И тут с улицы визги и писки ребячьи раздались. Нежданка на стуле своем подскочила, к окну бросилась. А там Олег с Игорем на горке катаются румяные — смеются да толкаются в игре, а дружинник молодой, еще безусый, ловит их, как скатятся, да вверх в небо подкидывает.
Живы! Уфф! Такой уж камень с души упал.
Враз Нежданка рыдать перестала, платочек подальше отложила, смотрит на Прозора вопросительно.
— Морица пропала, — наконец, он главное сказал. — Два дня уж как нет нигде, сыскать не можем.
Вот уж потеря — так потеря! Нежданка бы хмыкнула, не удержалась, коли бы княгиня рядом не сидела.
Ее саму, Нежданку, у тетки Любавы на краю земли нашли, а княжна у них закатилась куды, как горошка махонька, — совсем пропала?
— Я в Медоварах была, — на всякий случай всех предупредила.
Чтобы уж не думали, что и энта козня — ее рук дело. Ежели она один раз Морицу в амбаре заперла, это ж не значит, что теперь кажный раз с нее первый спрос за злыдню.
— Да, тебя никто не обвиняет, — махнул уж Прозор рукой.
Платочек беленький у него из рукава сам вылетел да на пол упал. В лебеденка, однако ж, не превратился. Гусенком толстым к двери побежал, Прозор уж отворил, чтоб под ногами не мешался, со своим «Га-га-га» в разговор не встревал.
Нежданка совсем растерялась. Коли не обвиняют ее, причем уж тогда она и княжна Морица? Снова взгляд с Прозора на князя переводит да обратно.
Как-то не подробно в энтот раз излагают, ничего пока не понять.
— Сыскать помоги, — Прозор попросил. — Не знаю, как ты это делаешь, но больше уж никто не сумеет. Что у девок в голове под кудрями — не дано мне постичь, а ты, мож, и разгадаешь.
Вона в чем признался.
Морицу искать?!! Ей, Нежданке?!! Какой странный день, однако…
— Славка, помоги, — взмолилась княгиня. — Дочь она мне…Так уж сердце за нее болит, да так уж мало я об ней знаю.
— Да, она мне тоже свои тайны не сказывала, — хмуро бывшая нянька откликнулась.
— И, кому песни слагала, не ведаешь? — строго Прозор спросил.
Девка только башкой лохматой помотала.
— Знаю, что к кому-то на свиданки в амбар бегала, — Нежданка уж честно ответила. — А к кому, мне уж и без разницы. То лучше у чернавок спросить, особенно у тех, кого она обижала. Девки промеж собой завсегда шепчутся, жалуются друг дружке, да предупреждают…
— Ну, вот — перва толкова мысль ужо появилась, — похвалил ее Прозор. — Так потихоньку и размотаем энтот клубочек.
— Спасибо тебе, — выдохнула княгиня.
Да за что?! Вроде ничем пока не помогла, а про чернавок — очевидна зацепка. Неужто сидят, два дня ревут, а никто у чернавок не спрашивал? Совсем что ли за людей их считать перестали, с мебелью дубовой равняют?
— Может, ты сама с девками потолкуешь? — Прозор уж дальше свою линию гнет. — Побаиваются они меня, кажется… А тебе вдруг и расскажут что важное.
«Побаиваются»? Серьезно? Он так это называет? Побаиваются они мышек в амбаре. А Прозора все боятся до ужаса, до дрожи в коленках, до обмороков.
— Ну, ладно, могу потолковать, — хмуро Нежданка откликнулась. — Да, они меня, чай, тоже за подругу не признают.
— Все ж тебе больше скажут, чем мне, — как-то уж слишком бодро он заключил. — Пойдем, начнем уж разбираться, и так много времени потеряно.
Для княгини напоказ старается — то понятно, надежду в нее вселяет. Да испортить все легко любым неверным шажочком.
Прозор уж к двери подошел, Нежданка не двинулась с места — морщит лоб, патлы на палец накручивает — думает, что на самом деле поможет.
— Сухотке они все расскажут, коли знают, — наконец, поняла. — Она баба мудрая, да не болтливая, со всех сторон к ней доверие.
Прозор башку свою поворотил да прищурился. А ведь права девка!
Сухотка еще пеленки за Морицей стирала, помнит ее малой, доброй некапризной девочкой, сама там ревет сидит в своей каморе, княжну жалеет. Чай, уж согласится помочь, потолкует с чернавками с глазу на глаз.
Через три часа переговорив с двумя десятками чернавок, Сухотка уж кое-что выяснила.
Кислица, что раньше Зимаве прислуживала, вспомнила да рассказала, что перед тем, как исчезнуть, Морица обрядилась в платье простое городское да куды ходила ненАдолго. А еще про привороты любовные княжна спрашивала, — мол, правда ли, что черным колдовством мужика навечно привязать к себе можно, так, чтобы на других баб и вовсе не смотрел.
Вот энтого еще только не хватало. Приворот!
Вспомнила Нежданка глаза Власа пустые, папкин потусторонний взор блуждающий, — как сквозь толщу воды болотной тятенька родимый на жизнь смотрел да безвольным вовсе сделался.
Да, чтобы Морица-мокрица с ведьмой бессовестной за вязанку белок так же парня какого пригожего сгубили?
Нет, не бывать этому!
Уж она, Нежданка, постарается.
— Коли поможешь княжну сыскать, простится тебе все, — серьезно Прозор объявил. — Указ княжий о свистульках отменить можем.
— Да, я и за просто так помогу ради княгини, — Нежданка откликнулась. — Коли сумею, конечно, — уж добавила.
Потом подумала и рискнула спросить:
— А Ваньке простится?
Прозор рукой только махнул:
— Энтого я давно простил. И так помиловать его хотел, подержали бы ночь в амбаре для острастки, да по утру и выгнали бы взашей.
Нежданка от удивления чуть не присела прямо там, где стояла. Больше спрашивать не стала ничего.
— Можно на платье то поглядеть, в котором Морица куды ходила? — уж новая мысля в голове у нее затрепыхалась.
— Да, пойдем вместе и посмотрим, — Прозор откликнулся. — Чего ж нельзя-то?
Достала им Кислица платье серенько из цельного рядка похожих одеж. Обычна вроде рубаха верхняя зимняя.
Длинное платье — до пят Морице, поди, — нарочно уж такое княжна выбрала, чтоб сапожки свои сафьяновые, золотом шитые, прикрыть. Не пойдет же Морица в валенках соромиться. Она в них и ходить-то не умеет, ни разочку не надевала.
Пятна какие-то махоньки бурые по самому нижнему краю Нежданка углядела. Отогнула подол, а там ягоды давлены — клюква да брусника.
— На болота что ль ходила за ягодой? — малиновый с длинной рожей дурь свою уж всем показал.
— Зима на дворе! Кто по ягоду пойдет? — напомнила Нежданка. — Где Град, и где те болота клюквенны? Быстро бы не обернулась. Да и листочков вовсе нет, одни ягодки. А листочки, даже сухоньки, прошлогодние, они завсегда пристают, коли через заросли ягодны пройти.
— Что ж все энто значит? — Прозор нахмурился.
— На ярмарке она что ли была, где ягодой торгуют, — Нежданка предположила. — Ну, или уж в амбаре али в подполе, где клюкву да бруснику хранят. Чиста ягода, перебратая, без единого листика.
— Ну, башка лохматая… — Прозор в затылке почесал. — Ведьма ты что ли? — уж сам не знает зачем спросил.
— Ни разу не ведьма, — Нежданка отмахнулась. — Устала уж оправдываться. Любят у нас напраслину возводить.
— Извиняй, — Прозор поклонился.
Не в шутку, взаправду у няньки прощения попросил.
— Ладно, на ярмарку я побегла, — Нежданка уж решила. — Вы тут свои склады ягодны покамест обсмотрите, мож, сыщите чего.
Прозор велел ключницу на двор звать, чтоб по амбарам с ней пойти.
— Монетку каку мелку дайте, — вспомнила Нежданка. — Чай, за новости на ярмарке платить придется.
Отсыпала ключница девке монет и бусин в бархатный мешочек, да и собралась Нежданка за новостями в торговые ряды.
— Малиновых ко мне не приставляйте, умоляю, всех баб языкатых на ярмарке распугают — ничего не дознаемся, — уж предупредила. — Не сбегу в энтот раз, слово честно даю.
Глава 72. Семки, ленты да клюква
У входа на ярмарку семки продавали.
Почитай, двадцать мешков с товаром в рядок выставили. Пошла Нежданка торговаться, семки пробует, с тетками за жизнь болтает, с кем и познакомилась. Всех прошла, уж сообразила, кто помочь в ее деле может.
— Бабка Груня, отсыпь мне большой кулек, — улыбнулась Нежданка да монетку блестящу краешком кажет, чтоб другие не заметили, завидки не взяли. — А на сдачу посоветуй к кому по делу одному обратиться.
— Слухаю, — уж девке Груня шепчет да кулек семок тянет.
— Кто с приворотом помочь может? — шепотом в самое ухо бабки спросила Неждана.
— За клюквой лучше к Додоле пойтить, — громко Груня на тот вопрос отвечает, чтоб товарки чего не заподозрили.
— Благодарствую, — Нежданка поклонилась.
Семки взяла, из кулька берестяного лузгает неспешно. Да в сторону ягодных рядов и двинула, не торопясь.
А торговки у нее за спиной заспорили яростно, чья клюква на рынке получше будет. Лишь бы уж не разодралися, скандалы ни к чему сейчас.
Нужные ряды издали видать — снег под прилавками алеет от давленых ягод, что из кузовков скатываются.
Какая ж из них Додола? Нежданка пока как бы мимо идет и приглядывается. Не на ягоду в кузовках пялится, а в рожи под платками и шапками всматривается пытливо.
Энта слишком молода, энта дурочка какая-то болтливая, тот и вовсе мужик с бородой… Все равно еще много баб с виду подходящих, а ошибиться уж никак нельзя. Прямо спросишь — обмануть могут, знает уже Нежданка энти ярмарочные кренделя. Чтоб чужого покупателя себе зацепить, кем хошь назовутся.
Мальчонку-коробейника перед клюквенными рядами споймала, ленту золотую в товарах его выбирает.
— Меня к Додоле за клюквой послали, — пареньку сказывает. — Боюсь, что обманут злые тетки меня, дуру доверчиву. Коли Додолу покажешь, две ленты у тебя куплю.
Мальчонка носом шмыгнул да говорит:
— Четвертая с того краю, в зеленом платке. Чего ж не показать-то?
Купила Нежданка ленты, как обещалась, и громко так говорит:
— Сдачи не надь, себе леденцов купи, у меня хозяйка — девка богатая, денег не жалееть, чтоб жениху понравиться.
Энто чтоб в лучшем свете себя перед Додолой выставить, Нежданка расстаралась.
Пусть уж знает, что денежки водятся, — богата у нее хозяйка, да в мужике каком заинтересована шибко.