Елена Фанайлова: Да ничего подобного, Аркадий. Новая феминистская порнография существует, и Северная Европа здесь впереди планеты всей: шведские режиссеры-женщины делают это кино, там есть о чем подумать. Они показывают не порнографию удовольствия, а порнографию повседневности, это, скорее, антропология жизни людей, и как секс встроен в нее.
Аркадий Недель: Это социальная критика, здесь скандинавы здорово преуспели, потому что очень долго молчали. В ХХ веке, особенно после войны, скандинавская литература была маргинальной по отношению к французской, английской, тем более американской, и вдруг они заговорили о себе.
Елена Фанайлова: Напомню, что в 1969 году Норвегия и Дания – это первые страны, которые легализуют порнографию, порнобизнес. И советский мем про «шведскую семью» немного неточный, потому что не шведы, а Скандинавия в целом были пионерами сексуальной революции. Более того, консервативные американцы, когда производили первые фильмы, связанные с оценками порнографического материала, ссылались на шведский или датский опыт.
Аркадий Недель: Классический век порнографии в американском кино начался с «Глубокой глотки» (1972). Пару лет назад вышел фильм об этом фильме, где играет звезда «Голодных игр». Фильм любопытный, там масса психологических находок, важная проблематика. Порнография – очень интересный феномен, если мы возьмем историю Европы даже последних 250 лет, Французскую революцию, всплеск порнографических анонимных текстов после нее.
Елена Фанайлова: Я бы тут вспомнила о мощнейшей фигуре маркиза де Сада.
Аркадий Недель: Я настаиваю на том, и я много об этом писал, что маркиз де Сад – это не порнография. Это глубокий политический трактат. Это метафоры, это самая радикальная политическая критика XVIII века.
Елена Фанайлова: Вы хотите сказать, что он выступает не хуже Свифта, который путем серьезной аллегории высмеивает современный мир?
Аркадий Недель: Де Сад – это ответ Декарту. Если Декарт – это все про сознание и про ум, то де Сад отвечает ему при помощи телесных практик: трахаюсь – значит, существую. Причем трахаюсь без телесных границ.
Елена Фанайлова: Это история о власти, безусловно, он показывает ее на самых разных уровнях.
Аркадий Недель: Там возникает огромное количество анонимных трактатов. Например, «Школа для девочек», «Академия женщин» – до сих пор не установлены авторы этих текстов. В этих романах о воспитании по-французски описываются приключения молоденьких девочек, как правило, невинных, бедных. Героиня знакомится с известной мадам, или старшая сестра вовлекает ее во все порнографические приключения. Во всех этих текстах прослеживается психологическая трансформация героини, что очень интересно. В Англии такая же история в известном романе «Фанни Хилл». Там есть мощнейшая критика викторианской Англии и ее клише, табу, ненависти к телу. Авторы этих текстов – революционеры, подарившие Европе язык, способный описать новую чувственность. Именно с помощью этого языка люди, женщины в первую очередь, могли говорить о себе.
Елена Фанайлова: Видимо, и Дидро в «Монахине», и Шодерло де Лакло в «Опасных связях» были вполне в курсе этого почтенного жанра. Конструкция похожа: молодая девица попадает в руки старших, происходят ее инициация и трансформация. Другое дело, что в «Опасных связях» вообще много смыслов. Кстати, некоторые современные феминистки берут маркизу де Мертей на щит, считают, что это одна из первых женщин, которая спорила с мужчинами с позиций феминизма, свободы воли.
Аркадий Недель: Да, и спорила именно как женщина, языком женской чувственности. Это было революцией. «Философия в будуаре» того же да Сада – это же чистый роман воспитания. Если отслеживать истоки современной порнографии, то она не о сексе как таковом, а о возможности говорить и испытывать ощущения, очень долгое время находившиеся под запретом.
Елена Фанайлова: Классические определения говорят, что есть порнография как литература, у нее есть свои черты, и есть порно как изображение. То и другое для человека, который знает историю искусства, связано с тиражной графикой. Это прежде всего конец XIX века, всплеск тиражной графики, газетопечатания, инструменты индустриального общества. Вероятно, это еще и особенности формирования жизни в больших городах, которые предполагают новое эротическое поведение, по версии Бодлера. Порнография может быть сравнима и с политической карикатурой, и с любыми другими видами тиражности, потому что она подразумевает картинку, гравюру, фотокарточку. Я уже не говорю о развитии кинематографа. Сначала это были робкие попытки, которые можно назвать мягкой эротикой, если говорить про эпоху Люмьеров.
Аркадий Недель: Я не считаю, что текст может быть порнографическим, потому что его читаю я, читает кто-то еще, миллионы читателей, и каждый воспринимает это по-разному. Текст ничего не показывает, текст заставляет вас воображать. С изображениями сложнее: да, можно сказать, что существуют порнографические изображения, но где начинается порнография? Во Франции было огромное число литографий, графики, где, например, изображался оральный секс. Являются ли эти изображения порнографией? Я не уверен.
Елена Фанайлова: Существует большая изобразительная традиция эротического. То, что мы назвали бы современной порнографией, есть и во французской живописи эпохи романтизма. В начале ХХ века нет ни одной крупной фигуры, которая не оставила бы эротические почеркушки, графику.
Аркадий Недель: Если XVIII век был веком рационального, научного, сухого мышления, то XIX век, конечно, в этом смысле сильно отличается от него. Психотип XIX века поворачивается к чувственности.
Елена Фанайлова: И это при огромном числе табу в социальной жизни.
Аркадий Недель: Порнография – это контркультура в XIX веке. Если официальная культура – это романы про невинность или про семейную трагедию, то порнография контркультурна еще и потому, потому что она антитрагедийна. Интересны итальянские порнографические фильмы 70-х годов, вполне талантливые режиссеры этим занимались. В то же самое время, кстати, наступает расцвет итальянского детектива эпохи джалло. Во многих этих фильмах была попытка сделать из порнографии драматургию, получался комический эффект. Это очень интересно, и я думал, почему. С одной стороны, четко прописывается драматургический конфликт, а с другой стороны, порнографические действия, а на выходе – комический эффект.
Елена Фанайлова: Наверное, трагедия или драма развиваются не в постели?
Аркадий Недель: Они могут развиваться и в постели.
Елена Фанайлова: Но тогда не будет классики порнографии. Мы же знаем, что классическая мужская “белая” порнография начинается возбуждением и заканчивается оргазмом мужчины. Против этого феминистки и протестовали. С этим работает феминистское порнографическое кино, серьезный бизнес с новыми номинациями, фильмами, кинофестивалями. Мы должны показать, как женское тело чувствует себя, говорят женщины, феминистки, порнорежиссеры и порноактрисы.
Аркадий Недель: В итальянских фильмах золотой эпохи порнографического кино женщины вполне себе испытывают оргазм наравне с мужчинами, и он эпический, растянут на десять минут, это показывают очень долго.
Цитата:
«Порнография является важнейшей проблемой, потому что порнография говорит, что женщины хотят, чтобы им причиняли боль, принуждали и насиловали их; порнография говорит, что женщины хотят быть изнасилованными, избитыми, похищенными, искалеченными; порнография говорит, что женщины хотят, чтобы их унижали, позорили, оскорбляли; порнография говорит, что женщины говорят “нет”, но имеют в виду “да” – “да” насилию, “да” боли.
Порнография говорит, что женщина – это вещь; порнография говорит, что использование женщины как вещи позволяет реализовать ее эротические потребности; порнография говорит, что женщины – это вещи, предназначенные для использования мужчинами.
В порнографии женщин используют как неодушевленные предметы; в порнографии против женщин используют силу; в порнографии используют женщин».
Андреа Дворкин, из статьи “Почему вопрос порнографии важен для феминисток ”.
Елена Фанайлова: Это не единственная претензия феминистского мира, феминистской критики к порнопродукции. Вернемся к «Глубокой глотке». Линда Лавлейс – женщина, ставшая с момента выхода этого фильма на какое-то время образом нового свободного секса. Сюжет почти забавный – женщина-домохозяйка открывает невероятные возможности своей глубокой глотки. Развитие карьеры порноактрисы происходит под давлением мужа, который заставляет ее оставаться в этом бизнесе, что и является предметом дискуссии в обществе. Не то, что она порноактриса, а то, что за ней стоит мужчина, который совершенно патриархальным образом загоняет ее в эти рамки. Это стало началом дискуссии с участием известной американской радикальной феминистки, интеллектуалки Андреа Дворкин. Она лицо радикального феминистского крыла, которое так и называется – антипорнографический феминизм. Она упрекала общество в том, что порноиндустрия в нынешнем ее виде, на конец 70-х, не служит свободе людей, а наоборот, воспроизводит ситуацию патриархального контроля, гендерного насилия, когда женщина воспринимается как объект. Тело женщины при помощи монтажа расчленяется. Момент насилия для критиков этого направления – самый главный, они стараются показать, как просмотр порнофильмов входит в обиход людей, которые замешаны в сексуальном насилии, являются сексуальными преступниками. У этой критики есть и иррациональная сторона.
Аркадий Недель: Эта актриса потом ездила чуть ли не по всем штатам Америки, выступала с лекциями и рассказывала, как достичь такой глубокой глотки, и сотни тысяч домохозяек писали ей письма, приходили на ее лекции учиться, она стала гуру, коучем. Очевидно, что был мощный социальный запрос на подобного человека. Это эпоха еще не задушенной свободы.