— Восьмой он у меня, последний сынок, наш поскребышек, — разулыбалась мать. — Как уж такого не любить?
— Да, мамка! — засопел Соловушка. — Обижуся сейчас взаправду.
Засмеялась ребятня малая, цыкнул на них дед Люботор. Те сделали вид, что испугалися. А сами ладошками прикрываются да шепчтут уж друг дружке чего сызнова.
С мороза в избу две девки ввалились, такие веселые, румяные — огневушки-поскакушки из доброй сказки, сразу уж то Нежданке показалося.
Валенки девки к печке поставили, варюжки сушиться положили, руки перед обедом помыли да тоже к столу уж садятся.
— Ма, мы двадцать ведер воды натаскали, — одна доложила. — Хватит на сегодня али баню топить будете?
— Будем, чуть погодя, — тетка Любава согласилась.
— Меня Зоряна кличут, — та, что посмелее, сама уж с гостьей знакомиться стала. — А энта конопатая — Калина, сеструха моя младшая — рассмеялась.
Вторая ее в бок локтем несильно тыкнула:
— Энто кто еще из нас двоих больше конопатый? — захихикала Калина. — Вот рассуди, Нежданка. Свежим взглядом всегда лучше видать.
А Нежданка как раз кусок мяса из щей жевала, не успела сразу ответить.
— Отстань от человека, дай поесть, — Зоряна за гостью вступилась. — Ты сестрица наша двоюродна из Поспелки, мы все знаем. Щи у мамки завсегда вкусные, ешь уж с дороги, не торопися, дурынде энтой можно не отвечать.
Калина за ломтем хлеба потянулась, подумала, что разговор закончен. А Зоряна Нежданке подмигнула, перегнулась через стол и говорит шепотом, да громко, чтоб всем слыхать:
— Калина у нас самая рыжая во всех Медоварах, точно тебе говорю. Ну, после тятеньки, конечно.
Тут уж и парни загоготали, не смогли сдержаться.
И так тепло у Нежданке на душе сделалось от суеты домашней, от того, что впустили ее в свою семью большую, весельем да шутками щедро делятся.
Потом уж баню топили, после бани на печке грелися. Рассказала Нежданка племяшкам сказку про кикимору, сама развеселилась.
Пока в бане была, Ванька заходил, в сенях топтался — просил Нежданку покликать на разговор сурьезный. Лютобор его встретил, велел обождать с беседами, дать девке после долгой дороги в себя прийтить.
Забегали соседки любопытны, кто за чем, — всем уж антиресно, что за гостья к Любаве из-за реки пожаловала. Тута уж Калина сама справилась — морковки Беляне дала, коромысло старое Ненагляде одолжила. И, как у мамки взвар такой вкусный получается, Яробке в подробностях обсказала. Да всех побыстрее и выпроводила, чтобы носы свои длинны в чужи дела не совали.
После бани да вкусного ужина Нежданку сморило. Рано спать ей постелили, да в такой глубокий здоровый сон она провалилась, как уж очень давно не спала.
На следующий день встала совсем другой, силы откуда-то то появились. Подле тетки Любавы целый день Нежданка топталася, бралась помогать во всех делах, да историю свою горестную потихоньку рассказывала, — все, как есть, без утайки. Пусть уж сами решают — можно ли ее в дому принимать.
А Любава все слушала, головой качала, — где слезу платком утрет, а где и разулыбается. Дивилась, конечно, сильно — кому ж еще к шестнадцати годкам столько испытаний суровых на долю выпадет. И в колдовстве обвинили, да сумела от княжьих людей девчонка уйти, и со скоморохами плясала по долам и весям. А уж потом — виданное ли дело — в терему жила, заговор злой раскрыть помогала.
Как уж до побега с Коркутханом дошло, не стала все Нежданка рассказывать, что про меж ними в лесной избушке случилося, — то уж тайной остаться должно.
А вот потом, как замерзала в снегах одна, да медведь великанский ей привидился, небо звездное собой заслонил, как он головой косматой ее толкал, да старался поднять из сугробов — то уж все рассказала по-честному. И как опору он ей давал, когда она на песенку откликнулась, из последних сил на зов поспешила, — то не утаила. Хотя уж сама не знала — на яву то сталося али привиделось ей в бреду горячечном.
— Значит, ты тоже Беляя видала, — задумчиво тетка Любава сказала.
— Кого? — Нежданка глаза вытаращила, чуть молоко из ковшика не разлила.
— Да, отец наш с Даренкой — дед твой Беляй охотником лучшим был, а потом отказался на медведя с рогатиной ходить, да заставили, — неужто не слыхала ту историю?
— Никогда такого в Поспелке не сказывали, — замотала Нежданка лохматой головой.
— Ну, так слухай…
Глава 69. Рассказ тетки Любавы про Беляя
Тетка Любава начала свой рассказ:
— Рыкарей завсегда боялись и уважали. Да, все одно с давних пор на медведя охотились. Чтобы такого огромного зверя рогатиной завалить, тут уж и силушка нужна, и сноровка, да и смелость отчаянная. Не каждый богатырь против косолапого один на один выйти готов.
Из оружия-то что у человека? Палка с копьем, поперек рог короткий прилажен, чтобы медведь в него упирался — вот и все, что охотники придумали. А у медведя и лапы когтисты, и пасть зубаста, и силушки поболе в несколько раз, чем у самого крепкого мужика. Да, и разумом медведь не прост, умеет игру хитрую вести, легко уж не поддается.
Сказывают, что умеет медведь косолапым да неуклюжим прикинуться, бдительность охотников усыплять горазд. А потом, как бросится ловко да яростно — тут уж, если не совладаешь, метко не прицелишься, да рогатину, куды надо скоро не воткнешь, — тут уж и заломает зверь людину. Не дает медведь второй попытки человеку, чтобы ошибку свою исправить.
Со всех наших восьми деревень, что вокруг дальнего леса понастроили, только отец наш с Даренкой — Беляй на медведя и ходил. То есть, дед твой родной по матери.
Нежданка подперла щеки ладонями да слухала, затаив дыхание. А тетка уж дальше сказывала:
— Много Беляй зверя не бил, меру знал. С поклоном завсегда в лес заходил, да с добычей обратно возвращался.
Коли сумеет Беляй медведя завалить, так уж вся Поспелка ждет таку диковину, волнуется. Чтоб хоть одним глазком на медведя глянуть у нашего двора народ собирался. Парни крепкие уж подмогнут мертвого зверя Беляю из леса тащить, а чтоб на охоту идти — то нет. Желающих не находилось. Один завсегда отец управлялся.
А потом, как отрезало. Никто не знает уж, что там у него на охоте случилося, да просто вернулся в один день Беляй из лесу и всем сказал, что больше он ни одного медведя в своей жизни не убьет. Что дружить человек с рыкарем должны, мирно жить в уважении и почтении. Супротив такого зверя разумного, мол, ни разу больше с рогатиной он не выйдет. И обучать охоте никого не возьмется.
И долго отец свое слово держал, года два или три. Кто уж к нему только с просьбами медведя добыть ни подступался, каки деньги велики за шкуру медвежью ни сулили. Все одно на своем Беляй стоял, под напором чужим не прогибался.
А слава о нем как о великом охотнике по всему княжеству давно прокатилась, в терему уж знали, кто медведя добыть может.
Правил тогда старый Вязель, не энтот князь Владивой, разумный да сердечный, а отец его. Молодой Вязель суров был да честен, уважали его да боялися и свои, и чужие.
А под старость лет чудить князь начал, капризным сделался, что дитя малое. Как захочет чего — так уж от своих хотелок не отступится, никаких возражений не принимает. Все в лепешку разбейтесь, но достаньте уж, чего ему надобно.
Как обженился он на той Зимаве — девке спесивой, коварной да горластой, так совсем уж умишком повредился. И стал забав разных подальше от терема искать, все удаль молодецкую юной жене казать хотел. А кака-така удаль на шестом десятке лет?
У мужиков забавы, известно, простые: охота да рыбалка, банька да чарка. Ну, там еще на коне перед девками поскакать, да в поход военный сходить ненадолго.
Зимава что ли его науськивать стала, что настоящий мужик должОн хоть одного медведя в своей жизни сам завалить. Уж тогда, поди, муженька старого на верную погибель хотела спровадить, овдоветь уж бабе не терпелося, со всех ног к тому торопилась, как после четырех девок сыночка, наконец, народила — наследника.
Вязель в один день на уговоры коварные и поддался, ножкой в терему на крыльце при честном народе топнул и всем заявил, что на охоту уходит, и без медведя в Град не воротится.
Вот уж то забота служилым людям — как старика Вязеля от беды уберечь, да медведя все ж таки добыть срочно. Негоже князю слова на ветер бросать, придется уж как-то выполнять обещание.
Охотник из Вязеля и в молодости никудышный был, а уж чтобы в старческой немощи за рогатину браться да на медведя идти — то уж совсем неразумно.
Вот и понаехали к нам в Козлятино служилые люди из терема, стали требовать, чтоб Беляй на охоту вышел да медведя для князя добыл. Они уж потом на весь Град раструбят, что Вязель сам зверя завалил. Да, кто ж в ту байку поверит?
Хотя народец все ж таки доверчивый, мож, и поведется кто. Вряд ли уж оспаривать станут в открытую. Плаха тогда завсегда перед теремом стояла, не убирали ее вовсе. В смысле — с глаз долой не убирали.
Отец наш Беляй даже перед князем слово свое давнее держит, не соглашается на охоту идти. Пригрозили уж ему тогда прислужники княжеские, что, либо он рыкаря добудет и с медведем из леса воротится, либо его самого на ту рогатину насадят — выбор, значит, такой предоставили.
Посмотрел тятька на нас, детушек малых, сказал, чтоб зазря не ревели да мамку слушались, и пошел со двора. Тогда семеро нас было уж, Даренка — сама младша еще под стол пешком ходила. Молодой, крепкий мужик — и тридцати двух годков тятьке не исполнилось, ему бы жить да жить, сынов и дочерей на ноги подымать, а потом внуков нянчить. Да, все уж по-иному вышло…
Энти прихвостни княжеские тогда с ним в лес пошли. Старый Вязель тем временем у нас на печке прилег, кости греет, медведя своего дожидается. Пирогов с капустой у мамки все просил да воздух в избе портил. Двоих дюжих парней к нему приставили — те присматривали, чтоб старик с печи не кувырнулся, об пол не расшибся нечаянно.
Дальше уж Трегуб сказывал, из наших крестьянских парней, его тогда в лес с Вольгой погнали, чтоб медвежью тушу с охоты тащить.