Елена Фанайлова: Вернемся к нынешнему культу обиды, процветающему в социальных сетях, так называемой новой чувствительности. Я пыталась вспомнить периоды – классицизм, сентиментализм, когда обижались сколько угодно. Но кажется, что в эпоху романтизма не очень-то и обидишь героя: герой Байрона сам кого хочешь обидит. Зато тема обиды прекрасным образом обсуждается в образе маленького человека в русской литературе – Башмачкин, которого всякий может обидеть, гоголевские герои.
Аркадий Недель: Вся русская литература об обиде. Раскольников – человек, который обижен миром, обижен Богом, талантливый и умный, со своей точки зрения, заслуживающий большего, как он думает. Это опять же к вопросу об ожиданиях.
Елена Фанайлова: Исследования появились, что новая чувствительность в социальных сетях – новая-новая, то есть обиды, о которых принято было помалкивать, сейчас становятся достоянием социальных сетей.
Аркадий Недель: Наверное, тут надо идти дальше. У нас с развитием социальных сетей и прочего, со всеми этими новыми коммуникативными техниками появилась новая телесность.
Елена Фанайлова: Цифровой человек?
Аркадий Недель: Да, мы обрели цифровое тело, мы находимся в фейсбуке, в смс, в инстаграме. Сегодня 80 %, если не 90 % нашего телесного дружеского общения – цифровое общение. Приобретя цифровую телесность, мы не могли не приобрести цифровые обиды, цифровые эмоции, цифровые состояния. Мы тоже в каком-то смысле, как Иисус Христос, стали двутелесными. Мы телесны здесь, сидя в этой студии, но мы телесны по-цифровому и в наших фейсбуках, инстаграмах и прочем.
Елена Фанайлова: А почему обида там такая демонстративная?
Аркадий Недель: Потому что очень много недосказанности, это новый язык. Мы с вами сидим, разговариваем и видим друг друга, считываем эмоции, читаем жесты, лица друг друга, устанавливаем энергетическую связь. Когда ваш так называемый друг находится в США, в Тайланде или даже в Ростове-на-Дону, а вы в Москве, речь не может идти ни о какой телесной коммуникации. Но лакуны телесных энергий, возникающих в естественном общении, должны быть чем-то заполнены. Они заполняются новой семиотикой – смайликами, иконками, фотографиями, короткими фразами. И в таком новом, дискретно-цифровом, небрежном общении возникает огромное количество недосказанностей, отсюда и обиды.
Елена Фанайлова: А вынос обиды в социум, когда человек описывает свою обиду – и все начинают дружно ему сочувствовать?
Аркадий Недель: Когда я выношу свою обиду в социальную сеть, я хочу, чтобы все вокруг, все мои 500 друзей лайкнули это и посмотрели на меня в состоянии обиды. Конечно, это нарциссизм. Это может быть бессознательный нарциссизм, но мы живем в эпоху нарциссизма. Я не говорю о том, хорошо это или это плохо.
Елена Фанайлова: Может быть, антропос в принципе нарциссичен, мы же постоянно занимаемся самоописанием, самофиксацией, рисованием того, чем мы заняты, от натюрмортов до эротических сцен. Человек бесконечно хочет себя описать.
Аркадий Недель: Человек – это действительно интересная штука, до сих пор непонятная. Как в одном человеке уживается невероятная любовь к себе подобному, к мужчине, к женщине, к ребенку, к животным, и тот же самый человек может взять топор и расчленить любимое тело на куски и выкинуть в Неву. Я не сказал бы, что ХХ век был веком нарциссизма. ХХ век был веком энтузиазма и психоза.
Елена Фанайлова: Вернемся в зону политического и роли обид. Если смотреть на концепт обиды через времена, я вижу за восстаниями масс обиду, начиная с революций XVII века в Европе. Это обида беднейших на богатых и сильных.
Аркадий Недель: В каком-то смысле да. В качестве гипотезы можно предположить в революциях в Европе ту же природу, что и у дуэли. Это способ, кровавый, жестокий, радикальный, снять обиду, преодолеть ее, пережить до конца.
Елена Фанайлова: Каким образом обидчивость политиков влияла на ход истории? Самый близкий пример – практически все авторы, говорящие о Владимире Владимировиче Путине, отмечают обидчивость как одну из его черт.
Аркадий Недель: Я не назвал бы Владимира Путина обидчивым политиком. Его известное выступление в Мюнхене в 2007 году, где он как бы повернул политику России.
Елена Фанайлова:.в сторону возвращения к мировому господству, скажем условно. Это называется – злопамятный, но не обидчивый. Речь о стремлении, я не говорю о реальности, как Россия встает с колен – это другой вопрос.
Аркадий Недель: Можно, конечно, назвать это обидой, но с оговорками. Были ожидания, и я думаю, что до 2007 года он разделял иллюзии и хотел интегрировать Россию в мировую, западную политическую парадигму. Его иллюзии, надежды были разбиты, он не встретил того понимания, на которое он, видимо, рассчитывал, ожидаемого приема.
Елена Фанайлова: Но фраза «Европа от Лиссабона до Владивостока» родилась в начале нулевых в его диалогах со Шредером, французскими и итальянскими лидерами.
Аркадий Недель: Это не его концепт, это геополитические концепты, которым уже очень много лет. Произошедшее с Путиным в 2007-м – это комплекс состояния, возможно, обиды, непонимания и утерянных иллюзий.
Елена Фанайлова: Концепт обиды использовался в том, как воспринимали русские восточной Украины отказ в праве использовать русский язык как политический. Другая вещь, связанная с цифровыми, технологическими интсрументами, – как люди ссорились по скайпу по этому политическому вопросу, как обижались друг на друга на годы. Вот еще пример обидчивого политика – Хрущев.
Аркадий Недель: Чтобы быть обидчивым политиком, нужно быть эмоциональным человеком. Хрущев был человеком очень эмоциональным и не скрывал свою эмоциональность. Он был по-ренессансному эмоционален. Путин тоже эмоциональный человек, только его эмоции проявляются иначе. Другое дело, что мудрый политик обиду скрывает, хотя политик все равно остается человеком.
Елена Фанайлова: И что же делать с обидой? Мудро возноситься над ней, не замечать ее, или пытаться поговорить об этой обиде с человеком, который является ее причиной, вне зависимости от того, сознательно он обидел тебя, или не хотел этого делать? Есть ли культурный рецепт обращения с обидой, интеллектуальный, рациональный или эмоциональный?
Аркадий Недель: Одного рецепта, как и одной обиды, не бывает. Жить дальше и бороться, всегда бороться. Бороться с собой, как с человеком, которого обидели, и жить дальше, стараясь не обижать других.
Елена Фанайлова: Обида – это то, что замораживает, сковывает, запирает течение жизни, мешает человеку быть свободным, мешает жить. Это огромный комплекс чувств, представлений или эмоциональных баз, с которыми приходится сталкиваться и что-то с этим делать. Как мы выяснили, обида играет большую роль и в политике. Обида масс, не только обида конкретных людей – это одна из причин, которая двигает историю, которая вообще-то является способом коммуникации. Обида – это и способ говорить друг с другом, способ узнавать друг друга и узнавать мир, очень человеческая вещь, но очень неприятная для человека. Понять, что она такое – это значит во многом ее обезвредить.
Политический анекдот в России
Всемирная история анекдота с древнейших времен до наших дней. Происхождение русского анекдота в индустриальном обществе. Политические анекдоты времен революции и гражданской войны. Существуют ли анекдоты о Сталине?
Как появились Чапаев и Петька? Много ли было великодержавного шовинизма в анекдотах о «нерусских» народах Советского Союза? «Встречаются американец, русский, англичанин и француз»: национальные стереотипы и политическое соперничество в анекдоте.
Какие качества советского интеллигента воплощают анекдоты по мотивам телесериала «Семнадцать мгновений весны»? Брежнев и Путин как герои политического анекдота: почувствуйте разницу.
Обсуждают: Михаил Алексеевский, антрополог; Аркадий Недель, философ; Андрей Коняев, издатель, научный журналист, основатель сообществ «Лентач» и «Образовач»; Дмитрий Вернер, астрофизик, создатель сайта anekdot.ru; Михаил Мельниченко, историк, создатель указателя анекдотов.
Елена Фанайлова: Было бы довольно неправильно начинать разговор об анекдоте, о политическом анекдоте, о современном анекдоте и его трансформациях без примеров. Расскажите ваш любимый анекдот.
Михаил Алексеевский: Я расскажу, может быть, не самый любимый, а один из последних анекдотов, который мне очень понравился, про космодром Восточный. “Россия – это первая в мире страна, которая смогла построить такой космодром, где посадки начались раньше, чем старты”.
Елена Фанайлова: Это даже не смешно, а довольно точная историческая фиксация. Грустная история.
Аркадий Недель: Брежнев, Никсон и Миттеран поговорили на переговорах и пошли в курительную комнату. Никсон достает свой портсигар, и на нем написано: «Дорогому Ричарду от избирателей» – все очень красиво. Миттеран достает свой портсигар, там написано: «Дорогому Франсуа от любящей жены» – замечательно, красиво, все в восторге. Брежнев достает свой портсигар, а там написано: «Дорогому Пушкину от Вяземского». Это эпоха.
Елена Фанайлова: Когда анекдот как жанр появляется? Мне кажется, что это городская культура, когда формируются первые представления о демократии, о том, как обсуждается жизнь города и появляются политические лидеры, если мы говорим о политическом анекдоте.
Михаил Алексеевский: В истории анекдота термины вводят в заблуждение. Слово «анекдот» до начала ХХ века значило совсем не то, что мы привыкли понимать сейчас, а именно – занятная история, имеющая при этом часто реальный характер.
Аркадий Недель: Во Франции анекдот сейчас – забавная личная история, которая случилась со мной или которую я знаю, это не шутка.
Михаил Алексеевский: