В глазах у нее была такая грусть, что Роджер почувствовал огромное желание вытащить ее из машины и прижать к себе. От отчаянного усилия подавить это желание, голос у него сделался сиплым и ненатуральным.
— Если бы тебе действительно нужна была свобода, ты бы ее добилась.
— Не считаясь с чувствами других?
— Не разбив яиц, омлет не сделаешь.
— Я ненавижу омлет, — выкрикнула она, изо всей силы выжала сцепление, и машина рванула прочь.
В полном бессилии, что случалось с ним редко, Роджер побрел в спальню, единственное место, где его никто не потревожит. Каждая встреча с Дианой приносила ему все больше мучений, и он уже жалел о том дне, когда впервые поцеловал ее. Даже сейчас он не мог понять, что побудило его на это. Но когда он увидел, как она идет ему навстречу по тропинке в лесу, спокойная, стройная, как молодое нежное деревце, чувства, что она пробуждала в нем, еще когда он был подростком, захлестнули его с новой силой. Как она удивилась бы, узнав, что он давно страстно и безнадежно влюблен в нее, — еще с детства.
— А теперь не влюблен, — сердито бурчал он себе под нос, — есть дела поинтересней, чем тратить жизнь на женщину, которая до смерти боится признаться хотя бы в том, что я ей нравлюсь!
Решительно расправив плечи, словно готовясь к схватке, что немало порадовало бы его политического агента, он широким шагом прошел в кабинет. Ему надо сделать кое-какую работу, и в работе он найдет покой и умиротворение.
На следующее утро по дороге в деревню, Таня увидела Роджера, выходящего из дверей почты. Они не виделись с того вечера, когда она прибежала к нему сообщить, что ее секрет раскрыт. Таня хотела сделать вид, что не заметила его, но тут он сам ее увидел. Когда ее друг подошел ближе, она заметила его усталый вид: на лице появились морщины, в руках он нервно крутил какую-то бумажку.
— Давно не виделись, — сказал он.
— Я была страшно занята.
— Делала все, чтобы Адриан победил на выборах? — Она покраснела, и Роджер прикоснулся к ее руке. — Прости меня, Таня. Я не хотел тебя обидеть. Пойдем, выпьем где-нибудь кофе?
— Думаешь, ничего страшного не случится, если нас увидят вместе?
— А что такого? Друзья важнее политики!
Кивнув, она пошла за ним в кафе, где они бывали раньше, и, когда перед ними поставили обычное светло-серое пойло, которое здесь выдавали за кофе, она снова вопросительно посмотрела на него.
— Ты что-то не очень хорошо выглядишь, Роджер. Из-за Дианы?
— А причем тут она?
— Ты же ее любишь. Я…
— Да что ж это такое! — завопил он. — Ты хочешь меня с ума свести?
— Вы с Дианой сами этого хотите.
— Только не говори, что ты и ей внушаешь эти бредовые идеи! — Он был в ярости. — Слушай, Таня, черт побери, а может, тебе пора перестать совать нос в дела, которые тебя не касаются.
— Прекрасно. — Она смотрела на него широко распахнутыми, горячими, немигающими глазами. — Можешь продолжать притворяться, сколько угодно. И ты и Диана. Жизнь так коротка и бессмысленна, что вы можете делать это хоть всю жизнь.
— Перестань! — В его голосе чувствовалась искренняя боль. — Ты знаешь, что я в это не верю. Впрочем… — Он потряс головой. Что толку пытаться подавить свои чувства? Конечно, он любит Диану и будет любить ее, и только ее, до конца своих дней. — Ты права, — простонал он. — Но что толку? Мы с ней никогда не будем счастливы вместе.
Слезы блеснули в прекрасных глазах Тани.
— Ты должен попытаться. Диана тебя любит. Она мне, конечно, в этом ни за чтобы не призналась, но я же вижу, что это так.
— Ты ошибаешься. Диана вся в отца. Даже если бы она испытывала ко мне симпатию…
— Она любит тебя.
— Она гораздо больше любит своего отца.
— Да, наверное, его она любит не меньше, — согласилась Таня. — Но не больше, нет. Поэтому ты должен сам дать ей понять.
— Дать понять, что?
— Дать понять, что ты к ней чувствуешь.
— Она никогда не сделает ничего, что могло бы расстроить отца.
— Ты предлагал ей выйти за тебя замуж?
— Ты с ума сошла!
— Так как же, по-твоему, она может выйти из-под влияния отца? Или ты ждешь, чтобы она сама, первая, сделала тебе предложение руки и сердца?
— Конечно нет, я же не идиот, — обиженно пробурчал Роджер. — Ты прекрасно знаешь и я знаю, если Диана не восстанет против отца, у нас нет ни малейшего шанса обрести счастье.
— Но ты должен дать ей силы и волю, чтобы она могла вырваться из его власти, — резонно заметила Таня.
— Я не собираюсь делать первый шаг.
Таня всплеснула руками.
— Ты упрям, как осел! Ты должен сделать первый шаг, она должна сделать первый шаг, а в результате все стоят на месте! — Она наклонилась к нему поближе. — Если ты, хотя бы немного, ободришь Диану — просто скажешь, что думаешь о ней, я уверена, у нее хватит мужества на самый отчаянный поступок.
— Я не могу ей этого сказать, — заупрямился он. — А если ты ошибаешься… Нет, нет, об этом не может быть и речи. Да она просто рассмеется мне в лицо.
— Господи, что за глупый мальчишка, — вздохнула Таня с откровенной насмешкой, чего раньше себе не позволяла. — Я не знала, что ты такой трус.
Роджер покраснел до корней волос.
— Оставь меня, — коротко бросил он.
Таня кивнула:
— Да, и кофе я тоже, пожалуй, оставлю. Его невозможно пить, он такой слабый.
— Да, как и я.
Он бросил на стол несколько монет, и она вышла вслед за ним из кафе.
— Мы остались друзьями? — спросила она голосом, глухим от едва сдерживаемых слез.
Он, не задумываясь, обнял ее за плечи.
— Конечно, Таня, мы всегда останемся друзьями. Всегда.
Глава 12
— Диана, ты где?
Голос лорда Бидделла гулко разнесся по длинному коридору, и огромные рога убитого им оленя покачнулись на стене от звука его голоса.
Диана повернулась от входной двери.
— Я здесь. В чем дело, отец?
— Иди в библиотеку. Мне надо с тобой поговорить.
— Я ухожу. Это не может подождать?
— Нет, не может! Сейчас же иди сюда!
Пожав плечами, она повиновалась. Войдя в библиотеку, Диана увидела, что он сидит за своим массивным дубовым столом, с сигарой во рту, и его красное лицо застыло в таком самодовольном выражении, словно ничто в мире не могло поколебать его уверенности.
— Я слышал, ты часто стала бывать у этого босяка Пултона, — прогремел он. — Это правда?
— Нет, неправда.
— Кое-кто видел, как ты выходила из их дома.
— Да, я заходила к нему. Но это не значит, что я часто там бываю.
— Ну, не важно, но я этого не потерплю. Ты меня слышишь?
— Конечно, как я могу тебя не слышать, если ты так орешь.
Отец удивился:
— Что с тобой, моя девочка? В последнее время ты очень изменилась.
— Наверное, я выросла.
— Выросла! Что за ерунда! Ты давно уже выросла!
— Странно, что ты это заметил.
— Не умничай, — сердито оборвал он. — Если я… — Он замолчал, потому что вошла экономка, неся в руках большой букет роз на длинных стеблях и целую охапку фиалок. — Какого черта? Что это такое вы притащили? — рявкнул хозяин дома.
— Это для мисс Дианы, сэр.
Удивленная не меньше чем отец, Диана взяла цветы и вынула из конверта, приколотого к букету, карточку.
«Не будь подобна фиалке, что расцветает в тени, — прочла она, — но будь подобна розе, что раскрывает лепестки навстречу солнцу». Под этими словами была выведена подпись Роджера, и щеки ее запылали яркой краской, когда она двинулась к двери.
— От кого цветы? — крикнул вдогонку отец.
— От Роджера Пултона.
— Какого черта он позволяет себе посылать тебе цветы?
— А почему бы нет? Он мой друг.
— Ты с ним не виделась уже несколько лет, — рявкнул лорд Бидделл. — Это все иностранка внушила, что он твой друг, — жена Адриана. Я всегда считал, что из этой его женитьбы ничего хорошего не получится.
— А почему нам с Роджером нельзя дружить? — взорвалась Диана. — Я знаю его уже много лет, и он исключительно умен.
— Согласен, он умен. Я слышал пару его предвыборных выступлений, он умеет донести до слушателя свою точку зрения — пусть даже она ошибочна. Но ум еще не все, дорогая моя, и ты должна перестать с ним встречаться.
— Я с ним не встречаюсь.
— Ты ходила к нему домой.
— Потому что мне… — Но Диана ни за что не рассказала бы отцу истинную причину своего визита к Пултону, и ей пришлось солгать. — Я часто бывала там ребенком, и я… я захотела его увидеть.
— Зачем? Ты уже не ребенок. Ты взрослая женщина и должна вести себя подобающим образом.
— Да, если бы еще ты обращался со мной как со взрослой! К несчастью, ты привык обращаться со мной как с ребенком, вечно говоришь, что делать, что надеть, с кем встречаться. — Слова утонули в рыданиях. — Даже за кого выходить замуж.
— Да, все так неудачно получилось, — гаркнул ее отец. — Что-то мне показалось, что Адриан влюбился в эту свою бывшую жену.
— И правильно сделал. Было бы ужасно, если бы он ее просто выгнал.
— Я вижу, ты совсем потеряла рассудок! — проворчал отец.
— Почему? Потому что не желаю выходить за Адриана?
— Из-за этого Пултона? — прогремел отец. — Только не говори, что ты влюбилась в этого босяка!
— Да, именно так! — Диана так разозлилась, что уже не контролировала себя. — И прекрати называть его босяком! Я люблю его, слышишь? Я люблю его!
Последовало долгое молчание, и трудно было понять, кто из них больше потрясен: Диана или отец. Но лорд Бидделл первым пришел в себя, и, когда он заговорил, его голос был почти нежным.
— Ты понимаешь, что говоришь, Диана?
— Я… да… нет. Нет, я поняла это, только когда это вылетело, — прошептала она. — А до этого… я даже не отдавала себе отчета.
— Но это же чушь! Не может быть! — Лорд Бидделл откинулся назад в кресле и постарался принять добродушный вид. — Деточка моя, ты просто переутомилась. Это все предвыборная кампания, она тебя совершенно вымотала. Естественно, у тебя тоже есть гордость, и ты не хочешь признать, что тебе обидно, что ты ревнуешь.