— Правда, Озар, в Град едем, перед князем будем выступать — надо тебя в мыльне отпарить хоть раз нормально, — изрек Балуй. — Пойду я все ж-таки договорюсь, и костюмы в постирку сдам.
Не нравилось это Нежданке, ох как не нравилось…
На этот раз сам Балуй баню на постоялом дворе отменил. Посчитал, что слишком расточительно два раза за мыльню платить — в Кузовках, а потом еще и в Граде. Потому как после дороги в такую жару сызнова на них столько пыли осядет, что придется в Граде в баню ийтить по-любому. Велел пока всем пред поездкой в речке искупаться, а мыльню уж в Граде закажут.
Опять Урюпа с собой на речку Озара звал настойчиво, чуть не волоком тащил. Мальчишка сам напомнил, что нонче его очередь костюмы в повозку складывать, да другой скарб скоморохов грузить. Бежали обычно все от такой работы, отлынивали, пришлось и очередность установить, чтобы каждый раз ругань не начиналась.
Ушел Урюпа на реку со Свирей да Жердяем, а Озару пообещал, что вот ужо в Граде он его точно, как следует, намылит. Собственноручно.
Потом уж, как все готово было, барабан, трещотки и бубны в телегу погружены, костюмы в сундук сложены, сундук в повозке стоял, тогда уж мальчишка один на речку сбегал искупнуться.
В Граде Озар на ходу соскочил с телеги и попросился отпустить его на терем поглазеть, а то в прошлый раз он его и не рассмотрел толком. Балуй не возражал.
Был у Нежданки план простой, как кочерыжка, — найти где-нибудь мыльню, да явиться в трактир уже намытым и прибранным, что жених перед свадьбой.
Присмотрел он на улице бабу одну, что с веником банным наперевес шла, да и потопал за ней по пятам. Авось, и выведет, куды надобно. Не подумал, правда, что в женскую парную его никто не пустит, покуда он скоморохом обряжен. Ну, да, ладно. Война планы покажет, как говорится.
Баба с веником не подвела, привела к мыльне. Стал Озар поодаль да начал присматриваться, какие тут порядки.
На скамеечке у крыльца сидели двое ребятишек в одних рубашонках. Волосики мокрые, щеки румяные, еще капли на ресницах дрожат, — видать, только что намыли мальцов.
А тут старуха мимо шла, такая страшная, неприятная, — глаза выпучены, юбка темная в пестринку, кофтенка драная, тоже темно-серая, платок бурый до самых глаз повязан. Лето в самом разгаре, все вокруг такое светлое, яркое, радостное, а бабка эта, как черный сморчок на лесной полянке.
Присела бабка перед ребятушками на скамеечке, и стала им что-то сказывать. Начала Нежданка не слышала, но видит, что дети куксятся, ручонками от страха закрываются, решила подойти поближе, узнать, чем старуха малышню пугает.
— …А живут дивьи люди на краю света, — шамкает та. — У них у кажного токмо один глаз, одна нога и одна рука…
— А как же они ходят, бабушка? — спросил мальчонка, что постарше да посмелее.
— А ходют они так… — старуха вытянула вперед костлявые руки, пальцы пауком растопырила. — Они складаются пополам!
И тут она как клацнула своими граблями прямо у детишек перед носом — что капкан захлопнулся.
Мальчишки оба заревели, рукавами от страха укрываются.
— Да, что ж вы мои, родимые… — елейным голоском запричитала старуха. — Испугалися? Не надо слезки ронять, ужо вас бабушка утешит.
Она порылась в своей котомке и достала двух петушков на палочке — красного да золотого.
— А что у бабушки есть… — говорила она так, словно ворона пытается ворковать голубкой.
Да, выходило плохо.
— Скушайте леденчиков, ужо я вас угощу, — протянула бабка петушков детям. — Кушайте, кушайте…Хороши леденчики медовые.
Нежданку как дятел в темечко тюкнул. Выхватила она у мальцов те леденцы да в пыль на дорогу бросила.
— Не берите угощения от чужих людей, — строго сказал скоморох. — На тех леденцах мухи сидели, я видел.
Малыши совсем в стенку вжались — не знают, кого бояться, — старуху мрачную или скомороха ряженого.
Да тут как заревут оба в голос, мамки-няньки из бани повыскакивали. Одна даже голышом на двор вылетела, да ее обратно затолкали. Старуха темная засеменила куда-то, да среди люду растворилась, как и не былое ее вовсе.
— Ты почто княжичей пугаешь, обормот ты эдакий, — напустились все на Озара.
— Нас бабушка напугала, — всхлипывая, доложил старший.
— Какая еще бабушка? — строго спросила самая толстая, уперев руки в бока.
— Старуха божевольная проходила, сказку мальцам страшную рассказала, — попытался объяснить скоморошек. — А потом еще петушков им сунула из своей котомки.
Мамки-няньки нахмурились, друг на друга зенками зыркают — виноватых средь себя ищут, кто такое допустил.
— Ну, и где те петушки? — недоверчиво спросила одна из них.
— Да, вона, — показал Озар. — На дорогу я выбросил леденчики.
Бросились мамки-няньки в пыли искать, что куры в Поспелке, засуетились. Да, нашли сразу же двух петушков.
— Прозору снести надобно, — побледнев от страха одна сказала.
— Он с нас три шкуры и спустит за то, что княжичей без присмотра оставили, — заспорила другая. — Уж поверь мне.
— Да, я ж всего чуточку попросила их на скамеечке посидеть, чтобы за гребешком сбегать, — всхлипывала молодая деваха.
Поняла, что ее недогляд, с нее спрос будет.
— Все равно надобно Прозору сказать, — мрачно вступилась третья. — Коли мы не скажем, а он сам дознается, хуже будет.
Все нехотя закивали головами.
— Да, он, поди, уже знает все, — хмыкнула одна из нянек. — У него повсюду свои глаза и ухи.
— Расскажи нам добрую сказку, — потянул Озара за рукав младший мальчишка.
— Не страшную только, — уточнил брат.
— А вы знаете, как лягушка царевной стала? — хитро спросил скоморошек, присев перед скамеечкой прямо на траву.
— Не, не знаем, — замотали русыми головенками братья.
— Ну, так слухайте! — и Нежданка начала им рассказывать одну из самых любимых своих сказок.
Мальчишки слушали, открыв рты, а потом еще в ладоши хлопали.
Так увлеченно Озар рассказывал, что не заметил, как мамки-няньки в лице меняются, да в тень отступают.
Князь Владивой за спиной у Озара встал да слухает, как скоморошек малым княжичам сказку плетет. До конца дослушал, потом только вопросил:
— Как звать?
— Озаром кличут, — ответил паренек, обернувшись.
Такого статного мужика скоморох отродясь не видывал. Одежа бархатная, темно- синяя, серебряной ниткой да жемчугами расшитая, шапка высокая, мехом собольим оторочена. Борода окладистая, глаза ясные, взгляд внимательный, по-доброму князь смотрит.
— Жалко, что ты мальчишка, — задумчиво сказал Владивой. — Понравился, славно языком мелешь. Была бы девка, в терем взял сказки мальцам сказывать — уж больно складно у тебя выходит.
Сказал князь да пошел от мыльни прочь. Только тут Озара как что-то толкнуло изнутри под ребра. Никак все та же чуйка кулачком мохнатым постучала, мол, не стой болваном, лови удачу, дурачина ты этакая.
Осмелился скоморошек, вперед князя забежал да сам без спросу обратился:
— А у меня сестрица есть, в деревне живет, Славкой кличут. Ужо она тех сказок в три раза больше меня знает. На годок постарше, лицом очень схожа — мы с ней как две капельки. Все, что я знаю, — то она мне сказывала, только уж я, балбес, всего и не запомнил.
Задумался князь, голову на бок склонил. А потом ответил:
— Пусть приходит в терем, княгиню Рогнеду спросит. Потолкуем с твоей Славкой.
Ах, как бешено заколотилось у Нежданки сердце, затрепетало, что знамя, с которым дружина в новый поход отправляется. Коли понравится она княгине, да в терем возьмут, это ж совсем другая жизнь тогда начнется. А от скоморохов — все одно — уходить скоро пришлось бы.
Глава 29. Славка народилась, или Лазоревая вишня
Бежал скоморох со всех ног по улицам Града — то видели бабы, девки, мужики, малые дети, собаки, вороны, лошади да шесть котов. Бежал в сторону трактира «У Сивой кобылы».
Все новое про себя на ходу придумывала Нежданка, — как к княгине явиться, да что сказать. На голове у скоморошка колпак с бубенцами — то всем слыхать, а что на уме — никому не догадаться.
Урюпа с Пересмяком в баню собрались, с вениками у крыльца стоят, поди, его, Озара, ждут. Промелькнул он мимо них, за спиной Урюпы проскочил, да сразу к Ванде за стойку пробрался. Пригнулся и на коленках дальше пополз, чтоб его не приметили.
А Ванда добрая сегодня, всем улыбается. Плошку за столом постояльцы разбили, а она только смеется. «На счастье!» — говорит. Видать, успел уже Балуй ее приголубить.
— Ванда, Ванда, — зашептал Озар, да за подол ее легонько дергает.
Наконец она услыхала, откуда бубенцы скоморошьи звенят, и шепот доносится, под ноги посмотрела.
— Милый мальчик, ты приехал! — почти запела Ванда. — Как я рада снова тебя видеть! Угостить тебя шоколадом?
Озар палец к губам прикладывает — «тссс» показывает, просит его не выдавать.
Как нравится Ванде все эти игры, эти скоморохи в колпаках с перезвонами, а истории какие они с собой на бубнах привозят из дальних деревень — это же просто чистый глоток родниковой воды в пыльном и шумном Граде.
— Ванда, у тебя одежа деревенская есть? — шепчет Озарушка.
— Мальчик мой, тебе не нравится мое новое платье? — обижено поджала губки Ванда.
Она даже покружилась, чтобы показать, как хороша со всех сторон. В Озара полетела капуста из щей с ее подола, но он уклонился.
— Королевишна! Прелестна! — мальчишка послал хозяйке воздушный поцелуй, стряхнув с пальцев капусту.
Одна все ж таки прилипла.
— А насколько я хороша? — игриво потянулась Ванда вперед и вверх.
— Как майская роза! Как яблоневый цвет! — затараторил Озар, пока у Ванды оладушки совсем из платья не выскочили. — Как лазоревая…вишня! — ляпнул он зачем-то.
Просто «лазоревый» — красивое слово, захотелось ввернуть, а что «лазоревое» так сразу не придумаешь.
— Какой милый мальчик! — румянилась Ванда. — Ты заслужил свой шоколад, даже со сливками, пойду приготовлю.