— Нет, он мне не нравится не потому, почему ты подумала. Он какой-то неискренний.
— Наверное, ему надоедает быть чертовски искренним на экране, — предположила Лайма. — А мне подозрителен Дюнин.
— Думаешь, он мог убить жену?
— Я слышала, как он сказал Лене перед тем, как отпустить ее к бассейну: «Смотри не утони». Может, бросил фразу, а потом подумал — почему бы и нет? Такой удобный случай.
— И он мог сделать так, чтобы не включился телевизор, — азартно заметил Корнеев.
— Но убийце, наоборот, было выгодно, чтобы телевизор работал, тогда бы все остались в гостиной, а он бы смог незаметно прокрасться к бассейну…
— Тогда бы у всех было алиби, а он один оказался бы под подозрением.
— Тоже правильно.
Они некоторое время молчали, разглядывая записи, сделанные Лаймой.
— У тебя есть какие-нибудь идеи? — наконец спросила она.
— Да. Думаю, нужно переходить к силовым методам ведения следствия. Давай вызовем Ивана и кого-нибудь допросим.
— Кого?!
— Ну, не знаю. Венера сообщила мне, что ей сказала кухарка, а кухарке, в свою очередь, местный тракторист, будто этой ночью на развалинах партвытрезвителя, он же бывшая лаборатория Минобороны, снова появились черные люди.
— Предлагаешь поймать одного из них и подвергнуть пыткам?
— Если поймаем и хорошенько расспросим, уже будет прогресс. Внесем какую-то ясность, — весело заметил Корнеев. — А то эта чертовщина здорово на нервы действует.
— Стало быть, Иван будет ловить чертей, а ты ему помогать, — ехидно заметила Лайма. — У тебя прямо руки чешутся.
— А ты думала? Сидеть столько времени в подвале!
— Ой, то-то я смотрю, ты много чего там насидел, — буркнула Лайма. — Целую Венеру высидел.
Корнеев неожиданно покраснел и запальчиво возразил:
— Венера тут совершенно ни при чем!
— Очень на это надеюсь, — пробормотала его напарница.
Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, она сразу же позвонила Медведю и сообщила, что он нужен им в Богодуховке для проведения оперативных мероприятий. Иван так искренне обрадовался, что даже не сумел этого скрыть.
— Я приеду, — быстро сказал он. — Уже еду. Я прямо сейчас…
Как-то так получилось, что все, кто присутствовал на злосчастной вечеринке, по очереди заходили к Гракову и оставались сидеть у него в гостиной. Степан сейчас выступал неким средоточием воли и здравого смысла. Он отлично понимал, что люди жмутся к нему в поисках моральной поддержки, и никого не гнал. Женщины все еще были испуганы и переживали. Саша с мокрыми глазами время от времени вытирала нос платком, Венера сидела с видом ледяной статуи, одну только Лайму не пришлось успокаивать.
Если бы в гостиную зашел посторонний, ни о чем не подозревающий человек, он подумал бы, что всем собравшимся страшно скучно. Всем, кроме хозяина дома. Граков энергично расхаживал взад и вперед по комнате, окидывая каждого орлиным взглядом и пытаясь подбить на разговор. Это у него плохо получалось.
Бабушкин громко сопел и только отвечал на вопросы, если к нему обращались. Остряков был тише воды, ниже травы и казался тусклым и каким-то неживым.
Чуприянов, наоборот, казался взвинченным и постоянно что-то делал руками — вращал пуговицы на рубашке, скреб ногтем обивку стула, приглаживал волосы, стряхивал пылинки со штанов. В какой-то момент, не найдя другого занятия, он взял с журнального столика тот самый каталог магазина электронных товаров, который Лайма листала в прошлый раз, и принялся бубнить какую-то ерунду о достоинствах плееров.
— Как далеко вперед шагнула техника, — сказал он, бросив взгляд в сторону Лаймы. — Сейчас даже мебель выпускают говорящую. — Он явно намекал на кровать «с храпом». — В жизни не отличишь голос электронного мужчины от голоса настоящего!
Лайма почувствовала, как у нее загорелись щеки. Наверняка на них появились два макового цвета пятна. Одна радость — Анисимов больше не смотрел на нее с осуждением и неприятием. Он тоже был здесь — сидел отдельно, в кожаном кресле, и вертел в руках пепельницу. Похоже, ему хотелось курить, но он ничего не говорил, вероятно, потому, что «здесь были дамы». В нем вообще, несмотря на послужной список и вполне современный вид, было что-то слегка старомодное — наверное, за его спиной незримыми тенями стояли какие-нибудь бабки да прабабки голубых кровей.
— Эти штуки, конечно, дорого стоят, — продолжал бубнить Чуприянов, перелистывая страницы, хотя его восторгов никто не поддержал. — Иногда просто целое состояние. Но ради того, чтобы жить хорощо, с удовольствием, можно и раскошелиться. Верно, Лайма?
— Ну да, да, конечно, — пробормотала она.
— А что, Николай вернется? — неожиданно спросил Бабушкин.
Все слегка оживились, потому что это была та тема, которую вроде бы хотелось обсуждать, но было как-то неловко.
— Нет, наверное, — неожиданно ответила Венера. Стало ясно, что она не ушла в себя, а все же следит за разговором.
— Продаст дом к чертям и уедет, — поддержал ее супруг. — Не станет он тут задерживаться.
— Да кто ж его теперь купит, этот дом? — пробормотала Саша. Ее носовой платок намок и превратился в большой мятый комок.
— Купят, не волнуйся, — ответил Бабушкин. — Есть у нас еще народ с понтами.
— С чем, с чем? — насмешливо переспросил Остряков.
Он считал себя тонкой натурой и время от времени подкалывал барда. Впрочем, на толстокожего Бабушкина это не производило впечатления.
— С понтами, — подсказал Анисимов. — Понты — это, так сказать, первая прибыль с капитала. Я тоже уверен, что на дом кто-нибудь клюнет. Он красивый, и не обязательно покупателю знать о том, что в нем произошло.
— Да ладно вам! — Лайма повернулась лицом к собравшимся: — Как будто вы не понимаете, что это еще не все!
Повисла пауза. Все как-то сразу растерялись — кроме, пожалуй, Анисимова.
— Что — не все? — осторожно спросила Саню. — Что ты имеешь в виду?
— Беда так и витает в воздухе! Я, как только сюда приехала, сразу это поняла.
— А по-моему, тут все тип-топ, — не согласился Граков. У него даже лицо омрачилось. Вероятно, ему не хотелось расставаться с мыслью о том, что Богодуховка, которую он выбрал в качестве тихой гавани, оказалась неподходящим для жизни местом.
— Здесь плохая энергетика, — неожиданно поддержал Лайму Остряков. — Никто не станет этого отрицать. Мы все знаем, что тут пропадают люди.
— Про водолазов я тоже слышал, — громыхнул Бабушкин. — В озеро полезли и утопли. А чего они ожидали, если озеро называется Дурным?
— А этот еще-следопыт, — не унимался Остряков. — Он, между прочим, совсем недавно сгинул.
— Может, его медведь задрал? — с надеждой спросила Саша.
— Ты его видала, этого следопыта? Он бы сам кого хочешь задрал. Морда такая, что на танке не объедешь. Ручищи — во!
— Выходит, он тоже утоп, — веско сказал Бабушкин. — Смех смехом, а может, в этом озере и впрямь какая бамбамурзина водится.
— Бамба… кто?! — изумленно переспросила Венера.
— Хрень какая-нибудь, — пояснил бард. — С хвостом. Может, ей жрать нечего. На болоте даже лягушек нет.
Лайма хотела сказать, что озеро метеоритного происхождения, потому там и не водится никто, разве что действительно бамбамурзина, но тут же прикусила язык. Эдак она себя подставит. Если в гостиной наводится человек, который имеет отношение к смерти Лейтера, само слово «метеорит» заставит его насторожиться. Лучше ей пока не проявлять осведомленность, а то найдут ее потом бездыханную на одной из садовых дорожек, вот и будет ей энергетика.
Нехорошо у нее было на душе, когда она уходила от Гракова. Оттого, что все по-прежнему оставалось неясным и непонятным. Ну, крутилась она все это время среди людей, которые могли быть причастны к каким-то темным делам. Ну и что? Ей даже не удалось понять — что это за дела. Чем мог интересоваться иностранец, работающий на НАСА? Аномальными явлениями на месте падения метеорита? Так это все одни россказни. Тем более метеорит упал, как уверяют специалисты, много веков назад. Кто надо, тот уже давно на месте его падения вымер. Какие-то завихрения, оставшиеся после лаборатории по изучению сна? Дело слишком давнее, не получается ничего. Колдун Кукуба? Таких пророков со скорострельными дипломами в Москве и области — воз и маленькая тележка, скоро можно будет высчитывать плотность астрологов в расчете на квадратный километр. Может быть, окопы, оставшиеся со времен войны? Оружие, боеприпасы? Чушь.
Неохваченными остались одни только черные люди, и Лайма была серьезно настроена идти ва-банк. С этими «демонами» или «монстрами» необходимо встретиться лицом к лицу. «В одну из ближайших ночей, — решила она. — Если вдруг черные люди не придут, мы обследуем развалины санатория. Это надо сделать в любом случае. А то что же — слухи ползут, а „Группа У“ вроде как на них внимания не обращает?»
Дома ее поджидал приятный сюрприз — приехал Иван, и Лайма мгновенно вспыхнула радостью. Корнеев, конечно, мужик что надо, но втроем, вместе с Иваном, они действительно сила. Самое интересное, что Медведь и Корнеев поодиночке вели себя иначе, чем когда работали вместе. Они отлично дополняли друг друга, один компенсировал недостатки другого и усиливал его же достоинства. Лайма только сейчас поняла, как она к ним обоим привязалась.
Большого труда ей стоило не кинуться Медведю на шею прямо с порога. И все-таки она его обняла. Иван сначала смутился, а потом еще долго тряс ее руку своими ручищами.
— Возвращение блудного сына, — насмешливо сказал Корнеев. Они всегда немножко ревновали командира друг к другу.
— Ну, и как у вас тут дела идут? — спросил Иван, разглядывая обстановку.
Когда он приезжал сюда с докладом, его сразу вели в подвал. А кроме того, он знал, что ему скоро уезжать, и по сторонам не особо глазел.
— У нас тут женщину убили, — ответил Корнеев. — Молодую и красивую. Похоже, она с нашим делом связана была.
Лайма рассказала про то, как боялась Леночка, что ее убьют, и про немца тоже.