— Аааа, — протянула Нежданка, — хитро…
— Не обман это вовсе, — захотелось вдруг пояснить Надее, — правильно тебя дед Василь учил, жить честно надобно. Но иногда приходится говорить неправду, чтобы спастись — такое прощается, худого ж от этого никому не будет.
Нежданка вгрызалась в куриную ножку, как голодный зверек, жир пачкал щеки. Надея даже отвернулась, чтобы не смотреть. На Богдаше штаны говорят, давеча треснули, тулуп, что по осени купили, застегнуть на толстом пузе не могут, а тут такая девчонка голодная рядом растет, и Сороке дела нет. Как она, сама матерь, перед богами древними отвечать за то будет?
— Если б раньше узнать, Ванька бы сам за тобой примчался, а теперь нельзя времени терять, — пока он из Града до Поспелки доскачет, да потом отсюда вы вдвоем до переправы… — долго это, и крюк значительный сделать придется. Поэтому и встречу назначил на полпути, — пояснила Надея. — Не серчай на него.
Нежданка молча закивала, рот у нее был набит курицей. Как можно было обижаться на Ваньку, который и на службе в Граде про нее не забыл.
— Вот еще что важное тебе сказать надобно, — снова вспомнила Надея. — Реку зимой по льду в любом месте перейти можно, но ты ж все-таки до переправы ступай. Там санями все укатано, и дорога на том берегу дальше продолжается. А на дикий берег выйдешь — по горло в снегу застрянешь, не пройдешь.
Надея молча подсунула Неждане пирог с капустой. Не известно, когда теперь еще поесть доведется. До Медоваров, почитай, два дня пути.
Как же ей хотелось уберечь эту девочку от всех напастей. Как бы хотела Надея сама пройти за нее этот сложный путь. А ведь даже проводить через лес не сможет — уж ноги не те стали, не протопает она столько, только задержит ее в дороге.
Нежданка за свои тринадцать лет ничего, кроме Поспелки не видела, а люди разные по ту и эту сторону реки живут, к ним ко всем подход нужен — кого-то лучше по большому кругу обходить, а кому и довериться можно, — трудно одной через снега путь держать.
Пока Нежданка пирог жует, решила Надея еще немного рассказать, хоть как-то к дороге подготовить:
— Ты как из трактира утром уйдешь, можешь на сани кому подсесть, чтоб до переправы довезли, я тебе пирогов дам — что сама съешь, а чем и за проезд расплатишься.
Еще пирогов? На санях? У Нежданки уже дух замирал от будущих приключений. Она как будто и забыла, что княжьи люди едут, чтоб на плаху ее тащить, а хмельная толпа и так готова растерзать прямо здесь, в Поспелке.
— Наши, правобережные, все шубы мехом наружу носят — торопилась рассказать Надея, больше черные да бурые, — к нашим в сани не садись, они по делам на тот берег скатаются, да скоро обратно сюда вернутся. Будут тебя искать — будут у них первым делом спрашивать. Да, и врать нашим начнешь, обман быстро вскроется. Скажешь, что ты Прекраса из Небылиц, а тебя допытывать начнут: А с какого двора? А того знаешь? А этого?
— Как же тогда? — сдвинула бровки Неждана. — Пешком все ж-таки лучше идти?
— В чем-то лучше… — согласилась Надея. — Но далеко. И долго. Пока идешь, всем глаза намозолишь, мало девчонок в такой путь зимой отправляются, все тебя примечать станут.
— Левобережные сани выбирать? — наконец, догадалась Неждана.
Надея кивнула и добавила:
— На левом берегу тулупы мехом внутрь шьют, да по шкуре снаружи вышивками украшают. Увидишь семью в такой одеже, к ним попросись. Чем светлее тулуп и ярче на нем вышивка, тем дальше люди от реки живут — лучше таких выбирай. Уедут они в свою глухомань на север, кто их там про тебя спрашивать станет.
— Ладно, побегу я с дедусем попрощаюсь, шубку и валенки прихвачу да платком повяжусь, — дожевала пирог и подскочила Нежданка.
— Что ты! Не ходи! — ухватила ее за руку Надея. — Нету уже пути назад, ты и через двор не проберешься. Найду я тебе одежу теплую, чай троих детей вырастила, все в дому есть — и шапки, и валенки.
— Как же я дедусю не скажу? — потихоньку вытягивала руку от соседки Неждана. — Подумает он, что бросила я его.
— Да, ничего он не подумает, не понимает он уже, — попыталась возразить Надейка.
Она с тревогой кидала взгляды за окно — начинало смеркаться, надо торопиться.
— Все он понимает! — с жаром бросилась защищать Василя Неждана. — Он иногда мне моргает, когда я с ним разговариваю.
— Да — да, — закивала Ванькина мать. — Не то я сказать хотела. Ничего он плохого про теб не подумает, знает дед, как ты его любишь.
— Как же он с Сорокой останется? Уморит она его. — Нежданка пустила слезу, да такую детскую, горючую — сиротскую.
— Он бы хотел, чтобы ты спаслась, — Надея уже заметно нервничала, время утекало, как вода сквозь пальцы. — Вон хоть Ероха его заберет, у Василя детей взрослых — двенадцать душ, кто-нибудь да подхватит старика. Уговор был семейный, что Влас с Дареной деда досматривать будут, за то им его изба достанется. Но, коли так жизнь повернула, то заберут его в другую семью, уж не бросят отца старого.
— Почему ж они раньше… — задохнулась от возмущения Нежданка.
Да, как ей объяснить, что одного Василя давно бы уже забрали от Власа с Сорокой, все боялись ее, ведьмину девчонку, в дом пускать. А куда дед — туда и она потянется, увяжется, как ниточка за иголочкой, будет бегать по сто раз на дню — не избавишься.
— Не вертайся домой, поздно уже, по темноте через лес пойдешь, — умоляюще попросила Надея.
— Я быстро, — шепнула Неждана и скрылась в сенях.
Глава 13. Как Сорока синичку в ловушку поймала
— А где это ты была? — строго спросила Сорока, когда Неждана вернулась в избу.
— Я-то…Я в сенях метлу искала, соринки замести хотела, — с трудом хоть это сочинила девчонка.
Не привыкла она врать, плоховато еще получалось. Сорока насквозь все уловки видела, иногда, правда, виду не подавала.
— Чего ж метлу в сенях искать, когда она вона в углу завсегда стоит? — спросил Богдаша. — Мама, Неждана у нас дурочка какая-то совсем сделалась.
— Да, нет, — прищурилась Сорока. — Она все хитрее и изворотливее с кажным днем… Врет в глаза и не румянится.
Нежданку страх мохнатыми лапами ухватил за лодыжки да держит, с места сойти не дает.
— Кто мои валенки от печки в сени выставил? — с удивлением громко закричала Забава. — Не пойду я со двора, даже не просите! И на колодец не пойду!
Нога у Нежданки с прошлого года выросла, ее худые валенки давно малы стали. Зимой она больше в избе сидела, все лепила свистульки. Покупать ей новые валенки Сорока не торопилась. Боялась, что со двора уйдет, повзрослела она как-то в последнее лето, смелости набралась. Не ровен час — к Ерохе колобком укатится или куда подальше… А без валенок бегать договариваться о том затруднительно.
Чтобы через лес идти и дальше до переправы — тут хорошая обувка нужна, Неждана то понимала и решилась Забавины валенки взять украдкой. Они все ж-таки побольше и покрепче будут. Простит ее сестрица родимая, коли свидятся еще.
— Да, вот мне тоже занимательно, кто у нас и куда в валенках собрался? — нахмурилась Сорока.
А сама Нежданку глазами буравит, дыры насквозь жжет.
— Подь сюды, — велела она девчонке.
Еле отлепилась Нежданка от пола, в сторону мачехи два шажочка сделала.
Посмотрела Сорока ей в лицо, почти вровень они уже по росту стались. Запах жареной курицы учуяла, капустину в волосах заприметила — поняла, что к Надейке бегала. Та не только кота прикармливала, но и злыдню малолетнюю.
Видать, сбежать девка удумала, — валенки для того и выставила. Надея, поди, и подучила, науськала это ведьмино отродье.
А как ворвется на двор толпа в ярости, начнут колдунью спрашивать, кого им Сорока предъявит? Одна надежа теперь, что бросит им Нежданку на растерзание, как кость собакам. Чем еще деревенский люд дремучий и успокоить, межеумков угомонить? Нельзя бесову девку сейчас из дому упускать, никак нельзя.
Решила ничего не говорить Сорока, о чем догадалася, — так проще хитростью Нежданку удержать будет. Выдумала поручениями разными ее бдительность усыпить.
— Бери метлу, вон она, — строго велела мачеха. — Коли мести за печкой хотела — так иди — мети. Поди, опять пыль у деда развела, Богдаша сызнова задыхается.
А про капустину в патлах, жир от курицы на щеках и валенки выставленные ничего не сказала.
Нежданка подмела быстро, метлу на место поставила, да придумала, что надо к курочкам за яйцами сбегать. Обычно ее и к курям не подпускали, но сегодня к ним никто идти не хотел.
— Шут с ними, с яйцами, толпу, что за воротами стоит, не яри, — строго сказала Сорока. — Помоги лучше Милаше гребешок сыскать.
Неждана губу закусила, смотрит, как темнота за окном сгущается. Скоро совсем уж черничный кисель в небе расплещется.
Решила все ж таки мачехе не перечить, на рожон не лезть. Рано или поздно отвлечется от нее Сорока. То Авоська сиську просить начнет, на юбке повиснет, то Прекраса с Голубой за ленты раздерутся, то Щекарь опять на Богдашу ябедничать придет. Недолго подождать надобно, что-то такое в большой семье завсегда случается.
— Коли найдешь гребешок, пальцАми своими его на цапай, — пригрозила Сорока. — Сама знаешь, что тебе волосья чужие трогать нельзя, у девок в них вся сила держится. И так Милаша из-за тебя заикой сделалась, так хоть косы ее от ведьмы уберегу.
Неждана даже спрашивать не стала, почему и Милаша-то, оказывается, из-за нее заикается. Наверняка у Сороки найдется складное объяснение.
Пошла в детскую горницу, осмотрелася. Вспомнилось, как Милаша утром подножку Удалу поставила, чтобы вперед нее за стол не прибежал. Значит, Удал скорее всего в отместку тот гребешок запрятал. Глупый он еще, братец ее Удалушка, все в одно место каждый раз прячет — под подушками. Осмотрела постелю детскую, где девчонки Сорокины вместе спали, увидела, что подушка слева подмята. Позвала Милашу, велела под той подушкой гребешок искать. Там он и оказался.
— Точно Нежданка его не трогала? — спросила Сорока у Милаши.