Елена Фанайлова: Давайте в режиме года размышлять. Прошлый март, когда над миром опускается занавес карантина.
Аркадий Недель: Железный занавес ковида. Политики прекрасно понимают: вот в определенной степени политическое спасение. Это библейское по своим масштабам «наказание», это то, что охватывает весь мир. Ковид удивительным образом заменил собой большую идеологию, которая по идее должна захватывать мир, будь то коммунизм или либерализм, или что-то в этом роде. Ковид сам стал идеологией, удивительным образом, мгновенно, и политики хорошо сообразили: вирус инструментализирован для того, чтобы стать идеологией. Это не просто болезнь, не просто пандемия – это вселенский враг, с которым, разумеется, должна быть вселенская библейская по масштабам борьба, как с мировым злом. Очень удачный был его приход, если верить, что он действительно возник каким-то образом случайно, и это нерукотворная, не спрограммированная штука. Его невероятная мегапопулярность и мгновенная идеологизация объясняется тем, что он занял место отсутствующей большой идеологии. Он – враг. Теперь нужны силы добра, которые будут с ним бороться. Какие это могут быть силы добра? Мы же понимаем, что только либеральные. Больше некому бороться с библейским врагом. Кто может бороться? Только Америка.
Елена Фанайлова: Почему не медицина, почему не доктора первые приходят на ум, не медсестры и прочие медработники?
Аркадий Недель: Они опаздывают. Возможно, в этом есть большая доля правды, медицина была не готова. Это новый вирус, которого не ожидали, не ожидали такую скорость его распространения, и он все-таки новый.
Елена Фанайлова: Не ожидали того, что называется «высокая патогенность», того, как он поражал людей. Год назад, если сравнивать с тем, что происходит сейчас, мы заметим разницу. Кошмарные кадры из Ломбардии обошли тогда весь мир. И это напугало людей чрезвычайно.
Аркадий Недель: Все, что происходило в Ломбардии – так и было. Итальянские коллеги, с которыми я переписывался, благодарили Россию за помощь (потом сказали, что это ради рекламы, ради хайпа). Но мои респонденты в Италии отнюдь не большие сторонники российской власти, не журналисты или репортеры. Они писали, что это было здорово. Европа, Италия, была не готова, многие были не готовы, Америка была не готова. Вся медицина.
Елена Фанайлова: Не менее кошмарные кадры были из Америки.
Аркадий Недель: Потом демократы использовали это, чтобы обвинить Трампа в бездействии, в плохой подготовленности, хотя он вел себя не хуже, а может быть, и лучше многих руководителей.
Елена Фанайлова: Ему не могли забыть первой реакции, когда он сказал, что вирус ерунда, но потом изменил свое мнение.
Аркадий Недель: А Борис Джонсон, который сказал, что ничего страшного, ну умрет миллион, два, три, пять, но зато привыкнем и будем жить дальше? Сам одним из первых заболел. Роль политика в чем? Успокоить нацию – ребята, все нормально. Пара старушек умерла, какие-то дедули – это бывает, но на самом деле все нормально. Это первая реакция, потому что политик боится бунтов, хаоса, народных волнений. Приход ковида в Европу показал абсолютную фикцию Евросоюза. Евросоюз, который замечательно показывает принципы нового политического устройства без границ, общей валюты и прочее, дружба, все друг друга любят. Италия буквально умирала, задыхалась от отсутствия медикаментов, масок, и ни одна европейская страна ей не помогла. Это показывает, что Евросоюз – фикция, это когда все замечательно в режиме “люди, загорающие на пляже, и пьющие кока-колу”. Когда погода меняется, каждый разбегается по своим углам.
Елена Фанайлова: Более того, норовит отнять одеяло у соседа, таких примеров было множество. Я была бы рада с вами не согласиться, Аркадий. Я люблю идею Евросоюза, мне понятно, откуда она берется: люди стремятся к единению. Но выяснилось в течение года, что это больше не работает: каждая страна предпочитает национальную квартиру, решая проблемы внутри. Это выглядит, как настоящая война.
Аркадий Недель: Причем мгновенная. Наплевали друг на друга, на Италию, которая была в самом уязвимом положении. Почему – другой вопрос. Это показывает то, что это идея, которая не работает. Ковид – это еще не самое страшное, что могло бы быть.
Елена Фанайлова: Вы проводите аналогии с чумой: хочется посмотреть на старые эпидемии, вы несколько из них рассматриваете в своей книге. Как говорил один хороший терапевт в нашем эфире: ковид – это не чума. Чума бешено заразна. По ковиду нет таких данных. Чума – смертельное заболевание. Ковид – весьма вариабельная патология. Но страх, который вызвало присутствие вируса (или его пиар), сравним со средневековыми переживаниями.
Аркадий Недель: Это, подчеркиваю, политический страх, идеологический, политизированный страх, культурный.
Елена Фанайлова: Этот страх основан на человеческой биологии, это страх смерти. В своем исследовании вы об этом говорите. Пиар этого вируса был чудовищен, не реальные его качества, а пиар. Это вызывало у людей психические аномалии.
Аркадий Недель: Отсюда название моей книги: «Панмедиа».
Елена Фанайлова: У людей были неврозы, доходящие до навязчивых состояний в эпоху первого карантина.
Аркадий Недель: В книжке я пишу, что это такой а-ля 1937 год в том плане, что страх охватил всех и каждого. Я стою в очереди, за мной может быть больной ковидом, и он думает, что я могу быть больным ковидом и, соответственно, распространять его, и другой, третий.
Елена Фанайлова: Тотальная подозрительность.
Аркадий Недель: Мы все попали под подозрение. Для людей, которые хотели бы переструктурировать мировое сообщество, лучшего подарка было просто не найти. Клаус Шваб, автор идеи «четвертой индустриальной революции», открыто пишет, что ковид – это та форточка, то окно возможностей, которое нам, власть имущим, политикам, финансистам и прочим (он говорит от их лица), нужно использовать для переструктурирования мирового сообщества. Взять под контроль все, что можно взять под контроль.
Елена Фанайлова: Что поражает: это происходит во всех странах. В своей книге вы прохаживаетесь по Америке, по России, по Китаю. Вы отдаете должное каждой из этих систем, но критика достается всем. Жесточайшие условия карантина были в Латинской Америке. Каждый политик решил, что надо действовать путем жесткого контроля и управления, а не путем солидарности, взаимных связей, других решений.
Аркадий Недель: Они не доверяют другим решениям. Ковид вскрыл в каком-то смысле истинную антропологию политики: что они думают на самом деле. Риторика про демократию, про открытое общество Европы, все замечательно, чудесно – это на уровне политического блефа. А по сути, они прекрасно понимают, что жесткий контроль над максимальным количеством сообществ людей – это то, что они должны делать, то, что сможет удержать их у власти. Это удивительная политизация, инструментализация ковида для решения своих проблем в эпоху отсутствия или краха больших идеологий. Удивительно, насколько он упал на нас в нужное время. Что происходит во Франции: детей от 6 лет в школах заставляют носить маски. Ребенок от 6 до 17 лет 7–8 часов должен проводить в маске, разрешают только во время обеда снять маску. В перерыве между принятием первого и второго он должен снова надеть маску. Это абсурд, уже специалисты высказались, что это опасно для дыхания детей. Но властям плевать. Сейчас пытается кто-то протестовать, доказывать и привлекать экспертов, что нельзя так делать, это принесет гораздо больше вреда. Но закон есть закон, и им плевать на детей. Это же не забота о здоровье, это о другом.
Елена Фанайлова: Это забота о контроле. Демонстрация власти и инструментализация власти.
Аркадий Недель: Будет так, как мы хотим. Никаких больше “жёлтых жилетов”, никаких выступлений, свобод. Ковид – это не болезнь. Ковид – это новый политический инструмент.
Елена Фанайлова: Вы вспомнили о “жёлтых жилетах”, а я о последних московских протестах, где вменялось задержанным распространение коронавирусной инфекции. Аркадий, вы превратились за время написания книги не в философа, а в полевого исследователя, антрополога, исследователя человеческого поведения. Что вас больше всего поразило в этой пестрой картине?
Аркадий Недель: Несколько вещей. В книге есть небольшая глава, которая называется «Культурный анус». Меня поразила пропажа туалетной бумаги в первые недели вируса, во всем мире. Я видел репортажи из супермаркетов Лос-Анджелеса, Сан-Франциско – нет туалетной бумаги! В России пропали туалетная бумага и гречка. Ну, гречка – понятно, масса карикатур была на эту тему. В Италии пропадали те же макароны и туалетная бумага. Она пропала на какой-то момент по всему миру. И я задался вопросом – почему это так важно? Гречневая каша, макароны, рис, картошка, консервы – это продукты выживания. Никто не хочет голодной смерти. Блокада – это уже культурный код нашей истории.
Елена Фанайлова: 90-е годы тоже на грани голода в провинции.
Аркадий Недель: 92-й – 93-й – реально была масса людей, которые голодали. И вот туалетная бумага. Ну, не так это жизненно важно, чтобы вы, простите, ходили с чистой попой. В конце концов, даже с грязной попой вы выживете в этом мире. Тем не менее, пропадает туалетная бумага. Я назвал эту главу в книжке «Культурный анус» и попытался ответить на вопрос – почему так произошло?
Елена Фанайлова: Почему?
Аркадий Недель: Как это ни странно может прозвучать. У нас есть два выхода в человеческом теле, два порта – рот и анус. Рот, или cavum oris – с его помощью мы потребляем пищу, воду, напитки, благодаря чему мы живы. На заре биологической истории, у ранних многоклеточных животных, возможно, не было рта и кишечника, и частицы пищи поглощались клетками с поверхности тела посредством эндоцитоза. Частички пищи помещались в вакуоли, в которые секретировались ферменты и таким образом происходило внутриклеточное пищеварение. Биологи считают, что пища могла всасываться в цитоплазму и затем диффундироваться в другие клетки. Эта форма пищеварения в настоящее время используется простейшими организмами, такими как амебы, парамеции или губки, которые лишены рта и забирают пищу в процессе эндоцитоза.