Его рот тянется к моей нижней губе, нежно посасывая, прежде чем я открываю рот, его язык, наконец, наконец, слава богу, касается моего, почти робко. Достаточно, чтобы мои нервы задрожали по всему телу.
Мы стоим вот так, целуемся на холодном крыльце, пока мой рот не распухает, пока он не отходит, оставляя мое тело замерзать от потери его тепла, глядя на меня в свете фонаря на крыльце.
Ведет себя как джентльмен.
— Спокойной Ночи, Вайолет. — Он сглатывает.
Мне приходится заставлять себя говорить.
— Спокойной ночи.
Не буду лгать, я разочарована, когда он отступает, пятится с крыльца и идет через мою лужайку, проводя рукой по волосам. Рывком открывает дверь со стороны водителя с ворчанием. Заводит мотор, выезжает с подъездной дорожки на улицу.
Я бы хотела, чтобы он остался со мной.
Вместо этого я стою здесь одна, наблюдая, как его грузовик замедляет ход и съезжает на обочину. Переключается на аварийку и ... сидит там, на холостом ходу.
Очень странно.
Как ни странно, он ничего не делает, только сидит в большом черном грузовике, а я наблюдаю за ним, сложив руки на груди, чтобы защититься от холода, и с каждым вздохом изо рта поднимается густой пар.
В кармане моей толстой зимней куртки звонит телефон.
Я лезу в карман. Снимаю блокировку.
Зик:Эй.
Я смотрю в ночь. Его ярко-красные задние фары все еще зловеще светятся в конце моей улицы.
Вайолет:Эй
Зик:Как дела?
Я смеюсь: что он делает?
Вайолет:Хорошо? У тебя?
Зик:Думаю, я просто хотел проверить, все ли с тобой в порядке после сегодняшнего вечера. Потому что так поступают друзья, верно?
Я не могу перестать улыбаться и прикусываю нижнюю губу.
Вайолет:Это именно то, что делают друзья. Спасибо.
Зик:Эй, Ви?
Вайолет:Да?
Зик:Звучит жутковато, но я сижу в конце твоей улицы, как чертов сталкер... если я вернусь и заберу тебя, каковы шансы, что ты поедешь ко мне?
Я смотрю на эту строчку, перечитываю ее дважды, пальцы парят над клавиатурой моего сотового. Каковы шансы, что ты поедешь ко мне?
Пойду ли я к нему?
Да!
Я хочу большего, чем просто попробовать его губы.
Я хочу чувствовать тепло его тела на своем. Почувствовать его внутри себя. Узнать, каково его тело без рубашки, штанов и одежды.
Зик: Вайолет? Ты еще здесь?
Вайолет: Да.
Я делаю глубокий вдох, от волнения мой желудок скручивается в узел, и набираю ответ.
Вайолет:Да. Если ты вернешься и заберешь меня, я поеду к тебе.
Зик закрывает за собой входную дверь, и внезапно мы остаемся одни в его доме. Стоя в дверях, он засовывает руки в карманы куртки, неловко переминаясь с ноги на ногу на каблуках черных ботинок. Убирает руки. Стряхивает с себя куртку и вешает её на крючок, прежде чем протянуть руку, чтобы помочь мне с моей.
Вместе мы спускаем ее с моих плеч, и он берет её. Вешает её. Мы оба смотрим на наши куртки, висящие бок о бок.
Это странное ощущение. Новое чувство, которого я никогда раньше не испытывала: предвкушение теплится в животе, заставляя летать бабочек. Трепетание.
Я боюсь, что меня стошнит на кожаные ботинки, которые он пытается развязать.
Мои колени дрожат. Слабеют. Я едва могу сосредоточиться, наклоняясь, чтобы расстегнуть красивые маленькие полусапожки, которые я одолжила у Уинни, и снять их с ног. Голые ноги. Слишком открыты для его блуждающих, выразительных, серых глаз.
Я знаю, почему я согласился приехать сюда.
Он мне нравится. Я, наверное, уже наполовину влюблена в него. Влюблена. Очарована его кривыми краями и неровными линиями. Как мы противоположны во всем, что имеет значение.
Я знаю, что это не причина, чтобы ложиться с кем-то в постель, но я упала в постель моего бывшего парня по меньшим причинам: одиночество. Из любопытства. Ради секса. Желая покончить со всей этой девственностью.
Возможно, я еще не совсем влюблена в Зика, но волнение есть, и этого достаточно.
Я не прошу об обязательствах, во всяком случае, пока.
Когда я смотрю на Зика, заполняющего дверной проем его странного студенческого дома, он огромен и занимает все пространство, все мои инстинкты говорят мне доверять себе в этом решении.
Довериться хоть раз своему сердцу, а не голове.
Поверить, что он принимает мои интересы близко к сердцу, даже если его слова не слишком красноречивы. Отнюдь нет.
Он слишком много ругается.
Он не милый.
Он не сладкий.
Он не добрый.
Или щедрый на слова. Или привязанность.
Но на него можно положиться. Он надежный. И он был со мной сегодня вечером. Я знаю, что он присматривал за мной, иначе он бы не увидел, как тот парень загнал меня в темный угол бара.
И, слава Богу, за это.
Не знаю, что бы я сделала.
Может быть, кричал о кровавом убийстве? Кто-нибудь услышал бы меня из-за шума? Музыки? Толпы?
Уинни говорит, что Зик — это «проект», который, вероятно, займет больше работы, чем он стоит, без гарантии на результат. Дело в том, что я не могу обмануть свое сердце, думая, что он того не стоит, даже когда моя голова говорит мне, что это не так.
Я знаю, что Зик засранец.
Я знаю, что он грубый и неотёсанный.
Зик может быть и груб, но, по крайней мере, он честен, и следующее, что я помню, он берет меня за руку и идёт в глубь дома.
Я позволяю ему вести меня.
Я плыву по коридору в его спальню, мне легко, миллион забот спадает с моих плеч: неуверенность в себе; застенчивость; страх, что я ему не понравлюсь; отчаяние быть любимой, которое укоренилось в день смерти моих родителей и еще настигло меня, когда мои тетя и дядя переехали.
Страх, что я не сексуальна, потому что заикаюсь.
Зик Дэниелс не просто хочет секса – он хочет чего-то большего, я чувствую это сердцем. Он ищет что-то, то же, что и я.
Что-то постоянное.
Постоянное и стабильное, и никто не убедит меня в обратном.
— Вайолет, я не... я не хочу, чтобы ты думала, будто я имею хоть малейшее представление о том, что делаю. Потому что я не знаю. Я понятия не имею, какого черта я остановил машину посреди этой чертовой дороги, я просто... — он отпускает мою руку, закрывая дверь в свою спальню.
Проводит пальцами по черным волосам.
— Знаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
— Нет. — Я качаю головой. — Понятия не имею, что ты пытаешься мне сказать.
Зик отходит в дальний конец комнаты и расхаживает взад-вперед. Вперед. Назад. Вперед.
— Я знаю, что все испорчу к черту.
— Что ты собираешься испортить к черту?
Он смеется громким, рокочущим смехом.
— Мне становится не по себе, когда ты произносишь ругательства. Это звучит так странно.
Он останавливается и встает передо мной. Протягивает руку и берет мое лицо в ладони. Гладит большими пальцами мои скулы.
— Боже, ты чертовски очаровательна.
Мои ресницы трепещут.
— Спасибо.
— Ты прекрасна, Вайолет. Я думаю, что ты красивая. — Его голова опущена, наши губы в дюйме друг от друга. — Ты слишком мила для меня, ты ведь знаешь это? Я такой засранец.
— Я понимаю. — Мой шепот больше похож на вздох.
Его пристальный взгляд изучает меня несколько мгновений, теплые руки все еще ласкают мое лицо.
— Что мы делаем?
Я не могу ответить, он слишком мил. Так неожиданно нежен.
— Ты меня уважаешь? — Тихо спрашиваю я.
Он кивает, наши лбы соприкасаются.
— Больше, чем кто-либо другого.
Я ему верю.
— Мы друзья? — Спрашиваю я, поднимая руки, чтобы схватить его за запястья.
— Да. Ты одна из моих лучших друзей.
В это я тоже верю.
— Я?
— Да, — шепчет он, серьезным голосом. — Даже если я этого не заслуживаю, ты одна из лучших, Вайолет ДеЛюка, и я понятия не имею, что ты делаешь здесь, в этой комнате со мной.
Я сглатываю комок в горле, в носу покалывает от его слов. Его слова.
Его слова, какими бы простыми они ни были, прекрасны.
Из уголка моих глаз вырывается слеза, но он ловит ее большим пальцем.
— Не плачь, Пикс.
— Я-я ничего не могу поделать, ты такой милый. Это так странно.
— Ты же знаешь, что я не сказал бы тебе ничего из этого, если бы это не было правдой. — Его голос тоже срывается от эмоций, его губы касаются моих в шокирующем порыве жара. Его дыхание горячее. На вкус он как пиво и мятная жвачка. – Вайолет.
Руки Зика не отрываются от моего лица, пока я не отпускаю его запястья и не касаюсь его твердой груди. Его твердых грудных мышц. Провожу ладонями по рубашке, позволяя подушечкам пальцев запомнить линии.
Его тело такое сильное. Такое невероятно твердое, в превосходной физической форме.
Я расстегиваю верхнюю пуговицу его рубашки. Потом еще и еще, пока его губы не растягиваются в улыбке, а брови не ползут вверх.
— Ты меня раздеваешь?
— Да, я так думаю. Пожалуйста, перестань говорить, я не хочу потерять мужество.
— Да, мэм, – хихикает он.
Приближается для очередного поцелуя.
Язык.
Мои руки.
Его тело.
Я просто хочу потрогать его.
Видеть его.
Всего его.
С ненасытным любопытством я раздвигаю его рубашку и со стоном провожу руками по его теплой коже, это его стон или мой? У Зика волосы на груди. Черные и мягкие, я исследую их, нежно проводя пальцами по редким волосам.
Заканчиваю расстегивать рубашку. Широко распахиваю. Стягиваю с его широких плеч. Он пожимает плечами, наблюдая, как она приземляется на деревянный пол у наших ног.
Его горячий, светлый взгляд усиливает огонь внутри меня.
Я хочу видеть каждую его часть, поэтому разрываю наш поцелуй, делая короткую прогулку вокруг него, глаза поглощают вид его обнаженного торса. Пожирают его изящную ключицу. Его мускулистое тело.