Нежелательный контент. Политическая власть в эпоху возникновения новой антропологии — страница 47 из 51

Напомню: в июне 1995 года Билл Клинтон подписал «Президентскую директиву 39»[47], касающуюся войны с терроризмом. То, что о ней известно из открытых источников, этот документ предполагает упреждающее (preemptive) использование военной силы в любой точке Земного шара, если она рассматривается как потенциальная угроза Америке. В 1997 году два политолога, Уильям Кристол и Роберт Каган, при поддержке тогдашнего заместителя министра обороны Пола Вулфовица (2001–2005), создали «Проект нового американского века» (PNAC) – богато финансируемую организацию, которая занималась пиаром безоговорочного американского глобального лидерства. «Что хорошо для Америки – хорошо для всего мира». Выводы, которые были сделаны с подачи Проекта администрацией Буша: увеличение денег на оборону и устранение любого потенциального конкурента. Построение Америки без границ, America Unbound[48] – так назвали свою книгу Иво Дэлдер и Джеймс Линдсей – было провозглашено фактически официальным курсом. В сентябре 2002 года, уже при Джордже Буше младшем, был опубликован другой документ: «Стратегия национальной безопасности США», где, в частности, говорится: «никакая доктрина не может предвидеть все обстоятельства, когда действия США, прямые или косвенные, оправданы. У нас есть известные политические, экономические и военные ресурсы, чтобы защитить наши глобальные интересы <…> Соединенные Штаты давно поддерживают вариант упреждающих действий для оценки достаточной угрозы нашей национальной безопасности»[49]. В 2006 году президент Буш, документом под названием «Национальная стратегия борьбы с терроризмом»[50], закрепил идею о том, что Америка находится в состоянии войны.

«Мюнхенская речь» Путина бросила вызов Америке без границ, и он, что важно, оказался тем самым «непредвиденным обстоятельством», о котором сказано в тексте «Стратегии национальной безопасности».

Парадоксально или нет, именно возвращение Крыма в состав России придало Москве статус метрополии, которым, например, с XVI по XIX век обладал Лондон (остров Великобритания), тем более после объединения в 1801 году Ирландии с Британским Королевством. Положение, в котором оказалась Украина после крымских событий, напоминает ситуацию, сложившуюся в первой трети XVII века – время жесткого противостояния между католиками и православными. Тогда польский король Сигизмунд Август и шляхта объединились перед угрозой потери церковью своих привилегий. Митрополит Иов Борецкий, рукоположенный константинопольским патриархом, просил обеспечить себе охрану из казаков. Как и сегодня, Турция тогда тоже оказалась затянутой в этом конфликте. В 1624 году, после очередного набега казацких отрядов на Босфор, откуда они вместе с татарами вытеснили ставленника турецкого султана, турки уничтожили казацкую флотилию, а Сигизмунд Август, воспользовавшись моментом, двинул армию на Украину. Вскоре Иов Борецкий обращается к царю Михаилу Романову с просьбой о защите православных.

Сейчас Украина оказалась зажата между двумя лагерями, но не религиозными, как в XVII веке, а политическими. В культурном плане (даже по Хантингтону) она безусловно принадлежит российской в широком смысле слова ойкумене, политически власти этой страны ее всячески уводят на Запад. Самому Евросоюзу, а тем более Америке, Украина не нужна ни в каком другом качестве, кроме как очередное «открытое государство» (terrae liberum, по аналогии с «открытым морем», на которое не распространяется власть прибрежных государств; похожая ситуация с Белоруссией)[51]. Ситуация вокруг Донбасса и непризнанных Луганской и Донецкой народных республиках (ЛНР и ДНР), недавние попытки президента Владимира Зеленского заручиться реальной (читай: военной) поддержкой Турции и Франции не дали никаких конкретных результатов. Ни одна из стран этой символической коалиции не предложила и вряд ли предложит Зеленскому помощь в предполагаемой войне с Донбассом. Реджеп Эрдоган занял единственно возможную для него позицию: выжидательную. На встрече с Зеленским президент Турции посоветовал ему решать конфликт мирным путем, и никаких беспилотников, на которые рассчитывал Киев, Зеленский не получил. Черное море, по мнению Эрдогана, должно оставаться вне зоны военных действий. Что и понятно: там построены газопроводы и идет активный поиск нефти. Как не выучившего урок ученика, Эрдоган отправил Зеленского зубрить «Минский формат», дав ему с собой в дорогу «леденец» – непризнание Крыма российской территорией.

По сути дела, Украина оказалась в одиночестве, одна из причин, как ни странно, – это приход в Белый дом Джо Байдена, который сейчас занят разборками с внутренними врагами и зачисткой трампистов на своей территории. Украина же Америку интересует лишь постольку, поскольку ее можно обменивать на выгодные Байдену позиции как в сражении со сторонниками Трампа внутри страны, так и в игре с Путиным, которую начал избранный американский президент, назвав своего российского коллегу «киллером».

В метаполитическом поле этот жест отсылает к Бушу и его войне против Саддама Хусейна. К слову, война в Ираке была одним из основных приоритетов тех людей, которые сформулировали концептуальный каркас бушевской администрации. Не исключено, что в какой-то момент Байден решил отнестись к России так, как Буш отнесся к Ираку (участие сенатора Байдена в иракской кампании хорошо известно).

После его слов предложение американского президента о встрече с Путиным выглядело как смена настроения героя в японском театре Но: внезапным, неоправданным, шизоидным. Если эта встреча произойдет, то она в самом лучшем случае должна напоминать встречу Брежнева и Никсона в 1973 году. Никсон был одним из самых ярых антикоммунистов, и он тоже отзывался о СССР крайне негативно, но их встреча тогда очень сильно разрядила обстановку. Однако при допустимых параллелях ситуация отличается тем, что Байден, в отличие от Никсона, совсем не самостоятельная фигура. Что плохо. Хорошо – что Путин, как и Брежнев в то время, готов к разговору несмотря на очевидную провокацию.

И все же: почему Байден позвонил Путину? На мой взгляд, существуют несколько причин этого звонка:

во-первых, США не нужен «крымский» Тайвань, а полностью исключать такую возможность сегодня нельзя. Не так давно Си Цзинь-пинь сказал, что «независимость Тайваня идет вразрез с течением истории и приведет в тупик»»[52]. Зная стиль руководителя Китая, к этим словам следует отнестись серьезно. Если Си попробует повторить с Тайванем ход Путина, США доктринально не смогут сохранить нейтралитет;

во-вторых, Байден должен продемонстрировать прежде всего трампистам, да и соратникам в своей стране, что он, в отличие от Дональда Трампа, сумеет укротить Кремль, а не попасть от него в зависимость.

в третьих, мало сомнений в том, что США, как и их европейские союзники, не впишутся за Украину. Поэтому, если их встреча состоится (или каким-то иным способом), Байден попытается взять у Путина гарантии того, что масштабной военной операции на Украине не будет – в обмен на «мягкие» санкции.

Как я уже неоднократно отмечал, в 2020 году мир вступил в транзитный период, который будет продолжаться до 2022 года включительно – период глобальной перегруппировки баланса сил. Сложность системы будет возрастать по мере противостояния между основными политическими моделями – неолиберальной и (условно) путинской.

Здесь нам важно иметь в виду следующее: в отличие от мира при Брежневе-Никсоне, когда речь главным образом шла о военной разрядке и сокращении определенных типов вооружений, сегодня борьба идет за будущую антропологию. Обе модели находятся в столкновении, но при этом в чем-то и дополняют друг друга – в данный момент. При возрастании сложности планетарной системы, победит та модель, которая в короткие сроки сможет предложить не только лучшие политические решения, но и новую глобальную культурную программу, антропологию.

В этой связи в качестве первого необходимого шага на пути к успеху России следует отказаться от режима оправдывания, в котором она пребывает как минимум с 1990-х годов. Важно как можно быстрее поменять этот крайне неэффективный элемент нашего культурного кода, мешающий продвижению России в политическом пространстве. Мы постоянно доказываем т. н. мировому сообществу то, что не являемся агрессором, не инициировали Вторую мировую войну, не ведем захватничекскую политику, не являемся угрозой соседям и т. п.

Сегодня необходим быстрый и радикальный отказ от этого языка. Следует выработать систему новых политических смыслов, основанных на концепции России как цивилизационной оси. Иными словами, не следует описывать США или европейские страны как политических «врагов», как это делается ими в отношении России, но вместо этого описать и заставить воспринимать нашу страну как культурного героя.

«Научная аристократия». Путь, на который заставляют вступить ученых в России, ведет к катастрофе

Мы – свидетели важного события: это не введение в России новой системы оценок нашей научной деятельности, нонсенса, которому всех хотят заставить подчиниться. Последняя – только следствие другого глобального феномена – возникновения класса «научной аристократии», в который войдут ряд университетов и научно-исследовательских центров США, Англии, Японии и, возможно, Европы. Число их по сравнению со всеми остальными учебными заведениями столь мало, что все, кто им не принадлежит, даже могут не заметить существование этого класса.

Конкретно, небольшое число ведущих университетов мира – ведущих в первую очередь по размеру их бюджетов, – где была придумана эта наукометрическая ахинея, изначально, подобно фейсбуку, для внутреннего пользования и оценки работ физиков и математиков – будут освобождены от применения этого изобретения для своих сотрудников. Все просто: наука и ее стратегии, и гуманитарная в том числе, а может и в первую очередь, определяется сегодня классом богатых аристократов. Правильно и «научно» так, как говорят они. Но оценивать их самих, задающих тон, никто не смеет. Мы же знаем с римских времен: Quod licet Jovi, non licet bovi («что дозволено Юпитеру, не дозволено быку»). Новый класс научных аристократов ст