бросая в лицо морозную снежную пыль.
– О господи! Не останавливайся! – задыхаясь, потребовала Китти.
Кен покачал головой, мгновенно вообразив, как эти же самые слова она шепчет ему, лежа на спине, обнаженная, придавленная его телом, пылающая от страсти.
Впрочем, он позаботился о том, чтобы такого не случилось. Не зря всю неделю он старательно избегал оставаться с ней наедине.
И все же не удержался.
Пригласил ее покататься.
Одну.
И вот теперь она лианой обвивалась вокруг него, прерывисто дыша ему в ухо и шепча: «Не останавливайся». Стоило ли удивляться, что он мог думать лишь о том, что у нее под одеждой. Прибавив газу, Кен понесся в сторону заснеженного ущелья, направляясь к крутому склону, который, как он рассчитывал, заставит Китти кричать еще громче.
Определенно, он был не просто придурком, а настоящим извращенцем.
– Я не боюсь!
Кен знал, что она выкрикнула эти слова, обращаясь к себе самой. В ее голосе слышалась такая искренняя радость, что Кен продолжал мчаться вперед, давая ей сполна насладиться скоростью и обжигающим ветром.
Судя по восторженному воплю Китти, гонка ей нравилась, и Кен неожиданно поймал себя на том, что улыбается. Широко, во весь рот.
Когда его начал преследовать страх? Черт побери, еще год назад Кен вовсе не знал, что такое боязнь, но после падения… Впрочем, кого он обманывал? Он даже не пытался бороться. Кен не помнил, когда в последний раз веселился, радовался, испытывал приятное волнение. Все последние дни езда на снегоходе была для него лишь способом передвижения, когда дороги позволяли, когда требовалось быстро добраться из одного места в другое или когда кто-то нуждался в помощи.
Но на этот раз позади него сидела смеющаяся, счастливая Китти, и это все меняло. Кен улыбался, хохотал и вдруг осознал, что в этой женщине есть нечто особенное. Неожиданное, непостижимое.
Отогнав от себя эту мысль, Кен прибавил скорость и понесся дальше, закладывая крутые виражи, так что Китти обняла его еще крепче, обвив ногами его ноги. Он старался изо всех сил, чтобы поездка стала для нее незабываемым приключением.
Но с ним случилась странная штука. Вышло все наоборот: это Китти подарила ему незабываемую прогулку. Кен колесил по ущельям и склонам куда дольше, чем собирался, остро ощущая тепло ее тела, прикосновение рук, обнимавших его. Наконец он остановился на вершине Вдовьей горы, чтобы дать Китти полюбоваться лежавшей внизу долиной.
Покрытые снегом горы казались обманчиво ласковыми. Но всякий, кто жил на этих изрезанных склонах, знал правду: за кажущейся мягкостью пейзажей скрывалась холодная суровость.
Нужно обладать изрядной твердостью и силой, чтобы жить здесь. Ему следовало это знать. Он вырос всего в нескольких милях отсюда в доме грубого, вечно пьяного отца, который плевать на него хотел. Кен не винил эту суровую землю в своих бедах.
На самом деле он любил ее.
Ведь именно здесь с доской под ногами он чувствовал себя властелином мира. Здесь он открыл в себе единственный талант, принесший ему известность и признание. Да, он любил эту землю. Она спасла его жалкую жизнь.
Китти восхищенно вздохнула, глядя вниз.
– Какая красота. Чья это земля?
– Когда-то она принадлежала одному из моих предков. Его звали Диким Уайлдером. Он приходился мне прапрапрадедом. – Кен пожал плечами. – Если верить преданиям, он пристрелил больше человек, чем сам Джесси Джеймс[8]. А поскольку яблоко от яблони недалеко падает, большинство его потомков оказались не лучше и окончили свои дни за решеткой или нарвались на пулю.
– Неплохое наследство.
– Ти Джей, Стоун и я выросли дикими, вполне оправдав свою фамилию[9]. И успешно продолжаем в том же духе.
– Однако ты не за решеткой и не в могиле.
– У меня были все шансы, можешь мне поверить.
Китти, вытянув шею, заглянула ему в лицо.
– Ты говоришь о своем падении?
– Ну да.
– Оно изменило твою жизнь. – Слова Китти прозвучали как утверждение, но Кен угадал в них и скрытый вопрос. В ее внимательном взгляде ясно читалось, как важен для нее ответ.
Он мог бы отделаться шуткой, подходящая фраза вертелась у него на языке, но выражение лица Китти остановило его.
– Оно изменило все.
– То есть дало тебе возможность построить жизнь иначе?
– То есть поставило меня перед фактом, что моя жизнь кончена.
Китти чуть отодвинулась, словно разочаровалась в нем и не желала больше к нему прикасаться. Обычно Кена не волновало, что думают о нем другие, но сейчас ему было далеко не все равно.
– В этом и разница между нами, Китти. Я потерял то, ради чего жил, а ты нашла.
– Ты жил ради гонок?
Да, черт побери. Но слышать это от Китти было почему-то неприятно.
– Ну теперь все иначе.
– А ради чего ты живешь теперь?
Кен тяжело вздохнул. Ему не хотелось все портить и еще больше огорчать Китти, но солгать он не мог.
– Моя жизнь потеряла смысл.
Китти кивнула, тактично сделав вид, будто он не сказал ничего особенного. Но Кен чувствовал: это не так. Впервые он вдруг задумался, что же нужно, чтобы все изменилось.
Ответ пришел сам собой. Новая мечта. Но, к несчастью, что-то перегорело у него внутри. Осталась одна опустошенность. Он снова нажал на газ, и Китти, ахнув, крепко обхватила его за талию.
Кен повеселел. Вернулось ощущение легкости. Печаль, уныние, тоскливые воспоминания о прошлом развеялись, стерлись. Их вытеснило радостное чувство скорости. Ему нравилось мчаться по заснеженным склонам, слушая восхищенные возгласы и смех обнимающей его Китти. Сам того не желая, он улыбался, и когда снегоход остановился перед главным коттеджем, лицо его сияло улыбкой. Кен выключил двигатель, но Китти продолжала сидеть неподвижно, не размыкая рук.
Он понял, что мысли ее сейчас далеко, и каким-то особым чутьем угадал: такое с ней случается нечасто.
– Мы не перевернулись, – прошептала Китти ему на ухо.
Кен сомкнул отяжелевшие веки.
– Я бы ни за что такого не допустил.
– Знаю. Но страхи не всегда поддаются логике. Господи, Кен, это было прекрасно. Меня совершенно не тошнит. – Она вытянула шею и повертела головой. – Я зеленая?
Он посмотрел ей в глаза.
– Нет.
Китти улыбнулась, стянула шлем и поправила очки на переносице.
– Нет даже намека на приступ паники.
– Зато волосы у тебя стоят дыбом – так бывает, когда снимаешь шлем.
Засмеявшись, она положила ладонь Кену на плечо.
– Меня ждет работа, но спасибо тебе. Серьезно, я получила огромное удовольствие.
– Мы всего лишь прокатились.
Китти не спешила отвести взгляд, и Кен невольно задумался, что она увидела.
– Для меня это больше, чем просто прогулка. – Наклонившись, она поцеловала его в щеку. – Спасибо… – Китти слегка отстранилась, а потом легко коснулась губами его губ.
Нежно, мимолетно.
– Огромное спасибо, – шепнула она, и Кен почувствовал, что его захлестывает волна какого-то непонятного, незнакомого чувства, а голова наполняется туманом.
– Мне действительно это было нужно. Я говорю о поездке, – уточнила Китти. – Не о поцелуе. – Она улыбнулась.
Эта девушка обладала удивительной способностью угадывать суть, скрытую под слоями шелухи. Она смотрела на Кена так, будто не придавала значения ни его прошлому, ни будущему, которого, возможно, у него и не было. Будто для нее существовало лишь настоящее, лишь этот краткий миг. И больше ничего. Ощущение показалось Кену… потрясающим. Ему захотелось испытать его снова. С ней.
Без сожалений…
– Златовласка?
– Да?
– Я тоже должен поблагодарить тебя.
– Ты? За что?
Обхватив Китти за талию, он усадил ее к себе на колени… и поцеловал.
Отнюдь не нежно.
Кен жадно впился в ее губы, чувствуя, что теряет голову, растворяется в ощущении сладости, мягкости и упругости, в горячей влаге, в касаниях языка. Он не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни испытывал такое.
И, черт побери, вряд ли кому-нибудь другому на земле довелось это испытать.
Кен сказал себе, что у него давно не было женщины, и в этом все дело, но сомнение заставило его замереть. Открыв глаза, он посмотрел на Китти, потом нежно погладил ее щеки кончиками пальцев. У нее вырвался тихий хрипловатый вздох.
Кен знал, что это значит. Мощным рывком сдвинув все мысленные заслоны в самый дальний уголок мозга, он притянул Китти к себе и снова поцеловал. Он почти ожидал, что она попросит его остановиться, ведь тот первый легкий поцелуй в губы означал лишь быстрое прощание, последнее спасибо, но ее пальцы пробежали по его груди к плечам, на мгновение зарылись в волосы и снова коснулись груди, будто и Китти терзала та же жажда, что и его.
Потом ее руки вдруг скользнули вниз, к его животу.
«Ну же, детка, не останавливайся. Можешь делать все, что тебе вздумается…»
Но на этот раз поцелуй прервала она и, отстранившись, прерывисто дыша, подняла взгляд на Кена. Ее влажные губы дрожали, глаза казались огромными, в пол-лица.
Неподвижно глядя на нее, Кен вдруг осознал, что запустил пальцы в ее кудри, а другой ладонью обхватил теплую полную грудь.
– Я немного увлеклась со своим «спасибо», – прошептала Китти и вздрогнула, когда палец Кена нежно очертил ее отвердевший сосок. Заметив, что держится обеими руками за пояс его джинсов, она поспешно отдернула руки, но опустила глаза на внушительный бугор в районе молнии. – Ох!
Да уж. Ох! Он отвел руки куда медленнее, чем она, задержал дыхание и осторожно выдохнул, пытаясь унять бешеный стук сердца, потому что не у одной Китти кружилась голова.
– Наверное, это меня занесло. Я должен извиниться?
– Нет. – Она поднесла к губам дрожащие пальцы. – Нет. А тебе… – Лицо ее слегка порозовело. – Прости. Мне нужно знать. – Кен невольно нахмурился, и Китти покраснела чуть гуще. – Просто я подумала, почувствовал ли ты то же, что и я. Знаешь, мне было по-настоящему здорово и… – Она беспомощно махнула рукой. – Я так давно не… Ну что ты скажешь?