Я подписываю плакат небрежными каракулями и возвращаю ему.
— Тогда подстриги свои гребаные волосы.
— Окей. — Брэндон кивает. — Окей, да. Я подстригусь.
— Хорошо. — Я снова оглядываю его с ног до головы. — Я раздобуду для тебя и твоих друзей билеты на несколько домашних игр. Может, ты придешь на тренировку, ничего не обещаю, но я спрошу.
Глаза Брэндона вылезают из орбит, как будто я только что вручил ему пару золотых борцовских ботинок.
— Срань господня, чувак, серьезно?
Он практически кричит.
— Не сходи с ума, успокойся. Это не большое дело.
Но я знаю, что для него это важно, благодаря Кайлу, я видел, что такое тяжелое детство. Как не хватает денег на десятидолларовый билет, чтобы прийти посмотреть любимый вид спорта.
Это дерьмово. Ребенок не должен отказывать себе в этом.
— Да, да, я успокаиваюсь!
— Успокойся, или я клянусь Богом…
Вайолет смеется, смеется, тихий смешок, начинающийся с ее плеч, прежде чем сорваться с мягких сливовых губ.
Я хмурюсь.
— Над чем ты смеешься?
— Ты пытаешься быть милым.
— Я не милый.
— Именно поэтому я и сказала пытаешься.
Уголки ее глаз прищуриваются, но поддразнивание не злое, вовсе нет. Она действительно наслаждается собой, наслаждается стебом между нами.
Затем, на заднем плане, я слышу начало настройки группы.
— Ну, Брэндон, это было круто, но я и моя спутница собираемся найти наши места.
— Вот дерьмо! — парень в восторге. — Прости! Я забыл, что вы здесь не ради меня.
Я бросаю ему знак мира (приветственный жест двумя поднятыми пальцами в виде буквы V, рука ладонью вперед), беру Вайолет за локоть и веду в столовую.
— Увидимся позже, Брэндон.
— Это было очень мило с твоей стороны, — говорит она, когда я отпускаю ее руку, тепло ее обнаженной кожи все еще согревает мою ладонь.
— Неважно.
— Нет, важно. Его лицо вспыхнуло, как проклятая Рождественская елка, когда ты сказал, что попытаешься достать ему билеты на матч команды.
— Проклятая Рождественская елка? Как выглядит проклятая Рождественская елка? – дразню я.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Она бьет меня по бицепсу, ее рука лежит там. Ладонь на моем предплечье. Я смотрю на ее руку, длинные тонкие пальцы касаются моей руки, пока она говорит.
Тонкое золотое кольцо обвивает ее указательный палец, и я некоторое время смотрю на него.
— Наверное, он сейчас переписывается со всеми своими друзьями. Ты действительно можешь достать билеты? Бьюсь об заклад, что это сделает его год.
Еще один взгляд на руку, которую она забыла убрать, ее легкое, как перышко, прикосновение делает что-то очень странное с моими внутренностями, вещи, которые не имеют ничего общего с сексом.
Я почти накрываю ее руку своей. Почти.
Вместо этого я непроизвольно напрягаю бицепс.
Черт, ее рука слетает с моего рукава, и место прикосновения мгновенно становится холодным.
— Да, это не должно быть проблемой. Я спрошу тренера сегодня за ужином. Если нет, я просто ку…
Я захлопываю рот.
— Купишь их? — заканчивает она за меня.
Мои губы сжимаются в тонкую прямую линию.
Она в замешательстве наклоняет ко мне голову.
— Ты ведь сделаешь это, если тренер не сможет достать ему билеты? Ты купишь их?
Я поднимаю руку и развязываю галстук.
— Как я уже сказал, ничего страшного. — Мои ноздри нетерпеливо раздуваются, разговор окончен. — Они стоят десять баксов.
Ее глаза — эти чертовы невинные глаза — делают эту странную поднятую к верху штуку, ее ресницы, черные как смоль на фоне белоснежной кожи, трепещут и задевают веки.
Они выглядят огромными.
Они выглядят эйфорически. Как будто мои великодушные поступки — это ее наркотик, как будто добрые слова способны поднять ей настроение.
Губы Вайолет дергаются, в уголке ее рта появляется крошечная ямочка, когда они произносят слова:
— Ладно. Окей.
— Не делай из этого больше, чем есть, — невозмутимо говорю я.
— Я ничего не делаю, — лжет она.
— Да, делаешь. Не романтизируй меня как человека, которому не все равно. Потому что это не так.
— Я знаю, что не так.
Я искоса смотрю на нее, пока мы пробираемся сквозь толпу между банкетными столами, моя рука нащупывает ее поясницу, когда я веду ее вперед.
Мой взгляд опускается к ее упругой попке.
— Да, черт возьми, — возражаю я, задерживая пальцы на бархатистой ткани ее платья. — Нет ничего благородного в том, что я покупаю билеты какому-то странному ребенку, чтобы посмотреть несколько матчей по борьбе.
— Поняла. Не нужно меня убеждать. — Вайолет встряхивает волосами, и они водопадом падают ей на спину.
— Я не собираюсь с тобой спорить, — настаиваю я.
— Я не спорю. — Ее тихий смех плывет ко мне, веселый, как будто она не боится вывести меня из себя, продолжая не соглашаться.
Почему я не могу оставить эту тему?
— Ты ведешь себя неразумно.
Мы подходим к столу, и прежде чем она успевает сделать это сама, я нахожу для нее стул и выдвигаю его. Она нежно смотрит на меня из-под ресниц.
— Спасибо тебе.
— Не за что, — ворчу я.
Вайолет
Я, наконец, начинаю понимать, что им движет.
Зик Дэниелс — загадка, сложный, с острыми краями и сострадательным внутренним миром, который он так хорошо скрывает, что никто не поверил бы в его существование, если бы не видел его сам.
Ну, теперь я вижу. Я наблюдаю за ним за столом, слушаю, как он неохотно просит своего тренера по борьбе об одолжении – не потому, что хочет, а потому, что обещал Брэндону попробовать.
И он это делает, он действительно идет до конца.
— Я ничего ему не гарантировал, — говорит он. — Но, если бы мне удалось раздобыть несколько — для него и... э-э... его друзей. Это было бы хорошо, — его запинающиеся заявления забавляют его тренера, если судить по его ухмылке.
Он наслаждается дискомфортом Зика.
— Согласен, было бы неплохо получить им билеты. В какой школе он учится?
Зик неловко ерзает на стуле.
— Э-э, я не спрашивал.
Тренер откидывается на спинку кресла, скрещивает руки на груди и оценивает Зика. Я замечаю, что он часто так делает — наблюдает и вычисляет, прежде чем отвечать на что-либо.
В тренере нет ничего импульсивного.
Оба мужчины постоянно возятся с их галстуками. С тех пор как мы сели, Зик трижды ослаблял хватку. Его тренер? Дважды.
— Хм, — говорит мужчина, почесывая щетину на подбородке. — Было бы неплохо узнать название его школы, мы могли бы пригласить всю команду на встречу.
— П-почему бы не узнать? — Перебиваю я с заиканием.
Дерьмо!
— Брэндон в-вон там. Почему бы тебе просто не вернуться и не спросить его, где он учится?
Парень буквально в пятидесяти футах от нас, наблюдает за нашим столом, как ястреб. Как будто Зик и тренер — полубоги. В его кругу, вероятно, так и есть.
— Просто иди и сделай это, — шепчу я, нетерпеливо шипя сквозь зубы.
Зик смотрит на меня.
Практически рычит мое имя:
— Вайолет.
Очевидно, он не хочет вставать со стула, он ненавидит любые разговоры. Ненавидит разговаривать с людьми.
Краем глаза я вижу, как тренер наблюдает за нами, переводя взгляд с Зика на меня и обратно по мере развития нашей псевдо-борьбы за власть.
Зик настороженно смотрит на меня. Я вижу, что внутри него идет борьба, он не хочет сдаваться, но, черт возьми, должен вернуться к Брэндону и узнать, где он учится.
— Тьфу, — громко бормочет он, отталкиваясь от стола и отодвигая стул. — Господи!
Он задвигает его обратно, прежде чем направиться к гардеробу на другой стороне комнаты, и я наблюдаю, как он зигзагами пробирается сквозь толпу, пока не исчезает, возвращаясь ко входу в зал.
Я тихонько улыбаюсь сама себе, глядя себе на колени и не осмеливаясь поднять взглял.
Никто не сказал ни слова.
Я поднимаю голову, высматривая в толпе Зика.
— И так, Вайолет. — Тренер ловит мой взгляд, делает большой глоток воды из стакана, его жена Линда тепло улыбается через стол. Блондинка, загорелая и моложе, чем я ожидала, она была очень добра с тех пор, как мы сели. — Это было интересно.
Мои светлые брови приподнимаются, но я не доверяю себе заговорить без заикания.Да? Мои брови говорят за меня.
— Он упрямый сукин сын. — Еще глоток воды. — Я удивлен, что он предложил этому парню билеты.
Я киваю.
— Я и сама удивилась. — Заправляю прядь волос за ухо. – Он, хм, не хотел приходить один сегодня вечером.
Не знаю, зачем я говорю это этим людям.
Тренер заливается смехом.
— Он вообще не хотел сюда приходить. — Он изучает меня, как весь вечер изучал своего борца, долго, упорно и критически, глаза сверкают так же сильно, как у Зика. — Сомневаюсь, что он пригласил тебя только для того, чтобы не приходить одному. Я сильно в этом сомневаюсь.
Линда толкает его локтем в ребра.
Он пользуется этой возможностью, поджимает губы, наклоняется вперед и кладет руки на белую льняную скатерть.
— Он сложный.
Я киваю. Да, он такой.
— Но я подозреваю, что и вы тоже.
Я киваю. Да, я такая.
Тренер медленно кивает, глядя мне за спину.
Зик вернулся к столу, его массивная фигура выдергивает стул и плюхается на свое место, несколько раз меняя позу, чтобы устроиться поудобнее.
— Школа Кеннеди Уильямса, — неохотно отвечает он. — Он младший. В команде восемь детей, а денег ни на что не хватает. — Он, ворча, скрещивает руки на груди. Вечно ворчит. — Мы должны провести этот сбор средств для его команды, а не для…
Он останавливает себя.
— Что вы хотели сказать, мистер Дэниелс? — спрашивает его тренер. — Сначала ты хочешь дать парню бесплатные билеты на одну из наших встреч, а теперь хочешь собрать для него деньги? Боже, Боже, сердце кровью обливается, да?