все знаешь?
— Все знает только Господь Бог. А Он отправляет людей на землю глупыми детьми, чтобы мы сделались умными стариками, потому — надо учиться. Вопрос можно? Исповедаться не хочешь? — И вновь хитро глянул на Нину.
— Нет, — испугалась она. — Как-нибудь потом, в другой раз…
Борис многое объяснил Нине. И потом она стала ходить в церковь уже одна…
Только очень долго не могла отважиться на исповедь. Почти год. Но наконец созрела, хотя перед тем воскресным утром почти не спала всю ночь. И вновь ее шаги звучали тревожно и растерянно… И все вокруг опять казалось чужим и незнакомым…
Но молодой русоголовый батюшка в очках оказался таким деликатным, таким добрым, таким располагающим к себе, что почти все Нинины страхи тотчас рассеялись, расплылись и исчезли. Батюшка так искренне сострадал Нине, так сопереживал, так горько вздыхал о ее грехах, совершенных вольно и невольно, ведением и неведением, что не раскаяться и не поверить ему было невозможно.
— Вот теперь ваш счетчик обнулен, — спокойно сказал он Нине. — И надо стараться, чтобы он так и держался на нуле.
И с того дня Нина стала ходить лишь к этому батюшке. И уже ничего не боялась.
Когда у Бориса начался настоящий роман с Марианной, этот новый изгиб, Нина не заметила. Она еще училась, сидела с бабушкой, подрабатывала в клинике медсестрой… Да и отслеживать, высматривать, вынюхивать увлечения Акселевича, которые постоянно перепутывались, завязывались и развязывались, повторялись и возвращались…
Как-то поздно вечером позвонил Борис.
— Шурупыч, тебя вечно нет дома. Не поймаешь…
— Заведи мобильник, — мрачно посоветовала Нина.
Борис выразительно хмыкнул:
— Мобильник, ха! Что я тебе, браток, что ли, или новый русский?
В те годы сотовый действительно стойко ассоциировался у большинства именно с этими категориями. Борис купил его совсем недавно, когда мобильники появились даже у бабок и перестали быть знаком причастности к особой касте.
— Вопрос можно? Почему именно женщины бывают стервами и ведут себя соответствующим образом?
— Тебе виднее, — сухо отказалась от дискуссии Нина.
Она очень устала после работы, и Акселевич с его непрерывными интрижками начинал понемногу раздражать.
— Мне? Вот тебе и вот… Хотя… Когда женщина начинает подтрунивать и язвить, не дашь ведь ей в морду и не пошлешь матом. Это уж совсем недостойно мужчины. Да, отгадка кроется тут… Посему женщины смело себе позволяют с нами то, чего не стали бы так свободно делать мужики. Женщина знает о своем особом положении в отношениях с мужчинами — и этим пользуется, становясь стервой.
— Опять нарвался, бедный? — безразлично спросила Нина. — Тогда начни все сначала. Ты это обожаешь.
— Об что речь… Где начало того конца, которым оканчивается начало? — пробурчал Борис.
— Пессимистом заделался?
— Просто все козлы, а я — не пессимист, — хмуро пробубнил Борька.
— Козлы? Да что это сегодня с тобой? — удивилась Нина. — По-моему, тебе все-таки стоит жениться. Зря ты разошелся с Маргариткой. Она тебе очень подходила по всем параметрам.
— Ишь ты подишь ты… Откель у тебя нынче такие мыслишки? Фолкнер давно заметил: на что ни пожалуешься, мужчина сразу посоветует сходить к зубному, а женщина порекомендует жениться. Причем у них самих все всегда из рук валится, но они тотчас с удовольствием станут поучать, как надо жить и себя вести. Какой-нибудь профессоришка из университета — приличного костюма в шкафу нет, но примется учить, как за год сделаться миллионером, а баба, не сумевшая подцепить ни единого мужика, будет охотно читать лекции по семейным вопросам.
— Камешек в мой огород? — холодно справилась Нина.
— Пардон… — буркнул Борис. — Не хотел… Хотя в принципе тебя обидеть нельзя — ты плохого словно не видишь, не замечаешь, злому не веришь. Игде ты такая воспиталась? Но только вот что, Шурупыч: на земле хорошим всегда хуже, чем плохим. И наши добрые качества нередко больше вредят нам в жизни, чем дурные. А дураки часто не на своем месте находятся, а намного выше, чем им положено по разуму. Посему нельзя сказать, что все на земле разумно.
— Я этого и не утверждала. А ты, Боб, чего ты сам хочешь? — поинтересовалась в ответ Нина. Она была до предела замотана, оттого держалась замкнуто и сдержанно. — Что тебе в этой жизни нужно? Вот ты пишешь свои заметки, ухлестываешь за дамами… И это все? Прежде всего, нужно понимать то, что хочешь делать, и в начале дела представлять себе его возможный конец.
— А-а, опять тебя занесло… И что же останется к концу, если все будет известно с самого начала? — проворчал Борька. — Смысл жизни… Да это самое нелегкое дело — его найти! «Я не мечтал о новой славе, не угодить бы только в ад». Пер Гюнт. Каждый на земле всегда живет для чего-то, и хорошо, если он не умеет жить для себя. Стой мене… Никто не учил тебя этой мудрости. Ты у нас — свет в конце тоннеля! Нина смутилась: