Не водил отец долго княжьих людей по лесу, время зазря не тянул, следы медведя быстро сыскал. Велики таки лапы у того медведя — уж сказывали… Взял рогатину свою да на зверя двинул, а рыкарь на задни лапы привстал удивленно — как и не ждал беды такой, будто знал давно, какой зарок Беляй себе дал.
Закинул тогда отец рогатину свою в болото подальше, чтобы княжьи люди уж достать не смогли. Те все за кустиками поодаль схоронились, а один самый резвый даже на елку как-то вскарабкался.
Раскинул отец руки тогда широко, да браться пошел с медведем. Обнялись они — человек и зверь лесной, облапили друг друга крепко, да вместо слабого человека да обычного медведя появился один седой медведь — огромный, просто великанский, с хорошую елку высотой. Так уж Вольга сказывал про рост звериный, а Трегуб спорил, что с пол-елки, не выше. Тут уж они, поди, оба преувеличивали, знамо, что у страха глаза велики.
— А князь? — первый раз решилась перебить Нежданка тот рассказ. — Как уж он в терем без добычи воротился?
— Да, заставили мамку нашу в сундуках пошукать, да сыскала она шкуру медвежью, из тех, что еще раньше Беляй на охоте добыл. Моль из нее вытрясли у нас на дворе, да в терему Зимаве Вязель под ноги шкуру ту бросил.
Уж тут не сдержалась Нежданка — хихикнула.
— Долго еще байка по княжеству ходила, что уж такой ловкий Вязель охотник, что шкуру с медведя снял, а зверь того даже не заметил, и ходит теперь голышом по лесу — девок пугает.
Горько такое слышать, а все равно почему-то смешно. Очерствела что ли душа по краюшку от бед своих, чтоб над шутками такими смеяться?
— Говорят, что медведь без шкуры уж очень на человека похож, — задумчиво вспомнила тетка Любава. — Мож, потому отец не захотел больше охотиться? Братом лесным рыкаря считать стал?
Обе молча сидели, думали о своем.
— Как мать овдовела, мы уж потом из Козлятино в Поспелку перебрались поближе к родне, — вспомнила тетка. — Мож, поэтому тебе ту историю никто не рассказал? В Козлятино то все знают…
— А он правда с пол-елки высотой, — Нежданка почему-то шепотом откликнулась. — Он такой великий, что полнеба мне загородил и звезды.
— Надо же, не врут, значит, — пожала плечами тетка Любава. — Да, я все одно не могу такое представить.
— А почему он ко мне из лесу вышел? — о своем уж девчонка спросила.
Мучал ее сильно тот вопрос. Даже с лавки вскочила от нетерпения.
— Да, он не только тебе показался, — удивила ее ответом тетка Любава. — За тридцать с лишним годков его несколько разов уж видали — пять или шесть… Всегда на помощь роду своему приходит — детям, внукам да правнукам, не в каждый след показывается, да помогает исправно.
— Да, ладно! — Нежданка снова присела на лавку, потому как ноги в коленках внезапно подкосились.
— Вот, к примеру, Судак тонул на рыбалке весной, да клянется, что медведь его из ледяного водоворота не берег вынес, — начала вспоминать тетка Любава. — Или на Борейко пчелы злые в лесу напали, да медведь его как-то собой прикрыл. А Дергач один раз в такой ливень на княжеском тракте застрял, уж поздней осенью, холодно так, слякотно, колдобины размыло — не проехать. Чуть не окоченел там в телеге. Говорит, что Беляй ему подмогнул — вытащил колесо из ямы глубокой, и дальше уж до самого дома провожал — по сторонам дождь ледяной так и хлестал, а над телегой Дергача ни капельки не упало. Не знали уж мы верить или нет тем россказням… А вона и ты издалека как приехала, а тоже Беляя видала. Тогда уж правда все, поди?
— Точно видала, — Нежданка головой патлатой закивала. — Сознание я уж потом потеряла, а то все помню, как медведь меня головой толкал.
— Сильный у нас защитник, — улыбнулась Любава. — Говорят, за каждым человеком его Род стоит да помогать старается, да у нас уж особенно силен Беляй, коли с медведем побратался.
— Ага, — с восхищением согласилась Нежданка.
Глава 70. Ванька и чисто поле
На следующий день снова пришел Ванька, упросил ее на беседу выйти. Уж как хотела Нежданка с ним свидеться, о делах его расспросить, как жил он эти три года в бегах… Да, вот уж про свадьбу, избу под коньком и счастье, которого не случится, толковать боялась. Тяжело то очень.
Предала она его, да признаться невыносимо. Сейчас он просто ее не понимает, почему замуж не соглашается, а тогда уж возненавидит, поди.
Вышла под грушу на двор, думала, короткий разговор получится, сызнова «нет» свое жестокое скажет, да разойдутся.
А он ничего спрашивать не стал, молча за калитку повел. Показать чего хотел важное. Уж пошла что ли.
Привел Ванька Нежданку на пригорок. С одной стороны Медовары трубами печными небо коптят, а с другой стороны поле чистое раскинулось. Снег что ли ночью шел — уж такая белизна нетронутая до самого горизонта, что даже слепит.
— Видишь? — просто спросил.
Она только плечами пожала, до головной качнула. Видит, чего уж.
— Давай всегда только вперед вместе смотреть да назад не оборачиваться? — такое вот предложил.
Она изумилась, стояла молча, не знала, что ответить.
— Ни о чем тебя не спрошу, что прежде было, — с жаром в ухо ей прошептал. — А вперед вместе пойдем, все чужие следы позади оставим?
Да, разве ж можно так? Нежданка робко в глаза ему посмотрела.
— Чай, я тоже не кремень, — усмехнулся. — Всякое уж бывало. Только у нас с тобой вся жизнь впереди… Давай оставим рядом свои следы под этим небом?
Как чудно все… Что тут сказать? Да, как уж обняться с ним хочется, бороду морозну погладить. Не понимает она что такое на самом деле меж ними творится — дружба детская али любовь уже взрослая? Наверное, пока где-то посерединке.
Сколько уж времени ждать, когда понятно станет? Чай, нет его того времени, совсем немножко уж осталось. Вместе со снегами растают мечты пустые…
— Говорят, весной пожгут все степные полчища, — грустно сказала. — Коротка уж больна та цепочка следов наших рядом получится.
— Да, ты что?! — Ванька ее за плечи затормошил. — Мирну грамоту со степняками князь подписал! Не будет набегов да пожарищ, ничего не будет…Живи да радуйся!
Вона как… Сдержал свое слово Коркутхан, да головой своей за то заплатил, получается. Из-за нее что ли опять беда такая? Она его просила жизнью поклясться…
Может, и не бросал он Нежданку на погибель в лесной глуши, вперед просто поскакал, чтобы дела с отцом уладить? Да, почему ж не сказал ничего, не предупредил? Или все ж таки испугался, как она диким зверьем раскричалась, да бросил? Не узнать ей той правды его последней уже никогда. Будет думать, что не бросал, — так все же легче немного.
— Кричу я, знаешь? — прямо Ваньку спросила.
— Знаю, конечно, — он улыбнулся. — Да, и кричи на здоровье. У меня ухи большие — уж я послушаю. Чего тут такого страшного — что я сову в лесу не слыхал?
И от этой простоты его так весело сделалось, так радостно.
— Вань, ты не спрашивай меня ни об чем до лета, — сама уж попросила. — Столько разом всего навалилось — тяжело очень.
— До какого лета велишь ждать, до такого и буду, — он засмеялся. — Только не пропадай больше на три годка.
— И ты уж не пропадай, — она в ответ улыбнулась.
— Тетка Любава меня на пироги к вам вечером кликала, — вспомнил почему-то. — Уж приходить что ли?
— Да, приходи, конечно, вот чудной!
Глава 71. Снова в тереме беда
Три денька всего пожила Нежданка в Медоварах спокойно. Расплетала мысли свои да косы, заново все переплетала, новые узелки на патлах вязала, да новые истории в голове своей в одну путала — уж кажный вечер тем и занималась.
Столько всего ей открылось в последнее время, что трудно было враз все осознать.
На четвертый день явились малиновые, а с ними Прозор. Сыскали. Даже тут — за рекой, на краю княжества от них не схоронишься.
Ваньку не тронули, не узнали что ли с бородой?
А ее без разговоров в терем потягнули. Даже попрощаться ни с кем не успела. Ну, теперь уж точно мимо плахи не провезут. Такое уж никому два раза не прощается.
Прозор молча мерил шагами хоромы, — энто уже как водится. Князь Владивой сидел мрачный, сцепив руки в замок, да уперев взгляд в дубовую столешницу. Княгиня Рогнеда плакала, слезы белыми платочками утирала, — чай, не смогла для Славки пощады вымолить. Али от обиды плачет и предательства вероломного.
Нежданка сидела на резном стуле посреди горницы и переводила взгляд с князя на Прозора и обратно. Заглядывать в глаза княгине было совестно, просто невыносимо. Даже если ее еще не сыскали записку, что оставила в весенних платьях, убегая с Коркутом, все одно — простить тот побег подлый невозможно. А уж Олег с Игорем, поди, как наревелись… Нет, ни одна мать такого не простит, чтобы детушки малые страдали.
— Об том, что было, после с тобой потолкуем, — мрачно начал Прозор.
Неожиданный заход, конечно. Да, что уж у нее, Нежданки, теперь впереди? Плаха и палач — тоже так себе тема для разговора.
— Беда в терему большая, — снова самое сложное Прозору сказывать приходится.
Княгиня лишь зарыдала погромче, а князь уж к ней поближе подошел, рядом на лавку присел, да по спине гладит.
Ну, у Нежданки и своих бед, конечно, предостаточно — полна коробочка, как говорится. Да, что тут у них опять стряслося? Неужто с княжичами…?
Все внутри похолодело от такой страшной догадки, слезы сами из глаз потекли.
Прозор вспомнил, что ключница теперь по просьбе княгини повсюду ему платочки беленьки сувает- за широкими отворотами рукавов особенно уж много их скапливается. Начал он те платочки из рукавов доставать, как шуткари-морочники на ярмарке (лет через пятьсот их фокусниками кликать станут).
Достает, значит, платочки и Нежданке их один за другим подсовывает. А она глазы свои трет, да остановиться не может, слезы капают да капают. Энтак скоро она вся утекет, как та Снегурка, растаявши.
От сырости такой с двух сторон разговор уж совсем не клеится. Тишина повисла долгая, тянучая, как патока карамельная. Даже Прозор молчит, чтоб уж никто не услыхал, как голос его дрогнет, если снова что скажет.